Надежда сильнее страха

Раздаётся музыка и на сцену выходит трибут из Дистрикта-6. Кора сегодня выглядит удивительно хорошо: на ней короткое тёмно-серое платье с яркими фиолетовыми вставками. Кора увлечённо рассказывает о своих тренировках и брате, правда, к концу беседы она начинает хмуриться и заметно грустнеет. Это происходит из-за того, что Цезарь спрашивает её каково это участвовать в Играх вместе с братом. Но она тут же собирается и повеселевшим голосом продолжает разговор. Ларс же, по большей части, всячески рекламирует свою сестру. Не знаю, сам ли он до этого додумался или кто-то из менторов надоумил, но, чувствую, кому-то вечером достанется.

Затем его место занимает десятилетняя девочка из Седьмого, старающаяся вести себя как можно спокойнее: по её лицу видно, что она ужасно волнуется. Но ничего другого от малышей тут и не ожидают. Точно также ведёт себя и её соотечественник, по большей части не отвечавший на вопросы Цезаря, а рассматривающий пол в студии.

Наконец, выходит та самая девушка из Восьмого, удивившая всех своими баллами. «Гриджина Кроу!» — громко восклицает Цезарь, когда она приближается к креслам.

— Забавное имя, — произносит Рори, вглядываясь в экран. Я же ничего не отвечаю, лишь смотрю на незнакомку. Удивительно, но я, действительно, её почти ни разу не видела. Во всяком случае, не запоминала. Для меня она была каким-то тёмным пятном, блуждающим по расположенным вдали от меня секциям. У неё тёмно-каштановые волнистые волосы, убранные в хвост. Лицо не из тех, что так любят капитолийцы, но страшненькой её всё же назвать сложно. Глаза цвета ореха, бледная кожа и тонкие губы, пожалуй, именно это запоминается больше всего. Странно, чем же она покорила распорядителей? Дистрикт-8 известен неживучестью своих трибутов ни чуть не меньше, чем Двенадцатый, но совсем по другой причине. Они все живут в огромном городе и совершенно не знакомы с дикой природой. Вот она-то их и губит…

Удивительно, но Цезаря вопрос о баллах интересует ничуть не меньше, чем меня. Девушка, услышав его вопрос улыбается и лишь отвечает, что удивила их своими знаниями. Загадочная личность, ничего не скажешь.

Её соотечественник — светловолосый мальчик десяти лет — несколько смущённо общается с Цезарем. Он то и дело дергает свои рукава, и чуть ли не убегает раньше времени.

А вот и многострадальная Дери. К счастью, в этот раз её стилист всё же догадался нарядить её в длинное платье, чтобы не шокировать публику шрамами — ещё успеют налюбоваться на арене. Дери медленно подходит к ведущему и также неспешно присаживается, явно боясь повредить ногу. Цезарь тут же спрашивает у неё про её балл — не расстроилась ли она? — а та лишь отвечает, что особых способностей у неё никогда и не было, поэтому это не удивительно. Капитолиец пытается развеселить её, однако та по-прежнему сидит с хмурым лицом, и несколько сгорбившись. После неё на сцену буквально вылетает Остин. Говорит он обрывисто, иногда оглядывается по сторонам, точно спешит.

На трибутов Десятого и Одиннадцатого дистриктов, большинству которых по десять лет, я даже не хочу смотреть. Особенно на тех девочек. Слишком больно. Мне кажется, что Рори глядя на них опять видит на сцене Пози. Я узнаю этот взгляд. Именно так смотрит на меня Китнисс, когда вспоминает о Руте.

— Подходите к выходу, скоро ваша очередь, — говорит мне капитолиец, до этого сопровождавший всех трибутов. Я киваю головой и следую за ним, вглядываясь в темноту по сторонам. Эта часть коридора почти пронизана мраком и не только из соображений экономии. В ряд по обе стороны стоят миротворцы, «охраняющие наш покой». Я стараюсь не думать об этом. Нужно успокоиться. Глубоко выдохнуть. Наконец, по велению того же мужчины я останавливаюсь буквально в нескольких шагах от сцены. Если немножко подвинуться вперёд, то уже отсюда можно будет разглядеть разноцветную ряженную толпу и Цезаря, опрашивающего мальчика из Одиннадцатого дистрикта. Он пожимает малышу руку, и тот уходит в противоположную сторону сцены, где находится другой проход.

Раздаётся музыка. Здесь она куда громче, чем в том коридоре.

Нужно улыбаться.

Нужно ровно держать спину.

И при этом желательно не упасть, зацепившись за подол платья.

Только спокойствие.

— Примроуз Эвердин, Дистрикт-12!

И повинуясь звонкому голосу Цезаря, я иду на свет.

Прожекторы буквально ослепляют меня и, спасибо Цезарю, что подаёт мне руку, я хотя бы сажусь не мимо своего места. Спустя пару секунд освещение несколько меняется (свет теперь падает под другим углом), к счастью для моих глаз. Теперь я вижу яркие волосы ведущего и его приветливую улыбку. «Улыбайся!» — одёргиваю я себя. Надеюсь, вовремя.

— Что ж, Прим, вот кого я не ожидал когда-нибудь тут увидеть, так это тебя, — начинает он, одарив меня грустным взглядом. — Шесть лет назад ты чуть ли не стала трибутом от Дистрикта-12, а сегодня ты сидишь напротив меня в самом очаровательном платье на свете. Ужасно грустно, — вздыхает Цезарь, несколько меня насторожив. Цезарь, Цезарь — неужели ты говоришь о несправедливости Игр? Однако через секунду я понимаю, что передо мной всё тот же именитый капитолиец: — А платье твоё, действительно, просто чудесно.

Я улыбаюсь и, поднимаю руки, чтобы продемонстрировать свой наряд, как учил Цинна. Ведущий ахает, а его вздох подхватывает публика. Я бросаю взгляд на один из экранов сбоку: рукава и подол платья соединяет тонкая, почти невесомая ткань, узор которой в точности повторяет рисунок на крыльях махаона. На самом подоле и кончиках рукавов ткань точно обуглена, что заставляет меня вспомнить ту самую бабочку, которую я видела по дороге в Капитолий. Наконец, ведущий позволяет мне занять моё место и продолжает разговор.

— И всё же, Примроуз. Почему ты так поступила? Почему вызвалась добровольцем?

— Я… — начинаю я и тут же замолкаю. Ну, и что теперь говорить? — Я учусь с этой девочкой в одной школе… и она моя хорошая знакомая, — буквально на одном дыхании говорю я. — Просто… я вспомнила свою первую Жатву, вспомнила себя, и поняла, что… так неправильно, — продолжаю я и тут же осекаюсь. В прямом эфире начинаю говорить что-то, порочащее власти. Ну всё, мне теперь конец. Ведущий смотрит на меня немного растерянно. Точно конец.

— Наверное, в какой-то степени поспособствовал и пример сестры, — произносит Цезарь, замявшись. Стоп. Мне кажется, или он просто не знает даже как со мной говорить? Хотя, после такого… — Кстати говоря, о Китнисс, как она отреагировала на твой поступок? — тут же оживляется он. Неужели показалось?

— Она очень сильно расстроилась, — отвечаю я, вспоминая её зарёванное лицо и резкий голос. Цезарь о чем-то говорит зрителям, а я даже не слышу: в голове так и раздаются её слова: «Что же ты наделала?»

— Что ж, Примроуз, — опять обращается ведущий ко мне, — поговорим о делах насущных, а именно о твоих оценках, полученных на индивидуальных показах. Ты довольна ими?

— Более чем, — говорю я, с силой заставив себя улыбнуться. — Я даже и не думала, что они будут такими высокими.

— Хм, и чем же ты покорила Распорядителей? Стрельбой из лука?

— Нет. Познаниями в лекарственных растениях, — я слегка пожимаю плечами. Тут же словно раздаётся голос Китнисс: «Ага, распугай последних потенциальных спонсоров!» — и сразу же прибавляю, загадочно улыбнувшись: - Ну, и ещё кое-чем.

Цезарь широко улыбается, а толпа сразу же оживляется. Сработало.