Страница 5 из 11
Минут через десять откуда-то издали донесся чуть слышный звук выстрела.
А на другой день Полина вернулась с работы какая-то немного не своя, сразу было видно – случилось что-то. На все расспросы Кати и Юрия она поначалу только отмахивалась, но когда они проявили настойчивость, сдалась все-таки.
– Наверно, мне просто показалось… Показалось, что я увидела издали одного человека… Но нет, померещилось, конечно! Наверняка он давно уже сдох!..
На вопрос, что за человек такой, нехотя ответила:
– Какая вам разница? Ну, допустим, Слепченко его фамилия… Нет, ошиблась, похоже – лицо совсем другое… Разве только походка…
Юрий не нашел сил признаться, что уже слышал эту фамилию, иначе заодно пришлось бы признаться, что он когда-то подслушал их с Викентием разговор. Да, да, тот самый Слепченко, Слепень, ее мучитель! Могла, впрочем, конечно, и обознаться, а привиделся он ей из-за того, что она слишком часто вспоминала о нем.
– Но к вам это не имеет никакого отношения, – добавила Полина и ушла в свою комнату.
Тут она ошибалась. Это очень даже имело к ним отношение. Да какое!..
Но только без заглядки в будущее иди-ка это знай.
Вторая глава
Сов. секретно
* * *
Из сов. секретного досье
Слепченко Сергей Савельевич, 1903 г. рождения, русский, из рабочих. Служба в органах ОГПУ/НКВД с 1932 по 1939 г., член ВКП(б) с 1933 г.
С юности проявил недюжинные способности ко всякого вида единоборствам, за демонстрацию которых в 1933 г. был награжден грамотой председателя ОГПУ, а в 1935 – наркома НКВД.
Также проявил большие оперативные способности.
В 1936 г. был направлен для участия в сов. секретном проекте «Невидимка» на должность наставника, где зарекомендовал себя с самой лучшей стороны: все его подопечные сдали выпускной экзамен с оценкой «отлично».
Обладает феноменальной памятью и способностью к иностранным языкам.
В 1939 г. был представлен к ордену Красного Знамени, который, однако, не успел получить в связи с гибелью.
Последнее звание – старший лейтенант государственной безопасности.
Погиб 8 декабря 1939 г. при невыясненных обстоятельствах. Тело не найдено.
Посмертно внесен в «Красную книгу» НКВД СССР.
* * *
– А фотка, фотка-то этого Слепченки где? – спросил хозяин нового Наркомата государственной безопасности Всеволод Николаевич Меркулов. – Вот здесь же наверняка когда-то была, видно, что выдрал кто-то.
– Не могу знать, – отрапортовал дежурный адъютант. – Должно быть, удалена ввиду особой секретности.
– Какая еще особая секретность, если папка и так из особо секретного архива? От кого секретили, от меня, что ли?
– Не могу знать.
– А по проекту «Невидимка» какие-нибудь сведения есть?
– Никак нет, все документы из особого архива изъяты.
– Акт об изъятии имеется?
– Никак нет.
– Гм…
«Позвонить, что ли, Лаврентию Павловичу, спросить?..» – задумался нарком. Однако сразу понял, что звонить никак не следует – высоко взошел Лаврентий Павлович, много у него сейчас новых забот, осерчать может. Да и что он сам тогда за нарком, если с первых минут по всякому пустяку сразу папочке названивает? Минуту-другую народный комиссар озабоченно сопел.
Причиной его нынешней озабоченности послужило коротенькое анонимное письмо, направленное ему лично. Там говорилось, что старшего лейтенанта государственной безопасности Слепченко, работавшего на сов. секретном проекте «Невидимка» и с 1939 года считавшегося погибшим, якобы на днях видели в областном городе N-ске. Установить анонима, понятно, не удалось.
– Что хоть за проект этот – «Невидимка», – спросил нарком, – в чем его суть?
– В точности – не могу знать, товарищ народный комиссар, но что-то там с детишками было связано. Вроде бы отбирали детишек и готовили из них опытнейших диверсантов, но это в основном только слухи. А проект был в конце концов два года назад закрыт.
– Кем закрыт?
– Лично Лаврентием Павловичем.
– Гм… («Сейчас бы ему позвонил – вот уж получил бы по рогам!») А кто-нибудь из детишек этих уцелел?
– Никак нет, все вроде бы в расходе.
– А кто курировал?
– Старший майор Недопашный и комиссар госбезопасности третьего ранга Палисадников.
– Эти хоть живы?
– Старший майор Недопашный погиб – загрызен собственным псом. А комиссар Палисадников хоть и жив, но покинул службу в связи с внезапно постигшей его слепотой4.
– Ну, слепой – не мертвый. Доставить ко мне. Срочно!
– Есть!
(Полчаса спустя)
– Товарищ народный комиссар, разрешите доложить! Комиссара Палисадникова доставить не удалось. В момент приезда спецгруппы он погиб – во время прогулки был застрелен. Убийцу схватить не удалось – стрелял издали, предположительно, из винтовки с оптическим прицелом.
Да, ловко, ловко и умело кто-то зачищал все концы. Понять бы еще, кто…
Едва народный комиссар подумал об этом, как раздался звонок правительственной «вертушки».
Звонил самолично Лаврентий Павлович. И начал он сразу с «шени мама»5, что было дурным признаком, ибо в спокойном состоянии духа он не прибегал к грузинским ругательствам, ограничиваясь богатым арсеналом исконно русских.
– Ты что ж это, мама дзагла, лезешь в давно закрытые дела? Заняться на новом посту нечем?
«Откуда узнал, как?.. Должно быть, этот кабинет на прослушку поставил…»
– Не понял, Лаврентий Павлович…
– Все-то ты, мама дзагла6, прекрасно понял! Какого … в дело «невидимок» полез?! Только сел в кресло – и уже жопа чешется? Полно шпионов вокруг, а он, засранец, полез в исторические изыскания! Других, понимаешь, забот у него нет!..
– Вас понял, товарищ… – («Как бишь там его теперь?») – Товарищ генеральный комиссар государственной безопасности7!
– Ну и хорошо, что понял. А то, понимаешь ли, шени мама дзагла…
В последних словах нарком услышал даже некоторую теплоту, теперь они как бы намекали на их с генеральным комиссаром землячество.8
Всё. Гудки отбоя.
– Что уши развесил?! – прикрикнул на адъютанта нарком.
– Виноват, товарищ народный…
– Свободен.
– Есть!
Когда за адъютантом закрылась дверь, нарком придвинул к себе огромную, как корыто, служащую именно для таких целей пепельницу и собственноручно спалил над ней и то анонимное письмо, и тонкую папочку с одним единственным листочком – личное дело этого самого старшего лейтенанта госбезопасности Слепченки, имя которого, – нарком в этом поклялся себе, – он больше никогда не вспомнит.
Затем открыл форточку, чтобы проветрить кабинет от дыма и вони, а после того, как все это вылетело на февральский воздух, он, закрывая форточку, уже добросовестно не помнил, чт? унес вместе с собой этот дым.
Не было ничего.
* * *
Уже несколько дней Н. Н. Николаев сидел в новом кабинете, совсем в другом здании, поскольку недавно был переведен из НКГБ в Главное разведывательное управление Генштаба. Вместе с новым кабинетом и новой должностью он получил и новое звание – генерал-майор, лишь фамилия осталась, хоть и не родная, но прежняя, уже привычная, Николаев, с прикипевшими к ней буквами Н. Н., которые он почему-то даже в мыслях непременно к ней приставлял.
Хотя перевод произошел с некоторым, пожалуй, понижением в звании9, генерал Н. Н. Николаев был этим переводом вполне доволен. Он всегда считал себя, а иногда и называл вслух служилым человеком Отечества, но если там, на прежнем месте, приходилось всячески ловчить и врать, чтобы отбиться от псовой службы отдельным малосимпатичным личностям и отдаться именно этому служению, то здесь он сразу почувствовал себя на своем месте. В отделе, где он теперь служил, ни из кого не выбивали липовые показания, не раздували отчетную цифирь изловленных злодеев; цифры здесь, впрочем, тоже были, но совсем другие, конкретные, добытые совсем иным путем, полученные от людей, находящихся за кордоном и уже забывших свои подлинные имена и фамилии, так же, как он сам, генерал Н. Н. Николаев когда-то прочно забыл. Эти цифры обозначали число танков, самолетов, дивизий и т. д., и цифрам этим можно было доверять.