Невеста лорда

— Хорошо, — леди Бертрада немного успокоилась. — Если таково твое решение, я его всецело принимаю и одобряю. Ведь другого выбора у меня попросту нет.

— На стол уже накрыли, матушка. Так что как только леди Лейлис будет готова, проводите ее в великий чертог. Если понадобится, немного поторопите.

— Конечно, — сдержанно отозвалась леди Бертрада.

— Кольца, кольца, — забормотал Рейвин уже сам себе, подкидывая на ладони черное кольцо-печатку. — Как вы думаете, стоит мне надеть это, со знаком Сосновой крепости? Помните, это то ничейное деревянное строение в десяти лигах от Сарклема. Если лорд Костерер опять пристанет ко мне из-за этого… лучше сниму кольцо, пусть и Костерер, и Ребат видят, что я не намерен в очередной раз выслушивать это дело…

С нарядом Лейлис помогала не Шилла, а прислужницы леди Бертрады, им было виднее, что и как делать. Волосы ей оставили распущенными, только закололи у висков и вплели несколько нитей жемчуга. Платье, на скорую руку подогнанное по фигуре, смотрелось очень хорошо, даже без корсета, который посоветовали вовсе выбросить за ненадобностью. Северные женщины искреннее недоумевали, зачем причинять себе неудобства и уродовать фигуру корсетами, кринолинами и тому подобными глупыми изобретениями южной моды. Здесь все — от служанок до леди — носили свободные платья с высоким воротником и низкой талией, различались только качество тканей и отделка одеяния. Мягкие бархатные туфли, которые Лейлис обычно носила дома, сочли неподходящими и принесли другие, из серой оленьей кожи, закрывавшие ногу до щиколотки. Такая обувь была теплее и, если привыкнуть, даже удобнее. Бело-перламутровый свадебный плащ и такого же цвета широкий пояс на Лейлис надевали уже в присутствии леди Бертрады. Больше похожее на мантию одеяние, сплошь расшитое мелким речным жемчугом, лунными камнями и серебряными нитями, тяжелыми складками укрывало плечи и шею, скрывая так не понравившийся леди Бертраде вырез платья, и скреплялось на груди серебряной брошью в виде барса, смыкающего челюсти.

Хозяйка Эстергхалла посмотрела на Лейлис отстраненно, почти мечтательно, видно вспоминая собственную свадьбу, со дня которой прошло без малого тридцать лет.

— Очень хорошо, — северянка выдала скупую улыбку. — Пойдем.

Пока ее водили по замку, Лейлис пыталась запоминать расположение комнат, но получалось плохо — слишком много было слабо освещенных полупустых помещений. В великом чертоге, как и во всем Эстергхалле, было много темно-серого камня, черного дерева и серебра. Серебряными были кубки, тарелки, подносы, кувшины и канделябры — вообще все, что нельзя было сделать из дерева или камня, отливалось из серебра. Стены украшали барельефы героического содержания, а в центре мраморного пола сияла мозаичная голова барса, выложенная полудрагоценными камнями разных оттенков голубого. Широкие и длинные столы и лавки были расставлены в форме прямоугольника без одной грани, образуя довольно большое свободное пространство в середине помещения. Количество присутствующих в чертоге людей сперва испугало Лейлис. Только гостей было никак не меньше сотни, в основном мужчины и всего несколько дам и подростков, а еще туда-сюда бегали, суетясь, слуги и служанки. На Лейлис в ее сияющем наряде мало кто обращал внимание.

Пока все рассаживались, она ненадолго оказалась рядом с лордом Хэнредом. Старик, похоже, уже успел выпить и пребывал в замечательном настроении. Он выразил восхищение ее красотой и спросил, какое впечатление произвел на нее Эстергхалл.

— Конечно, Фестфорд поменьше, раза в три, — без особого сожаления признал он. — Зато залы не пустуют, всегда топятся и всегда кто-то там снует. Ну, что скажешь о своем новом доме?

— Здесь великолепно, — с искренним восхищением ответила девушка. — Я даже не представляла, что в целом мире есть столько серебра, сколько в этом зале.

— Еще бы! — Хэнред расхохотался. — Эстерг Великий знал, куда пристраивать свой сиятельный зад. Его потомки уже пятьсот лет сидят на серебряных рудниках, похоже, неиссякаемых. «Если жила кончилась, попробуй ткнуть на полфута в сторону — тут же найдется новая», говорят они. Хотя, лучше б вместо этой блестящей утвари учились ковать добрую вантерскую сталь…

Однако возможности выслушать все, что имеет сказать по этому поводу лорд Хэнред, Лейлис не дали. Ее отвели к ее месту за столом, рядом с лордом Рейвином, и попросили молча постоять, пока он будет говорить. Лейлис даже не сразу узнала жениха — сбрив бороду, он разом стал выглядеть лет на десять моложе, соответственно своему настоящему возрасту. Лейлис ни у кого не спрашивала, сколько ему лет, про себя решив, что, наверное, около тридцати, а теперь ей казалось, что лорду Эстергару едва исполнилось двадцать.

Он говорил довольно долго, Лейлис не понимала слов, но слышала, что он называет ее имя, название дома и перечисляет имена ее родственников. Речь Эстергара сопровождалась тихим, но непрекращающимся ропотом гостей. Было очевидно, что то, что он говорит, большинству присутствующих приходится не по нраву. Лейлис взглядом выискивала среди гостей знакомые лица. Риенар Фэренгсен, особо не слушая сюзерена, беседовал о чем-то с сидящим рядом с ним мальчиком в красно-коричневом дублете, а лорд Хэнред пил и одобрительно кивал. Лорд Рейвин закончил говорить и опустился в резное кресло, жестом позволив Лейлис тоже сесть на свое место. Начался пир, продолжавшийся с полудня и до глубокой ночи.

Слуги приносили и уносили блюда, Лейлис успела сбиться со счета, сколько было перемен. В основном подавали пресноводную рыбу, дичь и свинину. Рядом с самыми почетными гостями ставили подносы с овощами и фруктами, выращенными в теплицах. Единственное, что на Севере росло в изобилии, была тьянка — удивительная ягода, цветущая и приносящая плоды три раза в год. С тьянкой делали все, что только можно — ею фаршировали птицу, ее соком поливали вареную рыбу и жареное на вертеле мясо, кислые весенние ягодки использовали в качестве специи или украшения, из сладких осенних ягод делали начинки для пирогов и варенье, листья тьянки перетирали, варили и добавляли в паштеты или смешивали с орехами и корнеплодами. Но самое главное: из тьянки изготавливали дратху — перебродивший ягодный настой, который северяне считали достойной заменой вину. Дратху пили по великим праздникам, во время ритуалов, а то и просто вместо воды, несмотря на ее значительную крепость. Лейлис только чуть-чуть отхлебнула этого напитка из своей чаши и поморщилась, слишком он показался ей горьким и кислым, поэтому она пила только разбавленное до светло-розового цвета вино и воду. На нее по-прежнему никто не обращал внимания, кроме, пожалуй, Крианса, которого усадили рядом.

— Ты очень красивая, — сказал он, слегка дергая ее за рукав. — Когда я вырасту и получу меч, я тоже поеду за женой на Юг. Это уже скоро будет. Налить тебе еще вина? Я запросто могу поднять этот кувшин, он совсем не такой тяжелый!

«Хотя бы с одним Эстергаром я подружилась», — думала Лейлис, улыбаясь мальчику, и изредка касалась рукой его мягких, слегка вьющихся волос.

Периодически трапеза прерывалась, кто-то из гостей вставал и становился напротив лорда Рейвина, кланялся и начинал что-то излагать. Эстергар слушал внимательно или, по крайней мере, делал вид, что слушает. Иногда ему подавали через стол какие-то бумаги, слуги сдвигали в сторону всю посуду, ставили поближе канделябр, и лорд погружался в чтение. Выяснив суть претензий, Эстергар выносил решение, и проситель удалялся на свое место, довольный или не очень.

Музыкантов не было, только тот злосчастный менестрель из Верга, которого притащил лорд Хэнред, сидел в углу, дергал струны своей лютни и негромко тянул одну за другой мрачные и страшные баллады — что-то про клеймо проклятия, голод и рабство, смертный бой и разрушение мира. Настроение Лейлис было вполне под стать этим песням. Свадьба вообще была мало похожа на развлечение, во всяком случае, первая ее часть. Похоже, что присутствующие лорды сочли это событие отличной возможностью напомнить Эстергару обо всех накопившихся за восемь лет спорах, тяжбах и прошениях, решение о которых нельзя было принять заочно, обменявшись парой писем. Пока продолжалась эта официальная, не имеющая отношения к бракосочетанию часть церемонии, гости ели и пили очень умеренно, кроме, пожалуй, лорда Хэнреда, которому было плевать на все эти формальные претензии и просьбы, сыпавшиеся на Эстергара.