Страница 61 из 62
Он вскочил и взмахнул мечом, целясь им в грудь колдуна. Туландра Ту без усилия выбил меч у него из рук своим посохом и плюнул на дорогой иранистанский ковер.
— Ты совсем обезумел и совершенно не владеешь собой! — гневно произнес он. — Прощай же, думаю тебе недолго осталось. Сейчас здесь появится или Дагобер, или Конан, в любом случае, в живых они тебя не оставят!
Колдун внезапно закружился. Он кружился все быстрее, превратился в размытую тень и внезапно исчез на глазах удивленного Нумедидеса, который вновь опустился на трон. Его меч, выбитый колдуном из рук, остался лежать на ковре. В это время от сильного удара ногой дверь Тронного зала отворилась и на пороге вырос великан в полном латном облачении с обнаженным мечом в руке, в котором Нумедидес узнал Конана. Он содрогнулся от охватившего его ужаса, но все же нашел в себе силы, чтобы громко прореветь:
— Назад смертный! Помни, что я бог! Я король Аквилонии!
Конан подошел ближе и взмахнул мечом:
— Ты был королем! Но сейчас тебе придется умереть!
Нумедидес прижался к спинке трона с ужасом глядя на широкое лезвие меча в руке киммерийца.
— Пощади! — с трудом прохрипел он, так как в горле у него все пересохло.
— Я не стану марать о тебя руки! Отречешься от престола и предстанешь перед народным судом. Как он решит, так и будет.
Нумедидес побагровел, но молчал, только теснее вжался в спинку трона.
Конан презрительно плюнул на иранистанский ковер, как перед этим Туландра Ту и, вложив меч в ножны, повернулся, чтобы выйти из зала. К поверженному королю он ничего, кроме презрения не испытывал. Воспользовавшись этим, Нумедидес с неожиданной для его разжиревшей туши ловкостью, соскользнул с трона и поднял с пола свой меч. Сжав оружие в руке, он замахнулся, чтобы нанести Освободителю коварный удар сзади. Конана спасло только звериное чутье варвара. Каким-то шестым чувством он почувствовал опасность и резко развернулся. Увидев опускающийся ему на голову королевский меч, он схватил левой рукой короля за запястье, а правой рукой сжал дряблую шею Нумедидеса. Своими стальными пальцами он сдавил ее так, что хрустнули шейные позвонки и жизнь покинула бывшего короля, в уголках рта которого появилась пузырящаяся кровь. Отшвырнув труп на трон, киммериец несколько мгновений постоял, словно в нерешительности, затем подошел к трупу. Сняв с потной лысины мертвого Нумедидеса корону, он подержал ее в руке, а второй рукой потянулся к шее, чтобы освободить застежки шлема. Сняв с головы шлем, он водрузил на свои черные волосы корону аквилонских королей и гордо выпрямился.
Конан стоял с короной на голове один в этом пустом зале и не ощущал ни радости, ни счастья, ни даже эйфории, а одну лишь неимоверную усталость, которая, казалось, вместе с обретенной короной страшной тяжестью свалилась на его плечи. Четверть века он шел к этой цели, хотя задумываться о том, чтобы реально стать королем начал совсем недавно, после того как возглавил Повстанческую Армию. События прожитых лет промелькнули перед его мысленным взором: вот он совсем мальчишкой участвует в штурме Венариума, когда северные варвары нанесли ощутимый удар могуществу Аквилонии; вот он в плену у ваниров — извечных врагов киммерийцев; вот он бежит из плена и едва спасается от оживших мертвецов в заколдованной пещере. Вот встреча с существом иного мира, похожим на слона, вот дни прожитые в Аренджуне и Шадизаре, когда он обучался воровскому искусству. А вот он в армии Йилдиза учится стрельбе из лук и джигитовке. Самое яркое событие его юности — встреча с королевой пиратского побережья Белит и годы, проведенные в Баррахском братстве…
Конан тряхнул головой, освобождаясь от так некстати нахлынувших воспоминаний, и только сейчас ему пришла в голову мысль о том, почему он один в этом зале и, где же остальные его соратники — Троцеро, Просперо, Публий, которые по его расчетам уже давно должны быть в Тарантии. Погруженный в глубокие размышления, он не заметил, что произносит эту мысль вслух.
— Они остались в коридоре, — раздался чей-то негромкий голос, — и не смогут нам помешать.
Киммериец взглянул в сторону двери и увидел стоявшего возле нее человека, одетого в белый бурнус с тюрбаном на голове. Из-под бурнуса выглядывали штаны в виде шаровар и кожаные туфли странной формы с загнутыми носками.
Он никогда раньше не встречал этого человека, но по описанию Ингонды сразу понял, что перед ним стоит Дагобер. По правде сказать, в ту ночь он не особенно поверил рассказу девушки, да порой даже сомневался, не привиделась ли она ему, но сейчас его рука сама потянулась к груди, чтобы проверить на месте ли подаренный Ингондой амулет. Когда Конан прикоснулся к латному доспеху, ему показалось, что амулет пульсирует, словно пытаясь выбраться наружу. Дагобер стоял у двери зала и молча вперил в него взглядом своих магнетических черных глаз. Но внезапно на его лице отразилось изумление, словно он оказался чем-то сильно озадаченным.
— Что? — насмешливо спросил Конан. — Не получается? Не действуют твои чары на меня?
Маг на мгновение смутился, оказавшись не в силах проникнуть через непонятно откуда появившийся защитный барьер в мысли киммерийца и подчинить своей воле его разум, но быстро взял себя в руки.
— Одеть на голову корону не сложно, — сказал он примирительным тоном, — даже проще, чем задушить законного короля, пусть даже тирана и отъявленного негодяя. Ты вырвал законное мщение этому ублюдку из моих рук, но я не в обиде. Даже дам тебе хороший совет — отдай корону мне и уходи с миром, куда хочешь. А лучше возвращайся к себе в Киммерию.
Мрачное лицо киммерийца исказила презрительная усмешка.
— А ты примешь мой облик и станешь править Аквилонией! — насмешливо произнес он. — Нет, лучше уходи ты, я не испытываю к тебе вражды. Возвращайся в свои Гимелейские горы и продолжай изучать чародейские науки.
— Поверь, и я к тебе не испытываю вражды даже несколько раз помог в твоей борьбе с Нумитором и Ульриком, — пожав плечами, согласился Дагобер. — Но сейчас мне тебя просто жалко. Пусть ты каким-то образом защитил свой разум от воздействия моего магического искусства, подозреваю с помощью амулета Рианноны, о котором мне как-то рассказывал учитель, но от моего меча тебя все равно ничто не сможет спасти.
Его слова прозвучали настолько убедительно, что у Конана пробежал холодок по спине. Он вспомнил рассказ Ингонды о схватке мага с дезертирами у Эймса и понял, что тот не шутит. Он сам обладал звериной реакцией и врожденной интуицией варвара, но, если верить девушке, Дагобер, умел ускорять собственное время таким образом, что самый ловкий его противник становился неповоротливее черепахи.
— Поверь, — продолжал убеждать его маг, — я не люблю убивать и делаю это крайне редко, но ты стоишь на пути к трону, а значит, к владычеству над Аквилонией. Если ты не покоришься моей воле добровольно, то не оставишь мне другого выхода, как только убить тебя.
— Что ж, убей, если сможешь! — меч Конана со змеиным шипением покинул ножны. — Пусть свершится то, что предначертано нам обоим судьбой.
Он бросил корону на трон, чтобы она ему не мешала и принял боевую стойку, держа меч перед собой. Времени одеть и застегнуть шлем у него не оставалось, поэтому он остался с непокрытой головой. Дагобер продолжал стоять в прежней позе, сложив руки на груди и с сожалением смотрел на киммерийца.
Конан внезапно прыгнул вперед, молниеносно взмахнув мечом, но его противник легко уклонился от удара, просто отклонившись корпусом в сторону. Меч киммерийца просвистел на расстоянии нескольких пальцев от его словно расплывшейся в воздухе фигуры, а в руке мага уже появился собственный меч странной формы, с раздвоенным на конце лезвием, рукоять которого Конан прежде видел за его спиной.
Оружие в руке варвара не закончило еще своего движение вниз, когда меч Дагобера уже обрушился на его непокрытую голову. Не имея возможности отразить этот удар, Конан сделал кувырок, уклоняясь от меча противника и встал на ноги.