Ассистент

Я отключился, осмотрелся и обнаружил, что стою в двух шагах от Борькиного дома. Решил зайти, посмотреть, как он там…

Уходя отсюда, дверь на задвижку закрыть я никак не мог, а когда вернулся и толкнул, она оказалась заперта. Странно. Не Буратина же безголовый за мной закрыл! Хотя Борис мог проснуться и, добираясь вприпрыжку на одной ноге до сортира, по дороге заложить засов.

Я решил не стучать, не тревожить раненого. Пусть спит, завтра зайду. Развернулся и пошел к лестнице.

Все, как всегда, объяснилось без привлечения средневекового мракобесия. Принцип «бритвы Оккама» гласит, что…

Я не успел додумать про мудрого англичанина с почти японской фамилией, не успел спуститься по лестнице, положил только ладонь на ее закругленные угловые перила, когда услышал за спиной скрежет отодвигаемого засова. Замер на месте с занесенной ногой.

— Боря? — пробормотал охрипшим вдруг голосом. — Боря, ты?

Ответа не было. И не могло быть.

Я подошел, рывком распахнул дверь. В проеме — никого. Да и звука шагов я не слышал. Нельзя подойти беззвучно по рассохшемуся, скрипучему полу. Нельзя.

Я прошел в прихожую, щелкнул выключателем — свет не загорелся. И кто бы, интересно, его наладил? Там не только лампочки напрочь погорели, по всей видимости, и пробки вылетели. Отметил автоматически, что завтра при свете посмотрю счетчик…

Увидел в пяти метрах перед собой колеблющееся свечение дверного проема проходной комнаты, в которой, я надеялся, спал Борис… или не спал? Кто-то же мне открыл! Кто?

Сделал два шага вперед, посмотрел налево. Глаза, не знаю почему, отлично видели в темноте.

Кухня. В углу у батареи недвижимая фигура псевдоитальянской куклы. На столе среди хлама гипсовая голова. Глаза ее слабо светились зеленоватым фосфорическим светом…

Я зажмурился, потом посмотрел еще раз — никакого свечения не было в помине.

Тяжело вздохнул. Руки дрожали. Ноги тоже, точнее — колени.

Пошел в комнату, где стоял диван, на котором…

Мне и без того было здесь неуютно с того момента, как я услышал металлический скрежет задвижки, а тут я совсем приуныл, решил почему-то, что Бориса на диване нет. Просто нет, и все. Исчез из запертого изнутри помещения. Сюжет английского классического детектива. Вот только никаким детективом здесь и не пахло, это я точно знал. Другой жанр… А пахло здесь паленой резиной. Я догадался почему — это вонь сгоревшей электропроводки. И еще пахло зажженной стеариновой свечой. Но это и подавно понятно — я шел на ее мерцающее пламя у Бори, как я помнил, в ногах…

Борис никуда не делся, спал на спине, но вид его был страшен. Голова запрокинута, полураскрытый рот обнажал гнилые редкие зубы, белки глаз просматривались из-под неплотного прищура. Раненая нога покоилась на подушке. Простыня, заменившая бинт, пропиталась кровью насквозь. Но кровотечение остановилось — верх простыни подсох и застыл коркой, как коростой.

В полной тишине Кикин вдруг всхрапнул, как вскрикнул. Я вздрогнул.

Постоял с минуту, решил не будить.

Не захватив свечи, заглянул зачем-то в смежную комнату-мастерскую. Видел в темноте я теперь, как кошка. К чему бы это?

Безносый псевдо-Бурхан лежал на полу в опилках бревно бревном.

Неначатое бревно у стены светилось тусклым неживым светом, как светится в темноте гнилое дерево. Оно не было гнилым, я это знал. Оно было живым, и это было страшно…

Я автоматически перекрестился, но действие мое никакой реакции не вызвало. Я подумал, что силы, дремавшие до поры в дереве, древнее всех теперешних мировых религий. Древнее и, возможно, могущественней…

Я задрожал всем телом, будто ток вместо крови потек по венам и артериям. Меня словно обожгло изнутри электрическим разрядом…

Не знаю как, я захлопнул с грохотом дверь. Оглянулся воровато на Бориса. Тот не проснулся. Стараясь больше не шуметь, вышел из комнаты, потом — из квартиры.

Входную дверь притворил. Кто мне открыл, тот пусть и закрывает…

Бегом спустился по лестнице и остановился лишь через сотню метров от Борькиного дома. Закурил. После глубокой затяжки посмотрел на пальцы — они продолжали дрожать. Но я поймал себя на мысли, что это иная дрожь. Теперь я дрожал от желания. В тридцать три года? Смешно. Как юноша, впервые увидевший обнаженную грудь наяву, а не во сне, в кино или на порнокартинке…

Каким образом дрожь ужаса перешла в дрожь желания, я не понял. И не хотел понимать. Меня колотило. Я хотел женщину. Любую. Не было для меня в тот момент красивых и некрасивых, худых и полных, целых и дырявых… не было возраста, внешности, телосложения, цвета волос и глаз, роста, ширины бедер, талии и плеч… Все человечество делилось для меня на женщин и мужчин. Первых я хотел. Всех. Без разбору. Ко вторым был равнодушен. Абсолютно. Хоть бы их вообще на свете не было. Я не ощущал себя из их породы. Не знаю, кем я был, но кем-то другим — точно.

Больше всех я хотел Жоан и Катерину. Хотел безумно. Если предложил бы мне Создатель: «Кончай и скончайся вослед!» — я бы ни на миг не задумался: Да. Да! Да!!!

Телефона Катерины я не знал, Жоан — тоже, хотя…

Дрожащими руками нащупал мобильник. Трясущимися пальцами нажимал кнопки…

Ответили сразу. Я попытался придать срывающемуся голосу хоть малую толику уверенности.

— Здравствуйте, Анна. Это Андрей Татаринов.

— Вы знаете, который час?

— Знаю, — соврал я, плевать мне было на время суток. — Мне нужно поговорить с Жоан Каро. Это очень важно.

— Вы с ума сошли! Она давно спит.

— Разбудите. Передайте, что я люблю ее! Она самая красивая женщина на свете! Самая очаровательная, самая желанная, самая… самая… — Я сбился, но выход из положения нашелся сам собой, и я прокричал в мобильник: — Я хочу ее! Немедленно!

— Да вы пьяны! — перебила мои чувственные излияния ведьма по имени Анна Ананьева, переводчица. — Я вас прошу, не звоните, пожалуйста, больше в такое время, да еще в нетрезвом состоянии!

Я бы ей такое сказал, такое… что она бы подавилась своими грубыми словами… я бы… А она не дала мне ответить, сука, отключилась.

Если бы я не нашел этой ночью женщину, я бы лопнул, меня бы разорвало изнутри взбесившейся физиологией собственного организма. Между ног все распухло и ныло нестерпимо, требуя немедленного выплеска.

Я дошел до дома, заказал по телефону проститутку и, как только ушел сутенер с моими деньгами, вставил ей прямо в прихожей, не заводя в комнату…

ГЛАВА 16

Сон и спам

Проснулся я утром в липкой луже под задницей и в мокрых насквозь трусах, но физиологически снова готовый к бою. Как там в школьной программе по литературе? «И вечный бой, покой нам только снится…» Покой мне и не снился. Я всю ночь во сне занимался сексом с десятком… нет, с сотней женщин!

Я вспоминал сновидение, будто прокручивал крутой германский порнофильм.

Остров Ольхон. Фешенебельные гостиницы на побережье. Бассейн с подогретой байкальской водой, а вокруг обнаженные тела женщин — европейских, африканских, азиатских… Были там, думаю, и коренные американки из племени сиу, и даже папуаски из Новой Гвинеи… Все как на подбор, с рельефными фигурами, красивые, сексапильные…

Я был, как хорек в курятнике. Я имел их всех разом. Не знаю, как это возможно наяву, на практике, но во сне было возможно все! И всех! Одновременно!

Чушь какая… Я отбросил влажное одеяло и встал с постели… Вспомнил вчерашнюю проститутку, уже не сновидческую, реальную. И деньги за нее заплачены тоже осязаемые… Уж не схожу ли я с ума на сексуальной почве?

Я усмехнулся, потому что всплыли вдруг подробности взаимоотношений с ночной своей оплаченной гостьей. Кажется, ей понравилось. Она сказала, что еще никогда ей не приходилось работать весь час без перерыва. Уходя, попросила номер моего телефона и поинтересовалась, можно ли нам встретиться еще, но уже без всякой платы, по-товарищески… Хотелось ответить, что с товарищами так не поступают, но я сдержался. Телефон свой дал и у нее взял, может, еще пригодится. Если по-товарищески…