Правозащитник

– Так, на улицу уже не выйдешь, похоже, что мы отрезаны.

В это время грохот усилился так, что было слышно, как затрещала ветхая крыша дома. Пальба не смолкла, а лишь усилилась. Белосельский закрыл глаза, стараясь увидеть картины будущего, которые он видел с некоторых пор – события, людей – как звенья в цепи, мельчайшие детали, все то, что он, подобно разбросанной мозаике, мог сложить в целостное представление о грядущем. Внезапно он вздрогнул и быстро сказал:

– Нам надо спуститься в погреб!

– Откуда Вы знаете, что он есть?

– Быстро спросите у хозяйки дома, где погреб, и спускаемся туда.

Адриана поняла вопрос. Она бережно взяла детей за руку и указала дорогу. Крышка погреба сначала не поддавалась, и даже силач Виталий не смог открыть ее.

– Попробую я, – Белосельский вновь закрыл глаза, он так делал, когда хотел сосредоточиться на той неведомой силе, которую ощущал в себе с некоторых пор.

Крышка люка поддалась. Виталий даже не успел удивиться, как Белосельский быстро стал спускаться вниз, желая измерить глубину погреба. Пройдя две трети пути, он подал руку Иве.

– Не бойся, крошка.

Он успокоился только тогда, когда крохотные ручонки обхватили его шею и он бережно спустил девочку на землю. То же самое он проделал с братом девочки. Затем Агнешка, хозяева дома и Виталий спустились по лестнице в пыльный погреб.

Здесь было темно, душно; сквозь щели, образовавшиеся в стенах, виднелись разбросанные мешки с мукой и какими-то неизвестными припасами.

– Они придут сюда, – внезапно произнес Белосельский.

– Кто?

– Солдаты.

– Надо сидеть тихо.

Адриана обняла Иву. Но девочка смотрела лишь на Алексея. Казалось, ее глаза, громадные синие глаза, говорили с ним на одном языке.

Он обнял ребенка и прошептал:

– Не бойся ничего. Я обещаю, что ничего не случится. Сейчас придут солдаты. Надо сидеть смирно.

– Когда придут? – спросил Виталий.

– Через несколько минут, надо сидеть тихо как мыши.

Он оказался прав. Через некоторое время послышался тяжелый топот ног; снизу посыпался песок, подтверждая слова Белосельского. Тяжелая поступь отзывалась в сердце подобно кузнечному молоту. Казалось, что только Белосельский сохранял спокойствие.

Так продолжалось минут пятнадцать, которые показались целым веком. Но нужно было еще сидеть как минимум полчаса. Только тогда Белосельский вздохнул свободнее. Наконец он сказал:

– Теперь опасность миновала.

– Я думала, что это те же солдаты, которые охраняли нас еще вчера.

– Они получили другой приказ, вот и все, – заметил Белосельский, – это война… что им до наших жизней, когда во главе угла политика.

– Что будем делать?

– Машину нашу они не нашли, я в этом уверен, надо скорее уезжать всем вместе.

– Я не поеду, да и мест не хватит, – твердо произнесла Агнешка.

– Вы допускаете ошибку.

– Нет, мое решение твердо… позаботьтесь о детях.

Адриана обратилась с речью к детям. Она говорила про отъезд. Но Ива смотрела лишь на Белосельского. И он отвечал ей.

Прошел час.

– Теперь пора, нужно убираться отсюда. Полагаю, приказ уже отдан. НАТО скоро будет здесь. А те солдаты, которые еще вчера защищали Вас, сегодня будут жечь деревни. Они все подчиняются М***.

– Не все, – возразила Агнешка.

– Если Вы не передумаете…

– Я все сказала!

Белосельский покачал головой и помог детям выбраться из погреба. Мебель в доме оказалось вся поломанной, съестных припасов – никаких, стекла были все выбиты.

– Вот Ваши солдаты, которые еще вчера Вас так бдительно защищали.

Агнешка промолчала.

Двигались осторожно, избегая центральных улиц. Было заметно, что основные части батальона сгруппировались в центре; туда, словно скот, сгоняли людей и сажали в специально подготовленные грузовики с железными решетками.

– Мы ничем уже не можем помочь, – ответил Белосельский, – как я уже говорил, войска НАТО скоро будут здесь и наведут порядок.

Автомобиль – здоровенный джип – оказался припрятан в ветхом сарае.

– Откуда такая машина?

– Всех своих секретов я не раскрою, – улыбнулся Белосельский, – я называю эту машину «Мустанг». Стекла бронированные… Садитесь.

Иву и Милоша посадили на заднее сиденье. Белосельский предоставил руль Виталию, а сам повернулся к Агнешке:

– Я могу для Вас что-то еще сделать? Я мог бы открыть Вам…

– Нет, это не нужно… позаботьтесь о детях… обещайте это!

– Я обещаю.

Агнешка посмотрела в полные твердой решимости глаза молодого человека.

– Я верю Вам. Вы еще так молоды… но Вы необычный человек, в Вас есть особая сила, я это сразу поняла. Вы еще столько сделаете для людей… я верю Вам, прощайте!

Это были ее последние слова. Больше Белосельский никогда не видел Агнешку и не встречался с ней, но звук ее голоса настолько проник в сердце, что он потом никогда его не забывал. Много лет он искал эту бесстрашную женщину-филантропа, которая посвятила себя служению людям, и не находил. (Агнешка числилась в списках как пропавшая без вести – точно сам демон войны уволок ее в свои страшные тенета.) Но так или иначе храбрая служительница Красного Креста исчезла, и он не нашел более ни единого упоминания о ней ни в одном источнике.

…Дорога все больше раскрывала свои кольца как змея, она сначала круто поднималась в гору, пролегая вдоль каменистых ущелий, затем спускалась в долину, украшенную тополями-великанами. Наконец они увидели изумрудные холмы, украшенные лещиной и грабом.

– Скоро граница, – сказал Белосельский, – точнее, впереди блокпосты. У нас документы все в порядке, но в Вас они распознают беженцев.

Адриана и ее муж что-то ответили по-сербски. Белосельский скорее угадал, чем понял ответ.

Примерно через пять километров он сбросил скорость машины и стал передвигаться так, чтобы не вызвать подозрение.

Блокпост был небольшим. Он представлял собой колючее заграждение и еще каменную сторожку, где отдыхали «красные береты». Впрочем, «на часах» было только двое бойцов. Увидев машину, они знаком предупредили товарищей. В одно мгновение человек пять во главе с командиром оказались на ногах и угрожающе подняли дула своих автоматов.

– Говорить буду я, – произнес Белосельский. – Не впадайте в панику. Что бы ни произошло, я за все отвечаю.

Виталий заглушил мотор. И вовремя. Резкие и враждебные окрики солдат не заставили себя ждать. Белосельский узнал смешение албанского и сербского наречий.

Он вышел из машины и хотел было открыть рот, но его тут же поставили лицом к машине, завели руки за спину и подвергли обыску. Не найдя оружия, солдаты приказали выйти другим пассажирам.

Белосельский попытался обратиться к командиру по-английски и по-французски, но тот поднес пистолет прямо ко лбу молодого человека и внимательно в него всмотрелся. Он увидел лишь пылающие ненавистью глаза, оливковую кожу и тяжелый висячий нос. Вдруг командир вспыхнул и взвел курок пистолета.

– Ти русский… я это понял.

– Вы говорите по-русски, – отвечал Белосельский, стараясь говорить ровно и спокойно, – очень хорошо… Я здесь с благотворительной миссией Красного Креста.

– Ти думаешь, я дурак! – возразил командир, наливаясь желчью. – Я вижу кто ти.

– Посмотрите документы.

– Нет, мне это ни к чему, я знаю, что вы, русские, очень ловкие…

По мере того как командир говорил, в его речи все меньше можно было услышать акцент.

– И считаете нас, простых солдат, за пушечное мясо… это вы посылаете нам шпионов, спецотряды, которые нас убивают.

– Это не имеет к нам никого отношения, – возразил Белосельский.

– Не шевелиться! – завопил командир. – Я Вам докажу, что я не ошибся… а это кто?

И он указал на Адриану, ее мужа и детей.

– Они с нами, – ответил Белосельский.

Командир внезапно перешел от ярости к хохоту.

– Вы еще глупее, чем я думал. Слишком грубый обман.

И резким жестом он ударил рукояткой Белосельского по голове. Молодой человек рухнул на землю. Он казался оглушенным. Виталий хотел сделать резкое движение, но тут же был так же распростерт в придорожной канаве.