Страница 16 из 99
— Как мне убедить Драбуша сказать, где найти Вовку? — словно рассуждая с самим собой, задумчиво проговорил Купрейчик.
— Ох, не знаю. Ему легче руку отдать отрубить, чем блатняка-кореша выдать. Уж больно он за свою репутацию среди таких же, как сам, боится. К нему с лекарством не подойдешь и на козе не подъедешь. Ты человек образованный, небось, специальную там науку проходил, вот и думай теперь. Запомни, Мишка только одного боится: оказаться стукачом среди блатных...
Вскоре Купрейчик, поблагодарив Жовель, попрощался с ней и сразу же направился в отделение.
Мочалов был на месте, и капитан рассказал ему обо всем.
Начальник отделения посмотрел на него и задумчиво потер подбородок:
— Уцепились мы за ниточку, но когда вытянем Корунова — трудно сказать. А у меня, Леша, сердце болит, когда подумаю, что в любой момент могут эти сволочи новое преступление совершить, даже убить кого-нибудь.
— Здесь надо разумно действовать.
— Да, это я понимаю. Но все равно, прошу тебя как можно ускорь дело.
— Хорошо. У меня к тебе, Петя, просьба. Подумай, как можно Жовель помочь. Судьба у нее нелегкая, да и детей жалко.
— Ты прав. Я понимаю, сегодня же поговорю с кем надо.
— Ну вот и отлично. — Купрейчик встал. — А я пошел думать и искать к этому Драбушу подход. Знаешь, я его еще в глаза не видел, но чую, что с этим гусем повозиться придется.
Капитан пошел разыскивать Новикова, которому поручил вызвать на следующий день продавца пива...
Новиков доставил Мулера в отделение и сразу же пригласил его в кабинет начальника. Там находились Мочалов и Купрейчик.
Петр Петрович предложил Мулеру стул, назвал себя и сразу перешел к делу:
— Лев Абрамович, однажды вы уже нам помогли, помогите нам еще раз.
— Я готов. Я постараюсь.
— Вот и хорошо. Тогда слушайте...
14
СЛАВИН
Жизнь шла своим чередом. За осенью пришла зима, снежная, вьюжная и злая.
Славин в свободное время долгими зимними вечерами много читал. Но однажды вечером Владимир к книгам даже не притронулся. Натопив печь, он лег на диван и несколько раз перечитывал письма от матери и Риты. Так уж получилось, что в один день он получил оба письма. Мать писала о домашних делах, сообщала, что ее приглашали к следователю и она давала показания о Латаниной, которую наконец-то задержали. Прочитав об этом, Славин оторвался от письма и улыбнулся. Он вспомнил, как его вызвал к себе Алтынин и торжественно объявил, что приказом начальника областного управления ему — лейтенанту милиции Славину — за бдительность и оперативную смекалку, проявленные при изобличении предателя Родины, активной пособницы гестапо Латаниной, объявлена благодарность.
Оказалось, что она, выполняя задание гестаповцев, по документам погибшей в концлагере Сыроежной, выдала себя за медсестру, проникла в медсанбат одного из советских воинских соединений, где и продержалась до конца войны. Затем настало для нее тревожное время, встала проблема — что делать дальше? Ехать в Минск нельзя, опознают в лицо многие минчане. Слишком уж открыто, особенно на первых порах, она действовала. Тогда расплаты не миновать. Латанина хорошо помнила и приказ своего шефа во что бы то ни стало уйти после войны в тихую заводь, обосноваться и жить подальше от Минска. Когда понадобится, ее найдут и передадут привет от шефа. Правда, в то, что ее найдут, она не верила, так же как и не верила в то, что ее бывший гестаповский шеф выживет. И вот она в Сибири. Пользуясь правами участницы Великой Отечественной войны, устроилась туда, куда ей захотелось, и считала себя в полной безопасности...
Владимир, отгоняя от себя воспоминания о Латаниной, взял письмо Риты и снова с радостным волнением начал читать: «Милый, если бы ты знал, как я соскучилась! Считаю дни, когда увижу тебя. Вчера была у начальника поликлиники. Напомнила ему, что он уже давно обещал отпустить меня. Я даже не выдержала и заплакала, начальник сжалился надо мной и обещал, что скоро к нам в поликлинику прибудет пополнение и он меня сразу отпустит. Так что, дорогой мой, осталось, я думаю, немного. Выдержишь?»
Владимир улыбнулся, представляя, как изменится квартира с приездом Риты. Парень так замечтался, что не обратил внимания на стук в дверь. Стук повторился. Владимир, набросив шубу, вышел в сени и открыл дверь. Возле нее стоял дежурный:
— Слушай, Владимир Михайлович, опять твоего подопечного Мартова доставили. Может, поговоришь с ним, разберешься?
Лейтенант заметил, что дежурные, пользуясь тем, что он жил рядом, часто просили его разобраться с кем-нибудь, хоть могли и сами принять решение. Он не обижался, было даже приятно, что в нем нуждаются. Владимир спросил:
— Что он опять натворил?
— Да снова тещу и жену погонял.
— Вот человек, обещал мне, что и пальцем больше не тронет их! Хорошо, я сейчас приду.
В дежурной комнате сидел Мартов. Увидев Славина он вскочил и скороговоркой начал:
— Владимир Михайлович, честное слово, я не трогал их! Просто так получилось, я вам сейчас все объясню.
После того случая, когда в кузове машины Мартова обнаружили труп, а Славин в короткий срок отыскал настоящего виновника и снял подозрения с Мартова, авторитет оперуполномоченного в глазах шофера заметно вырос. И, когда однажды Славин пригласил к себе Мартова, шофер в доверительной беседе обещал исправиться и изменить свое поведение. Но вот опять Мартов в отделении милиции.
— Понимаете, я после нашей беседы... после этого случая с убитым решил твердо: пить буду только в меру и охоты на жену и тещу больше устраивать не стану. И все шло, как я решил. Даже бабы диву давались. И вот в прошлое воскресенье я лег на кровать в своей комнате и заснул. Разбудил меня какой-то шум. Прислушался, а это к теще и жене соседка пришла. Скажу я вам, препаршивая она баба, ко всем со своими советами суется. Слышу, что теща и жена меня хвалить начали: «Немного лучше стал, не дерется и выпивает меньше». А соседка, зараза старая, говорит: «Бабоньки, я вам давно хотела дать верный совет, как совсем вылечить его от пьянства». Тут мои давай просить, чтобы сказала свой рецепт. Та говорит: «Купите бутылку водки, отлейте от нее стакан, а в бутылку собачьей мочи налейте и дайте ему стакан этой смеси. Гарантирую вам: после этого он на водку и смотреть не будет».
Слышу, мои заинтересовались и стали думать, где им добыть собачьей мочи. Я хотел встать, взять эту соседку за шиворот и вытряхнуть ее из дома да заодно и своих под кровать загнать. Но передумал и решил проучить баб. С того момента стал я следить за тещей и женой. Во вторник теща вечером мне, как бы между прочим, говорит, что купила корень женьшеня и настаивает его в водке. Я, конечно, и виду не показал, что знаю о их замысле, какой собаке этот корень принадлежит, а только тихонько обыск в доме произвел и нашел в чулане, под перевернутым ведром, на полу это «зелье». Купил бутылку водки, налил туда для цвета немножко чайной заварки и подменил ту бутылку, а сам жду. И вот сегодня прихожу я с работы, отпустили меня на час раньше, завтра в рейс, а теща таким елейным голосом, чтоб ей этот корень поперек горла стал, говорит: «Зятек, выпей стаканчик водочки, настоенной на женьшеневом корне. У тебя аппетит будет лучше». Ну я и говорю: «Раз угощаете от души, то не откажусь». Теща зыркнула на жену и отвечает: «От души, зятек, от души!» А сама шась в чулан и приносит бутылку. Налила мне стакан, я выпил и за суп взялся, а сам краешком глаза за ними слежу, а они на меня таращатся, ждут, значит, что со мной сейчас случится. Съел я суп, второе к себе придвинул, а женка мне и предлагает: «Может, еще выпьешь?» — «Не откажусь», — отвечаю.
Выпил я второй стакан, теща на женку, а женка на тещу глазами стреляют. Съел я второе и, уже не спрашивая, сам вылил в стакан остальную водку и вместо компота запил обед. После этого я вытер губы и как гавкнул на баб. У тех очи на лоб полезли, а я думаю: «Сейчас я вам покажу собачью мочу!» Встал на четвереньки и давай на них лаять. Жена включила четвертую скорость и — шась из комнаты. Слышу, как дверь наружная хлопнула, значит, и в кухне не задержалась. Смотрю, и теща боком вдоль стенки хочет к дверям добраться, собирается деру дать. Схватил я зубами за низ ее халата и, стоя на четвереньках, по-собачьи, начал трепать его и рычать при этом. Теща меня почти через всю комнату протащила, будто за ней черти гнались, вырвалась, оставив у меня в зубах кусок подола халата, и вслед за женкой на улицу торпедой понеслась.