Сумеречные улицы (ЛП)

Он бросил взгляд на билет и прочитал:

ПРИЁМ ДЛЯ АГЕНТСТВА ВРЕМЕНИ.

ВЕРХНИЙ БАР. ГЛАНВА.

Он рванул в бар, держа руку на кобуре, ожидая неприятностей.

Вместо этого он обнаружил тихий, ярко освещённый бар, одного бармена и Билиса Менджера, который выглядел таким же спокойным и щеголеватым, как обычно. Билис неторопливо потягивал херес, а рядом с ним стоял официант с подносом, заставленным бокалами с хересом.

— Джек, — экспансивно воскликнул Билис, словно приветствуя старого друга на вечеринке. — Я так рад, что вы смогли прийти.

Джек не убрал руку с кобуры, но замедлил шаг, направляясь к тому месту, где стоял Билис.

Старик выпил за его здоровье и кивнул на окна, за которыми была видна оборотная сторона слов, написанных на фасаде здания. Джек выглянул и посмотрел на водяную башню внизу.

— «В этих камнях поют горизонты». Очень вдохновляющие слова, вам так не кажется, Джек?

Джек пожал плечами.

— Чего ты хочешь?

— «Творите истину как стекло из печи вдохновения» — так писал первый валлийский национальный поэт. Истина — странная вещь: что для одного человека правда, то для другого — сплошная ложь.

Джек отвернулся от Билиса.

— Если тебе нечего сказать, Билис, то мне нужно найти свою команду.

— О, боюсь, вы не сможете этого сделать. Они вам не позволят. Не сейчас. Может быть, завтра, на вечеринке.

Джек повернулся, подошёл к Билису, не обращая внимания на официанта, который отшатнулся, когда Джек налетел на него. Он схватил Билиса за его красный галстук, проглотив своё удивление из-за того, что старик не исчез.

Однако, может быть, он не ожидал, что Джек сделает это — поэтому он был удивлён и застигнут врасплох.

Хорошо.

— Кстати, о печах вдохновения, меня чертовски вдохновляет возможность выбросить тебя в окно и посмотреть, как ты исчезнешь прямо в воздухе. Но, знаешь, не думаю, что это будет успешно. Где они?

— Я честно не могу ответить, мне ужасно жаль, — Билис вырвался и поправил одежду. — Но я уверен, что они в безопасности. Не думаю, что они хотят причинить вашим друзьям боль.

— Они?

— Свет, Джек. Свет и Тьма — вечно воюющие, борющиеся за господство в течение многих столетий, пришедшие сюда сквозь ваш благословенный Разлом. Мой Господин понимал их, но вы его уничтожили. И когда вы это сделали, они смогли делать то, что им хочется. Можно сказать, они весьма своенравны.

— И какова твоя роль в этом?

— Я связан с ними точно так же, как был связан с моим Господином. Но я лишь скромный слуга — я вижу время, всё время, прошлое, настоящее и множество потенциальных будущих. Я могу показать вам любое количество будущих, если хотите, Джек. Это заставит вас держаться подальше от всего этого. И даст много подсказок.

— Для чего?

— Для всего.

Джек огляделся. Официант и бармен беседовали у стойки бара, забыв о сцене, разыгрывающейся у окна.

— Что ты есть, Билис?

Билис открыл рот, словно собирался ответить, но затем остановился.

И впервые Джек ощутил… панику? Слабость?

— Вы проигрываете войну, Джек, — сказал Билис. — Может быть, не битву, но войну. Это столетие, Джек, помните?

Он сунул руку в карман и вытащил медальон на цепочке.

Джек нахмурился — он был уверен, что уже видел это раньше. Где?

Билис снова спрятал медальон в карман.

— В любом случае, капитан Джек Харкнесс, я надеюсь, что вы присоединитесь ко мне завтра на большом открытии Третарри. Вечеринка так долго готовилась.

Джек покачал головой.

— Мне кажется, ты быстро перевернул всё с ног на голову.

Билис ухмыльнулся.

— О, мой дорогой капитан, как мало вы понимаете. Но вы поймёте. Обязательно.

И Билис исчез.

А вместе с ним и сотрудники. Джек стоял в полумраке. Бар был закрыт, и не было ни единого намёка на то, что за последние часы здесь кто-либо находился.

Моя история начинается с землетрясения в 1876 году, четыре года назад. Для большинства это было лишь небольшим неприятным недоразумением, лишь немногие поняли, что это было — или так казалось — сосредоточено в моём любимом Третарри.

Но я знал. Я знал правду о том, что той ночью не было настоящего огня. Нет, вместо этого великие боги преисподней пробились на поверхность нашей маленькой планеты, их вечные битвы и войны просочились в нашу реальность.

И только я стал свидетелем этих событий, только я общался с самими демонами и их жалкими прислужниками.

Однако я забегаю вперёд. Это был обычный вечер, насколько я помню — самый обычный с тех пор, как нас покинула моя любимая Марджори. Семьи из Третарри были в церкви святого Павла, в Грейнджтауне, но я отрёкся от нашего Бога после того, как потерял Марджори.

Я стоял в центре деревни, когда земля начала дрожать, и из-под неё повалил дым.

Я подумал, что пришло моё время и что я не переживу следующие несколько мгновений, и я начал думать о Марджори. Мне кажется интересным то, что даже в те ужасные секунды я ни разу не попытался помолиться или хотя бы подумать о Господе Боге Всевышнем.

И улицы расколол пополам огонь и пунцовый дым, когда странные фантасмагории света и других энергий стали различимы в дыму.

Звук был оглушительным, однако, как я узнал позднее, никто за пределами деревни ничего не слышал и не видел, хотя той ночью огонь привлёк внимание полиции и других представителей власти, которые решили, что это был простой пожар в доме номер 6 по Кобург-стрит.

И, опасаясь за свой здравый ум и репутацию, я, к стыду своему, вынужден признать, что не давал им повода думать иначе.

Я лишь навеки благодарен за то, что ни одна невинная душа не погибла той ночью.

«Души». Как легко я пишу такие слова и как по-прежнему тяжело в это поверить.

Я спрятался в дверях дома на Бьют-террис, в ужасе наблюдая за происходящим, когда огромная рука, размером с лошадь с экипажем, изверглась из трещины, разделившей дорогу надвое. Серая, когтистая — я помню каждую мелочь вплоть до костяшек пальцев, я был так напуган, что это въелось в мою память, боюсь, до конца моих дней. Страшные когти скребли по дороге, стараясь зацепиться, чтобы всё это отвратительное тело могло подняться, красноватый дым всё ещё потрескивал и танцевал над ним, ручейки света струились на его пути, словно каждая искра была живой.

Затем показалась рука, плечо и, наконец, голова, похожая на собачью, выросла из-под земли, не замечая меня, но изрыгая огонь, рыча и поднимаясь ввысь.

В дальнем конце улицы появилось второе такое же существо, только ярко-синего цвета.

И в этот момент я заметил двух мужчин, оба были пожилыми, они стояли на разных концах Бьют-террис, словно секунданты при двух дуэлянтах, которые не были людьми.

Мне показалось, что они не только были похоже одеты, но и лица у них были словно у близнецов. Признаюсь, что я не так уж долго на них смотрел, но меня так и тянет сказать, что они были однояйцевыми близнецами. Я не могу предложить иных аргументов в поддержку этого мнения, кроме моих воспоминаний о моём недолгом наблюдении за ними.

Секунданты этих Чудовищ одновременно подняли руки, и пунцовая энергия над нашими головами превратилась в водоворот невероятной силы, я чувствовал, как воздух покидает моё тело, и мне стало страшно, что я умру прямо там, на улице, но Чудовища — из-под земли были видны лишь их головы и плечи — повернулись друг к другу, и в этот момент в воздух стали взлетать камни и земля.

В пунцовом шторме начали мелькать крошечные огоньки, некоторые из них роились вокруг Серого Чудовища, некоторые — вокруг Синего Чудовища, и я понял, что то, свидетелем чего я стал, лежит за гранью знаний смертного человека. Воистину, я наблюдал за битвой чего-то куда более тёмного.

Энергия летала вокруг голов Чудовищ, хотя они двигались слабо, в основном поворачиваясь и рыча друг на друга нечеловеческими словами. Основная борьба шла между огоньками в буре, те, что были ближе к Синему Чудовищу, теперь образовали внушительную черноту по сравнению со светом союзников Серого Чудовища. Свет против Тьмы.

— Верно, — произнёс голос у меня за спиной.

Я понял, что секундант Серого Чудовища стоит рядом со мной. Он объяснил, что его знают как Билиса Менджера; он считал, что воплощает Боль Пожирателя, что бы это ни означало. Своего противника он представил как Кафара Менджера, возможно, подтверждая мою догадку о том, что они родственники или даже близнецы. У меня не было возможности спросить, поскольку Билис дал мне задание.

Он объяснил, что прекрасный город Кардифф был домом для этих Чудовищ, и так было с самого сотворения мира. Что-то под названием Разлом пролегало через эти земли, я решил, что это и был пунцовый дым над нами, и что двое Чудовищ сражались за власть над ним.

Или за то, чтобы сбежать.

Он передал мне эту книгу и специальную ручку, такую, каких я никогда раньше не видел. Он сказал, что этой ручкой можно писать слова, но я не смогу впоследствии прочесть их.

Он сказал, что очень важно, чтобы я записал в этот дневник события того дня — и ничего более.

И что когда одно из Чудовищ и его Секундант победит или проиграет, я должен буду закрыть этот дневник и убедиться, что он будет похоронен вместе со мной здесь, в Кардиффе.

Я отметил, что, возможно, в скором времени я покину Кардифф, что без Марджори для меня нет смысла оставаться в этом городе, однако Билис был настойчив. Не имело значения, куда я уеду, при условии, что я буду похоронен здесь, в Кардиффе. На кладбище у церкви святой Марии, которая находилась далеко на севере Кардиффа.

Однако я должен рассказать вам о битве — несмотря на то, что я, честно говоря, имею слабое представление о том, что именно произошло. Рычание Чудовищ и метания чёрных и белых огней.

Билис Менджер и второй Секундант не делали ничего до тех пор, пока, спустя примерно пять минут, пунцовый шторм не засветился очень ярко, белые огни погасли, а Синее Чудовище поднялось выше, и Серое исчезло под землёй.

Синее Чудовище с рёвом начало бить себя в грудь, словно какая-нибудь гигантская обезьяна с тёмных континентов, и тоже исчезло, провалившись сквозь разверстую трещину, из которой оно вышло, и дыра закрылась, а пунцовая буря прекратилась.

Двое Секундантов остались — тот, которого я знал как Кафара, пошёл к Билису. Они пожали руки, и Кафар, прижавшись к Билису, исчез, почти как если бы он каким-то образом был внутри человека, с которым я разговаривал — это был самый странный трюк, какой я когда-либо видел.

И Билис сказал мне кое-что ещё.

Он сказал, что Третарри больше не принадлежит ни мне, ни рабочим. Он сказал, что все они должны покинуть свои дома в течение семи дней, иначе он не будет отвечать за последствия. Однако я не принял это за угрозу, скорее за извинение. У меня сложилось впечатление, что этот дорогой человек беспокоился скорее за их благополучие.

Став свидетелем битвы Чудовищ, я мог лишь согласиться.

Я спросил у Билиса, что он будет делать теперь — Чудовище, на которое он работал, было явно побеждено.

Он сказал мне, и я очень хорошо запомнил его слова: «Я буду идти сквозь вечность прошлого, настоящего и возможных будущих до тех пор, пока мой Господин Абаддон не возродится. До тех пор вы, Гидеон ап Тарри, должны будете помнить две вещи. Первое — слово «Торчвуд», потому что оно уничтожит будущее. И второе — то, что я, Билис Менджер, буду искать окончательной мести за будущее. Потому что это не должно произойти — однако без моего Господина Абаддона оно случится.

Я больше никогда его не видел.

На следующей неделе я переселил своих верных работников в новые дома в Виндзоре и Бьюте.

Лишь ещё один раз я пытался вернуться в Третарри, но что-то не дало мне войти туда. Не физически, но я испугался, что, если я войду, моё сердце затрепещет, а горло высохнет в ту же секунду. Я не смог разумно объяснить это, но я знаю и уважаю этот страх, и я поклялся не возвращаться.

Как и велел Билис Менджер, который в тот день исчез из моей жизни и больше не вернулся, я записал всё это спустя четыре года.

Я внёс в своё завещание условие о том, что этот дневник должен быть похоронен вместе со мной. Я храню его в деревянном ящике на чердаке. Сегодня будет последний раз, когда я его вижу.