Песня для Корби

– Так что ты собираешься с ним делать? Я уже сказал, здесь хранить его нельзя.

– До вечера он полежит у меня в рюкзаке, а после встречи с Андреем мы его куда-нибудь денем. Хоть закопаем.

– Хорошо, – согласился Ник. – У меня есть эмалированная жестяная коробка. Отец даст масляную тряпку.

Корби кивнул. От мысли о спрятанном в землю смертоносном оружии у него по спине пробежали мурашки. Они уже не дети, и их игра – не совсем игра; они поступят с пистолетом так же, как поступила бы настоящая банда гангстеров.

– Твой звонок меня разбудил, – сказал Ник.

– Извини.

– Ничего. Просто, если не возражаешь, я еще посплю. Могу сделать тебе пару бутербродов.

– Нет, меня мутит со вчерашнего. Я тоже посплю.

– Балкон твой, – любезно предложил Ник. Корби благодарно кивнул. Ник принес ему чистую простыню. – Пока папа не сказал «нет», чувствуй себя как дома.

Корби выпил еще чашку воды, убрал со стола краденое и лег спать. В одиночестве обиды и глупости этого утра вдруг разом вернулись к нему, и во сне на него обрушилась мешанина странных, тревожных образов. Он снова был на концерте «Зеленых Созданий», потом почему-то оказался на сцене, огромной, вмещавшей тысячу музыкантов. Потерянный, он стоял между ними, живыми и мертвыми, пытаясь отыскать взглядом своих друзей, но не мог найти никого. Вдруг все разом заиграли, запели. Тысячи инструментов и голосов, огромный, невозможный ряд оттенков звука – все сложилось в песню, в один колоссальный, непередаваемый по силе призыв. Он взорвал что-то в душе Корби, так, что стало больно. Постепенно он различил слова.

– Андрей Токомин, – звали они все множеством голосов. – Андрей Токомин. Андрей…

Из третьего ряда поднялся Андрей. Он пошел к сцене, но кто-то преградил ему путь. Корби сшибся с неизвестным, и они выскочили из зала через дверь, которая откуда-то появилась, на улицу. Потом Корби бежал вверх по стальным лестницам, прилепившимся к стене старого кирпичного небоскреба; шел мелкий дождь, город внизу был окутан сумерками и дымами, сквозь которые светили огни, и все это напоминало старые боевики про Нью-Йорк. Мокрые перила липли к ладоням, металлические ступени звенели под ногами. Так же они звенели над головой, куда убегал неведомый противник. У самой вершины Корби почти настиг его, но тот успел проскользнуть в запасной выход. Корби локтем разбил стекло. За ним был коридор. С внутренней стороны дверь была зеркальной, и в осколках он увидел, что у него другое лицо. Потом он поднял взгляд и обнаружил, что в коридоре стоит человек с какой-то дикой, оскаленной ухмылкой. Но тут все померкло, ушло куда-то, куда Корби уже не мог последовать, и сам он, наконец, провалился в забывчивую темноту без сновидений и огней.

Проснулся он от звука шипящего масла и сытного запаха жареного мяса, который затягивало на балкон через приоткрытую дверь. Перевернувшись на спину, Корби увидел отца Ника. Тот хозяйничал без передника, на нем были только шорты и красная майка без рукавов. По большим умелым рукам тянулся темный узор вен, на плече была выбита группа крови и список аллергенов: следы занятий подводным спортом и пещерным туризмом.

– Выспался?

– Здравствуйте. – Корби посмотрел на небо. Солнце висело где-то на полпути между зенитом и горизонтом, было жарко, но не как в середине дня. – А сколько времени?

– Половина седьмого. Отбивную будешь?

– Да, – обрадовался Корби. – Я не ел со вчера.

– Тогда вставай и приводи себя в порядок.

Корби замер в нерешительности в дверях балкона.

– Ник сказал Вам?

Олег Борисович стоял вполоборота, переворачивая деревянной лопаткой на сковороде мясо. Корби ждал, чувствуя, как сердце выпрыгивает у него из груди. Этот человек был первым и последним взрослым, который мог ему помочь. Все другие варианты казались равно паршивыми.

– Живи, – сказал, наконец, Олег Борисович. – Только одно условие. Каждый третий раз в магазин ходишь ты. Еду берешь на свои деньги. Мой пацан сказал, что они у тебя есть.

– Конечно, – выдохнул Корби. – Вы меня спасли.

Мужчина пожал плечами и продолжил катать отбивную по раскаленной, плюющейся маслом сковороде. Корби прошел в ванную и поставил стаканчик со своей зубной щеткой рядом со стаканчиком Ника. Он нашел новый дом. В четырех кварталах отсюда, в полутемной пустынной квартире, был его дед. Корби представил, как старик склоняется над помятой газетой, вписывая кривые синие буквы в просветы черной решетки кроссворда, и его передернуло.

– Не думай о нем. Думай о том, что ты все еще похож на небритого похмельного урода, и пока ты будешь таким, сегодняшнее утро не перестанет преследовать тебя.

Отражение немо шевелило губами. Корби подсоединил к сети серебристое тело электробритвы и начал стремительно расправляться со щетиной. Крошечные волоски превращались в пыль. В мерном жужжании вибролезвия были покой и торжество цивилизации, жизнь. Закончив бриться, Корби почистил зубы, умылся, взъерошил волосы полотенцем. Махровая ткань все еще пахла деньгами и ружейным маслом. Он искренне улыбнулся и присмотрелся к своему отражению. Кожа после бритья стала гладкой и притягательной, на лбу чуть пульсировала голубая венка. Волосы, еще влажные, стояли дыбом; он привычно зачесал их назад и решил, что теперь выглядит на четыре с плюсом. Только небольшое кровоизлияние под глазом портило вид.

– Как лицо? – поинтересовался Ник. Корби вздрогнул и понял, что тот уже некоторое время стоит у приоткрытой двери ванной.

– Краснота прошла.

– А синяк нет.

– Твой отец разрешил мне остаться.

– Мой отец отличный мужик. Но не дай ему пропить все твои деньги.

Такого предупреждения Корби не ожидал. Ему пришло в голову, что он был слишком легкомысленным со своими барышами. Никогда раньше он не держал в руках такую сумму. Она казалась ему огромной, но он мог быть глубоко не прав, ведь он никогда не жил на свои деньги. Корби решил, что ни в коем случае не будет считать бабки на глазах у Олега Борисовича, и тем более не станет показывать ему, где они лежат.

Когда он вернулся на кухню, поздний обед был уже готов. Они едва уместились за маленьким столиком. Корби досталось место напротив Олега Борисовича. Он дипломатично притих и ел, изредка выдавая свое восхищение кулинарными способностями хозяина дома. Тот выглядел довольным.

– Куда будешь поступать?

– Я еще не решил. Дед хотел, чтобы я учился на юриста, и я хорошо готовился к ЕГЭ по русскому, истории и обществознанию.

– Пока оценок нет, это пустой разговор, – сказал Ник. – Можно готовиться к математике, а случайно сдать на пять химию.

– Да, но даже если у меня хорошие оценки только по моим трем предметам, я могу поступать много куда. Например, на историка или психолога.

– А не хочешь в театральный? – предложил Олег Борисович. – У тебя модельная внешность. С таким лицом будешь зарабатывать деньги, почти ничего не делая. Только не дай себе потолстеть и держись в форме.

Корби подумал, что, наверное, перестарался, когда приводил себя в порядок.

– Я никогда не был к этому расположен, – двусмысленно заметил он. Ник усмехнулся.

– К нам приходят ребятки сниматься в рекламе, – жуя, продолжал Олег Борисович, – так играть вообще не могут, даже улыбаются в камеру ненатурально. Но у них классный вид. Не знаю, что они с собой делают. В качалку, наверное, ходят. – Он встал, открыл холодильник, вернулся за стол с банкой пива. – Хочешь?