Песня для Корби

Глава 26 ДОМ МРАКА

Корби оказался в безграничном пространстве расчерченной огнями темноты. Он стоял на сцене, бесконечной линией уходившей налево и направо. Такой же бесконечной линией тянулись вдоль нее софиты, холмики суфлерских рубок, ударные установки. Бесконечной была и толпа зрителей. Люди стояли тихо: ни шороха, ни дыхания, ни слова – неподвижные лица, ожившие маски, воплотившиеся мертвые монстры с рисунков на стенах клуба. Каждый и каждая могли бы стать песней. Все вместе они огромный черный клад. Откуда-то Корби помнил их, откуда-то знал. Он почувствовал, как перебирает струны. Его охватил ужас. Не он двигал своей рукой, но он понимал, какую музыку играет. Он играл гипнотическую мелодию, которая вбирала в себя весь калейдоскоп страданий и смертей, все бесконечное множество историй о падении и гибели. Он играл мелодию масок.

Он играл и видел, как в их полных мрака глазах отражается мир кирпичных стен и выбитых окон, где развращенные души могут летать со скоростью света, где сгорают по кусочку траченые червоточинами сердца, где черные призраки идут сквозь дождь, чтобы танцевать с осенними листьями на окраинах вечно темного города. Край сцены превратился в пропасть, в шов, по которому смыкаются миры. Переступи через него, и ты никогда не вернешься назад. Ты станешь одной из масок, одной из историй, одной из колыбельных, которые, засыпая, поет себе сытое чудовище. Ты станешь им самим, его холодной плотью и кровью. Корби пытался противостоять, противопоставить этому хоть какое-то доброе заклинание, хорошее воспоминание, но ничего не получалось. Сумрачные образы заполнили его сознание: крыши, с которых кто-то сорвался, опустевшие троны и пьедесталы, пыльные плиты дворцовых зал, почерневшие страницы книг, которые теперь перелистывает только ветер. Тысяча мест мира, предназначенных для счастья и славы, превратились в пустоши. И сам он был мертв, или хуже, его никогда не было, он не существовал по-настоящему, он был маской, только начавшей догадываться, чье лицо закрывает, и удерживался в этой иллюзии непозволительно, роскошно долго. Но вот, пришло время сорвать маски, или наоборот, соединить их с лицами навеки, чтобы никто уже ничего не узнал и никогда никуда не сбежал.

Руке было тепло, она как-то странно скользила по струнам. Казалось, вот сейчас эта затянувшаяся импровизация закончится, ему позволят опустить гитару и сделать перед молчаливой публикой жутковатый марионеточный поклон. Но этого не происходило. Песня рассыпалась, ускользая меж дрожащих струн, собиралась снова, в новой формации, с новым ритмом и риффами, ухватывала крошечный аспект настроения – и рушилась опять. Волны. Листья. Кровь. Асфальт. Сироты. Лезвия. Глаза. Крик. Корби начал догадываться, что у этой песни нет конца. Она была змеей, пожирающей свой хвост.

– У тебя кровь идет, – прорвался сквозь видение испуганный голос Комара. Корби почувствовал, что кто-то схватил его за руки и заставляет перестать. Он слышал, как захлебывается, опадает мелодия. Ему, наконец, удалось остановиться. Руку жгло болью. Комната медленно проступила сквозь видение масок, но само видение не рассеялось, а продолжало стоять перед глазами. Это было все равно, что постоянно видеть одним глазом одно, а другим другое. С ним это уже происходило – вчера утром, когда он всю ночь смотрел безумные сны, а потом, стоя перед зеркалом в ванной, увидел, как сквозь его лицо проступает чужое. Теперь ощущения повторились, но стали сильнее.

Охранник ушел. Гитара все еще висела у Корби через плечо, а Комар мягко держал его за обе руки.

– Ну ты и шутник. Не сказал, что умеешь играть. Где же ты раньше был? Мы бы такую группу…

– Я не умею играть, – оборвал его Корби. С руки на пол падали крупные капли крови: порез от ножа открылся и снова кровоточил.

– Ты сейчас играл. Круто играл.

Корби полуослепшими глазами смотрел ему в лицо.

– У меня расфокусированный взгляд?

– Да. Странный, как у твоего злобного друга. Вы что, обдолбались, что ли, по дороге сюда? – Комар помог Корби снять гитару с плеча. К ним подбежал Ара. Он где-то раздобыл бумажную салфетку и сунул ее в кровоточащую руку Корби.

– Где Ник? – спросил Корби. – Его надо спасать. У меня галлюцинации, и у него тоже.

– Если бы я так играл под кайфом…

– Это совсем не похоже на кайф. – Корби, шатаясь, вышел в коридор. – Пойдем. Надо срочно найти Ника.

Они прошли мимо изображения Джима Моррисона. Его лицо в нимбе вьющихся волос слабо светилось в полутьме. Корби шарахнулся от прямого взгляда его глаз.

– Ты можешь объяснить, что это было? – истерически спросил Ара. – Что вообще происходит?

– Я ошибался. Я думал, Ник изводит себя раскаянием, а он по-настоящему сходит с ума. Точно так же, как я.

Ара замотал головой.

– Что ты такое говоришь? Ты только что здорово играл на гитаре. Как ты это сделал? Я же знаю, ты не умеешь.

– Где может быть Ник?

– Он шел в туалет.

Их нагнал Комар.

– Здесь налево.

Они повернули. Корби шел неровной, дергающейся походкой, быстро, как только мог. Ему казалось, что рисунки смотрят на него со стен, шевелятся, шепчут. Салфетка в руке насквозь пропиталась кровью. Они прошли мимо двери, за которой звучала приглушенная музыка, повернули еще раз и увидели вход в туалет. Корби ворвался в него, одну за другой толкнул двери кабинок. Во всех было пусто.

– Да что ему будет? – спросил Комар. – Может, он вообще обиделся и уехал.

– Он не такой.

– Послушай, мы ведь можем просто ему позвонить, – предложил Ара. – А ты пока полей руку холодной водой. Кровь быстрее остановится.

– Хорошо. Звони. – Корби бросил набухшую от крови салфетку в мусорный бак, открыл кран, сунул порезанные пальцы в поток холодной воды. Розовая лента крови зазмеилась по белому кафелю раковины.

Ара набрал номер Ника.

– Не берет.

Корби напряженно смотрел на него. Ему казалось, что он может различить приглушенное эхо гудков.

– Мы теряем время. Мы должны найти его.

– Ник! – внезапно воскликнул Ара. – Ник, где ты? – Он встретился с Корби взглядом. Его лицо было очень напуганным. – Ник, куда ты пропал? Я тебя плохо слышу. Какая ловушка? Куда бежать?

– Он галлюцинирует, – сказал Корби. – Дай я с ним поговорю.

Ара передал ему трубку.

– Ник, это я.

Ник странно рассмеялся.

– Зачем ты нас сюда привел? Чего ты добиваешься?

– Что ты видишь?

– Андрея.

– Это просто галлюцинация.

– Нет. Я вижу его на фотографии. – Корби понял, что слышит в трубке приглушенную музыку. Значит, Ник все еще в клубе.

– Где ты? – спросил он, возвращаясь в коридор. «Я должен догадаться, где сейчас Ник, – подумал он. – Если он видит то же самое, что и я, куда он мог пойти и что сделать?» Он остановился и, чувствуя, что окончательно сходит с ума, начал всматриваться в рисунки.

– Так я тебе и скажу, – рассмеялся Ник. – Это ты будешь отвечать на мои вопросы. Зачем. Ты. Привел. Нас. Сюда.

Город за нарисованными окнами. Крадущиеся тени в полутьме. Корби пошел вдоль изображения.

– Потому что Комар назначил мне здесь встречу.

– Не прикидывайся идиотом. Зачем тебе все это? Что ты скрываешь? Что ты задумал?

У людей города были лица – не такие, как у мертвых музыкантов, но тоже наделенные индивидуальными чертами. Окно у разветвления двух коридоров открывало вид на парадный подъезд какой-то гостиницы. На переднем плане было такси, к его окну склонялась молодая женщина, закутанная в манто с меховым воротником. Корби, пачкая стену кровью, коснулся изображения.