Последняя ставка

Старик смотрел на сигарету в пепельнице около его кресла, и крупье пришлось напомнить ему, что пришла его очередь делать ставку.

Как раз сдали по седьмой карте, и в игре оставались только два человека, кроме Оззи; у старика были открыты три дамы, а у его соперников – слабые пары.

Оззи перевернул трех дам и толкнул карты к середине стола.

Мимо Крейна прошла официантка с коктейлями, и он совсем было махнул ей рукой… но подумал о трех дамах, которые сбросил Оззи. Невелика жертва, – подумал он, вздохнул и повернулся, чтобы продолжить наблюдение за столом.

Один из двух оставшихся игроков выиграл с «полной лодкой», пока он сгребал фишки, Крейн вяло подумал: интересно, какого рода удачу продал этот человек.

В следующих разрядах Оззи все время «стоял», сбрасывая карты лишь после того, что игроки в семикарточный стад называют «шестой улицей» – раздачи шестой карты. Даже от перил Крейн видел, что партнеры обращают внимание на манеру игры старика; однажды Оззи бросил карты, имея в открытую две высокие пары, когда на столе больше не было видно ничего подобного.

Наблюдая, Крейн выпил три «коки» и выкурил полпачки «Кэмела». Дым все так же клубился над столами, а Оззи продолжал сбрасывать карты, не доходя до вскрытия.

И поэтому Крейн удивился, увидев, что, наконец, в очередной раздаче Оззи заколебался на «шестой улице».

Открытыми у старика были двойка пик, тройка треф, пятерка бубен и девятка червей.

Один из его противников показывал четыре червы, а другой – две пары: черных королей и десятки. Две пары повысил на десять долларов, а четыре червы поднял еще на десять – очень похоже, что у него флеш, подумал Крейн.

– Двадцать к девяти, – сказал крупье Оззи.

Он выглядит на сто лет, с волнением подумал Крейн, глядя на своего приемного отца. Старик сидел и, опустив глаза, смотрел в карты.

– Время, – произнес Оззи так тихо, что Крейн смог понять, что он сказал, только по движению сморщенных губ. – Время… время… время…

Дым висел над столом, как опахало, непрерывное позвякивание фишек внезапно сделалось в ушах Крейна резким, как треск хвоста гремучей змеи. Из кондиционеров лился сухой, как в пустыне, воздух.

Оззи встряхнул головой.

– Время! – произнес он, на сей раз так громко, что даже Мавранос услышал его и поднял голову от пива.

Оззи скривил губы, словно с вызовом или негодованием, и поднял голову.

– И десять, – четко произнес он, подвигая вперед три коричневые фишки.

Крейн видел, что остальные игроки с любопытством посмотрели на своего престарелого соперника, у которого лучшей «рукой» могли быть только две пары – девятки и пятерки. С их точки зрения, лучшее, на что он мог надеяться, это «полная лодка», а у королей и десяток расклады, похоже, были посильнее.

Игрок с королями и десятками повысил, то же самое сделал обладатель вероятного флеша.

Оззи вытолкнул вперед еще несколько фишек.

– Поддерживаю, – со вздохом сказал он.

Крупье, не поднимая глаз, повернулся к каждому из игроков.

Короли и десятки поставил, флеш повысил.

– Поддерживаю, – повторил Оззи, подвигая еще несколько фишек.

Настало время вскрываться, и игроки выложили свои карты лицом вверх.

У королей оказалась «полная лодка» – короли и десятки – перебившая флеш червей, который предвидел у этого игрока Крейн. «Рука» Оззи, которую он выложил чуть ли не церемонно, содержала в открытую двойку, тройку, пятерку и девятку, и втемную – восьмерку бубен, туза пик и четверку червей.

Вообще ничего. Остальные игроки, скорее всего, думали, что он пытался дополнить стрит, который бился и флешем, и «лодкой», имевшимися у партнеров, и надеялся на это до самого конца.

Оззи толкнул оставшиеся фишки в сторону крупье, как чаевые, потом поднялся и зашаркал ногами по темно-вишневому ковру, направляясь к дальним ступенькам. Крейн оглянулся на Мавраноса и кивнул головой вслед старику. Мавранос кивнул в ответ, встал и, забрав свое пиво, пошел в ту сторону, куда направлялись по игровой зоне Оззи и Крейн.

Оззи стоял перед навесом с неоновой надписью «УГОЛОК ИГРОКА».

– Я намерен выпить стаканчик-другой, – объявил он. – Ты, – он повернулся к Скотту, – пристрастился к кофе, или «коке», или чему-нибудь еще в этом роде, верно?

Крейн кивнул – немного резче, чем хотел.

Медленно, однако держа подбородок высоко поднятым, старик ввел Крейна и Мавраноса в бар и провел в отделанную тартаном кабинку возле задней стенки.

В баре было почти пусто, хотя широкий овал паркета в середине да разбрасывающий блики крутящийся дискотечный зеркальный шар под потолком намекали на бывающее здесь веселье. Несмотря на викторианские орнаменты на колоннах из темного дерева, броские обои и обилие тартана, благодаря зеркальному бордюру под потолком и вертикальных полос зеркал, разрезавших стены через каждые несколько ярдов, эти стены производили впечатление свободно стоящих панелей, которые можно разобрать в любую минуту. Смонтированный на стене широкоэкранный телевизор показывал без звука черно-белое изображение.

– Что ты купил на последнем кону? – спросил Крейн.

– Удачу, – ответил Оззи. – Не так уж сложно по ходу дела быстро прочитать «руки», понять их суть; не сложнее, чем, например, определить обитателей встревоженной приливной заводи, но если ты намерен протянуть руку и схватить кого-то, необходима уверенность, что ты точно знаешь, что оно собой представляет. Мне пришлось долго ждать «руки», которая… которая пошла бы нам на пользу. Которую мы могли бы… которая оказалась бы приемлемой. А ведь очень непросто рассчитать семь карт и все варианты их взаимодействия, когда игроки за столом подпрыгивают от нетерпения и чуть ли не норовят толкнуть тебя под локоть. – Он потер лицо корявой, покрытой пятнами рукой. – Потребовалось много времени для… для «руки», которую можно было бы показать.

Мавранос скрючился на сиденье и с некоторым неодобрением окинул взглядом оформление бара.

язвительным тоном произнес он, —

– Тоже Элиот? – спросил Крейн.

Мавранос кивнул. Он сделал знак ближайшей официантке с коктейлями и повернулся к Оззи.

– Ну, и как погода?

Старик покачал головой.

– Штормит. Полным-полно пик, а это современная версия мечей из старинной колоды Таро. Пики сами по себе плохо, а девятки хуже всего – я насмотрелся на них вдоволь. «Баллантайн», скотч со льдом, – добавил он, взглянув на официантку, которая стояла у стола, держа наготове свой блокнотик.

«Кока», – подумал Крейн. Содовую – возможно, с горчинкой. Проклятье! «Ви-эйт». «Севен-ап».

– Эй, милашка, – сказал Мавранос. – Вы уж извините нашего друга – ему не нравятся хорошенькие девушки. Я выпью «курз».

– Может быть, он вовсе не считает меня хорошенькой, – ответила официантка.

Крейн, моргая, посмотрел на нее. Худощавая и стройная, темноволосая, кареглазая – и улыбалась.

– Я думаю, что вы хорошенькая, – сказал он. – Я выпью содовой с капелькой «Ангостуры».

– Вот вам и признание, – сказал Мавранос, ухмыляясь в неухоженные усы. – Страстное.

– Он вроде бы ничего такого в виду не имел, – возразила официантка.

– Боже! – взмолился Крейн, раздосадованный и вынужденной трезвостью, и словами Оззи о плохой погоде. – Вы же вдвое моложе меня. Милая, будь мне лет на десять меньше, вам пришлось бы меня палкой отгонять.

Официантка уставилась на него широко раскрытыми глазами.

– Отгонять вас?

– Палкой? – вставил Мавранос.

– Боже, – произнес Крейн. – Я имел в виду… – Но официантка уже ушла.

Оззи, заказав себе виски, кажется, не слышал больше ничего.