Страница 6 из 12
Задание, которое я выклянчила, не казалось слишком сложным. Подумаешь, найти учительницу, которая уволилась и – несомненно, по-дилетантски – заметала следы!
Хотя Федор, конечно, был прав: искать Ольгу незачем.
Находись рядом Паша, мы вместе нашли бы тактичный способ отказать странной парочке. Но я была одна, и проклятая бабская жалость не позволила выгнать человека, который совершил подвиг. А как еще поступок Ярика назвать? Аутисты, насколько я знаю, всего боятся, из своей раковины не выбираются. Но этот – решился самостоятельно выйти из дома, найти наше агентство, прийти, попросить.
И брат – пусть идея Ярика его откровенно раздражала – тоже поступил благородно. Не поволок несчастного с позором домой. Но согласился подписать договор, даже не спросив про сумму гонорара.
Впрочем, цену я назвала минимальную. Практически благотворительную. Сейчас милосердие в тренде, пора и мне кому-то помочь. К тому же других дел все равно нет. Пашино сексистское указание оттереть от вековой пыли плинтусы (уборщица не касалась их принципиально) можно проигнорировать.
Федор выдал аванс немедленно. Ярик посмотрел на брата истовым взглядом цепного пса, на долю секунды вскинул на меня свои идеального разреза глаза и пробормотал:
– Видео.
Старший брат немедленно перевел:
– Он хочет, чтобы Оля записала для него видео.
– Зачем?
– Видео! – насупился Ярик.
Я растерянно взглянула на Федора.
– Просто хочешь на нее посмотреть? – ласково спросил брат.
– Видео. Знает! – начал горячиться больной.
– Сама, короче, пусть решает, че ему сказать, – догадался наконец Федор.
Аутист кивнул.
– Но вообще я в шоке. Сколько телодвижений ради какой-то Оли. Ему обычно на всех плевать, – прокомментировал Федор.
В его тоне отчетливо звенели нотки ревности.
– Видео! – повторил Ярик. И топнул ногой.
– Все, хватит мне тут концертов! – повысил голос старший брат. – Пошли.
Когда странные мои заказчики удалились, я начала с простейшего: вбила Польскую Ольгу Савельевну в поисковик.
Можно уволиться с работы и сбежать с квартиры – но кто в наше время станет удалять профиль в социальных сетях?
Однако странички Ольги оказались скудными, практически нежилыми. Никаких «Я сегодня пью кофе там-то и иду на концерт туда-то». Последние записи – месячной давности, и то перепосты.
Но искомые фамилия-имя-отчество нашлись – к моему огромному удивлению – в числе выпускников хореографического училища при Главном театре страны. Полная тезка? Надо проверить. Я открыла краткую справку. Там значилось: «Обучалась с 2006 по 2016 год, по окончании была принята в труппу театра, танцевала в кордебалете. После травмы в 2017 году занялась педагогической и волонтерской деятельностью, в настоящее время работает в Центре реабилитации больных аутизмом».
Круто. Несомненно, та самая. Неужели она еще и балерина? А несчастный инвалид в нее влюбился!
Если отбросить его болезнь, были бы прекрасной парой.
С фотографии на меня глядело очередное идеальное лицо – только женское. Лебединая, как положено танцовщицам, шея, гордая посадка головы, глазищи-блюдца в оперении шелка ресниц.
Странно, что Федор столь дивную красавицу для себя не приметил. Но старший сказал определенно: «Не знаю даже, как выглядит. Я на училок не смотрю. Мое дело – привести, забрать, заплатить».
– А Ольга его единственной учительницей была?
– Нет, конечно. Там человек двадцать. С одними рисуют, с другими – в кубики играют.
– Но пообщаться ведь с ними можно?
– Можно. Но я не общался. Некогда. Да я и не мамка, чтоб спрашивать, чему там мой пупсинька научился.
Федор в Центре только двоих знал: администратора по имени Ксюша и еще назвал Антонину Валерьевну. «Это самая главная. Она официально Боева, но все Забоевой называют. Потому что любой проект пробьет и, говорят, прибить, если что, может».
Начальницу я пока решила не беспокоить. Но поговорить с Ксюшей надо попробовать. Тем более Федя сказал, что болтать девушка обожает. Да и Центр реабилитации располагался удобно – всего в двух станциях метро от нашего агентства, на задворках Кузьминского кладбища.
Я ждала чего-то похожего на районную поликлинику, но местечко оказалось светлым, чистым, радостным. Перед зданием раскинулся отличный садик с фруктовыми деревьями, хвойниками, фонариками и чистыми дорожками. В фойе пахло ванилью и кофе. Из аквариума таращились горбоносые рыбы-попугаи, холодно-зеленые стены пестрели буйством красок. Судя по полной абстракции, то были картины Кандинского – или, скорее всего, пациентов.
Рыжеволосая Ксюша встретила приветливо:
– Вы к нам впервые? Чем могу помочь?
И с интересом уставилась на мои ногти, крашенные по технологии «кошачий глаз».
Легенду я придумывать не стала, сказала правду.
Хозяйка ресепшена округлила глаза:
– Обалдеть! Наш Ярик – сам – частного детектива нанял?!
– Ну, не совсем сам. Они с братом приходили. Но идея его.
– Да, Ярослав жжет, – округлила глаза Ксюша. – Сюда ходить бросил, как только Ольга ушла. Теперь еще и сыщика прислал!
Я понизила голос:
– Он подросток. Возможно, это первая любовь?
Девушка с сомнением протянула:
– У них? Любовь?!
– А почему нет?
– Потому что они другие. Аутята – то есть, пардон, больные с расстройствами аутистического спектра – они отношения вообще не умеют строить. Я уже шесть лет здесь работаю – и ни одной романтической истории. Между взрослыми пациентами – да, бывает иногда. Но чисто секс. А любовь – это ведь поговорить. Подарки. Цветы. Аутисты ничего этого не могут.
– Ладно, не любовь. Просто взрыв чувств. Гормональный бунт. Он на нее набросился, девушка, допустим, испугалась… – начала фантазировать я.
– На Ольгу-то? – наморщила нос Ксюша. – Набросился?! Да Ярик ее боялся, как огня!
– Боялся?
– Она дистанцию держала прекрасно. И рявкнуть умела. Даже Антонина Валерьевна ей замечания делала, что нельзя так орать.
– Прямо орала?
– А как не орать, когда с аутистами балет ставишь?
– Они что, правда ставили настоящий балет?!
Ксюша улыбнулась:
– Метод «Игровое время»[5] везде есть. А наш Центр – экспериментальная площадка. Здесь все можно. Если есть шанс, что больным поможет. Ольгина идея, конечно, совсем завиральной казалась, но все равно решили попробовать. Антонина Валерьевна сказала, что будет интересно связать в одно две несовместимые категории. Больные с ограниченной подвижностью – и балет. Специально под проект станки купили. Зеркала. Пианиста взяли на четверть ставки.
– И что они ставили?
– Вторую часть «Артефакт-сюиты» Фредерика Форсайта, – заученно отбарабанила Ксюша.
– Никогда не слышала, – призналась я.
– Ну… это такой очень современный балет. На музыку Эвы Кроссман-Хехт. – Понизила голос, хихикнула. – Скрип и скрежет, короче.
– И как у них получалось?
– Как на этих картинах. Авангард, – улыбнулась девушка. – Ничего непонятно. Дергаются, будто их током бьют. Хотя видно: люди очень старались.
– А Ярик – он… э… в кордебалете был?
– Нет. Звезда. Один из четырех солистов. Там две пары в главных партиях.
– Мне Федор ничего об этом не говорил, – пробормотала я.
– Думаю, он не воспринимал занятие брата всерьез. А сам Ярик стеснялся очень, – улыбнулась Ксюша. – Меня просил и всех в детали не вдаваться. Боялся – брат засмеет. Балет, мол, не мужское дело. Сам-то Федор – мастер паркура. Вот это да, это для кобелей. А балет – для девочек. Ярик очень обрадовался, когда узнал, что брат на премьеру не придет.
Я задумчиво произнесла:
– Если тут не любовь, зачем все-таки Ярику Оля? Сейчас?
– Я думаю, один из симптомов аутизма, – со знанием дела изрекла Ксюша.
– В каком смысле?
– Чрезмерная привязанность. У одних больных – к черепахе. У других – к училке. Забрали игрушку – мир рухнул, пациент в панику впал.
5
«Игровое время» – поведенческий метод лечения аутизма, заключается в следовании патологическим привычкам и использовании их для привлечения интереса и установления контакта.