Последняя ставка

– Это все ваше.

И тут Скотт оказался вне собственного тела и поплыл над столом, как клубящийся дым; возможно, он сделался дымом. Все масштабы изменились: стол под ним стал громадной зеленой равниной, остальные игроки сделались гигантами без намека на эмоции на лицах, все признаки человеческого канули в мизерность сопоставимых расстояний. Стены пропали. Озеро Мид сравнялось размерами с ночным небом, три водозаборные башни исчезли; оставшаяся башня, стоявшая в воде, взметнулась вверх и, казалось, грозила луне, которая во сне была яркой и полной.

В ночи происходило движение. На отдаленных скалах виднелась пляшущая фигура; казалось, что она столь же далека, как и звезды, но благодаря обостренному зрению ночного кошмара Скотт видел, что человек держит длинную палку, а рядом с ним увивается собака. Плясун улыбался ночному небу, видимо, совершенно не опасаясь разверзшейся прямо под ногами острозубой пропасти.

И еще Скотт знал, хотя и не мог видеть, что вдали, в озере, под черной водой скрыт еще один гигант, и у него, как и у Скотта, только один глаз.

Ощущая сильнейшее головокружение, Скотт посмотрел вниз. Оттуда на него смотрели его собственное тело и Лерой; их лица были широки, как облака, и совершенно одинаковы. Одно из лиц – он уже не мог сказать, чье именно, – раззявило провал рта, вдохнуло, и струйку дыма, которую являло собой сознание Скотта, быстро понесло к черной бездне.

– Скотт, – говорила Сьюзен, – Скотт, это всего лишь сон. Я здесь. Это я, ты находишься в своей собственной спальне.

– О, Сью! – ахнул он и попытался обнять ее, но она увернулась и соскользнула на пол со своей стороны матраса.

– Скотт, еще нет, – сказала она с явной тоской. – Уже скоро, но пока еще рано. Выпей пива, тебе станет легче.

Скотт сполз с кровати со своей стороны. Оказывается, он спал в одежде, и вчерашний выигрыш все еще был засунут комом в карман брюк. Он даже не разулся.

– Сейчас кофе, – сказал он. – А потом дальше спать.

Он доковылял по коридору в темную, теплую от горящей духовки кухню, поставил кофейную чашку с водой из-под крана в микроволновку и включил ее на полную мощность на две минуты. Потом подошел к окну и протер небольшой кусок запотевшего окна.

На Мейн-стрит было тихо. Лишь изредка под горящими фонарями проезжали легковые и грузовые автомобили, да одинокая фигура шла по стоянке с видом полнейшей добродетели, как будто человек отправлялся на утреннюю смену в «Нормс», а не покидал место какого-нибудь жалкого преступления. До рассвета еще оставался час или около того, но несколько ранних птичек уже распевали в кронах больших старых рожковых деревьев, росших вдоль тротуаров.

«На самом деле Сьюзен здесь нет, – мрачно думал он. – Она мертва. Я это знаю.

Мне сорок семь лет.

Я вовсе не должен был столько прожить».

Это все равно что сидеть в джунглях, перевязывать заново раны, питаться из банок полевого рациона, или что там солдаты едят, и смотреть на небо: «Давно уже пора вертушкам подойти».

Или как ехать на велосипеде с привязанными к педалям ногами. Можно долго, очень долго крутить колеса, но в конце концов начинаешь гадать, когда кто-нибудь остановит велосипед и отцепит твои ноги, чтобы можно было сойти.

«Обречен ли я и дальше крутить педали?»

Он подумал, что вроде бы слышит доносящееся от кровати тихое дыхание.

Такие мысли до добра не доведут.

Еще он подумал о шести, а может быть, восьми банках пива в холодильнике. Он сунул их туда перед тем, как отправиться в кровать, как артиллерист выкладывает боеприпасы, которые понадобятся для осады завтра.

Микроволновка негромко пропищала пять раз, и он открыл дверцу, вынул чашку, всыпал в кипящую воду чайную ложку растворимого кофе и остудил напиток, плеснув холодной воды из-под крана.

Устроившись у окна с чашкой кофе, он вдруг вспомнил, как распевал перед Арки «Сынка». Что еще он делал или говорил? Он не мог вспомнить. Он никогда не тревожился о своих речах или поступках, когда был трезв, но минувшей ночью он трезвым не был. Да и ни в одну из ночей последнее время.

Он подошел к задней двери и посмотрел в окошко на дом Мавраноса на другой стороне переулка. Все огни там были погашены. Арки, по всей вероятности, будет спать, как обычно, далеко за полдень. Одному Богу известно, на что он живет.

Револьвер Скотта 357-го калибра лежал на полке с поваренными книгами. Он помнил, что положил его туда пару-тройку часов назад, когда ему понадобилось нагнуться, чтобы поднять наполовину опустошенную коробку банок пива.

Арматура. Арки разглядел, что стекло разбито выстрелом. Скотт хорошо помнил, что Оззи всегда регистрировал свою машину по адресу абонентского почтового ящика на тот случай, если кто-нибудь заприметит номерной знак его автомобиля.

Скотт тоже поступал так до 1980 года, когда он женился на Сьюзен и перестал играть в покер. Зато нынешняя машина была зарегистрирована по тому самому адресу, где он жил.

Он отставил кофе.

Внезапно ему пришло в голову, что стрелок записал номер его машины, отыскал адрес и сейчас уже ждет, наблюдая за домом из своего «Порше» или другой машины. Возможно, подсунул бомбу под фундамент. Так было бы проще всего.

На него разом нахлынула мертвящая паника недавнего кошмара, и он схватился за оружие, радуясь, что не стал включать свет в кухне. Он сделал несколько глубоких вдохов – и потом медленно, беззвучно снял трясущимися пальцами цепочку и осторожно приоткрыл старую, покоробившуюся дверь.

Ночной воздух охладил его потное лицо и голову. Он быстро оглядел поверх дула выставленного вперед револьвера темный двор, а потом свободной рукой плотно закрыл дверь за спиной и прокрался вниз по ступенькам. Несколько секунд он просто стоял и дышал открытым ртом, а потом медленно побрел по некошеной траве туда, где в заборе имелось несколько незакрепленных досок. За ними проходил переулок – тайный капилляр города, – ведущий к сотням темных и безлюдных улиц.

Кто-то из валетов отыскал его раньше и успел убить, подумал Вон Трамбилл, когда свет фар «Ягуара» прошелся по автостоянке на Второй стрит и озарил искрящееся, как свежий снежный сугроб, продырявленное лобовое стекло «Торино». Если так будет продолжаться, к Пасхе ей придется ушивать всю одежду.

Он проехал мимо, крутя большой головой из стороны в сторону на случай, если убийца или убийцы все еще оставались поблизости, но все остальные машины на площадке были пусты и темны.

Они могут быть где угодно, думал он, – на темном крыльце, на крыше, но, скорее всего, не станут околачиваться поблизости.

Он быстро объехал вокруг квартала, а потом снова въехал на стоянку и остановился рядом с «Торино».

Несколько секунд он неподвижно сидел в машине с работавшим вхолостую мотором. Маленькая форель – рыбка-магнит, – бестолково моталась в банке, стоявшей рядом с ним, на пассажирском сиденье. Это могло означать как то, что дичь, на которую охотился Трамбилл, мертва, так и то, что рыбку просто укачало во время долгой поездки.

Трамбилл тяжело вылез из машины и побрел к водительскому сиденью «Торино» – и позволил себе вздох облегчения, увидев, что в машине нет трупа, и ни на обивке кресел, ни на мутном от миллиардов мелких трещинок стекле не видно никаких следов крови.

Они лишь попытались, думал он, возвращаясь в свою машину и выезжая задним ходом со стоянки. Когда «Торино» вновь оказался освещен фарами его автомобиля, он прочитал номерной знак и, отъехав немного в сторону и припарковавшись у тротуара, позвонил по имевшемуся в машине телефону, чтобы ему выяснили все данные о регистрации машины. Источник пообещал перезвонить через несколько минут.

Потом он запросил подкрепление – «чистый» микроавтобус и пару парней.

После этого Трамбилл откинулся на кожаном сиденье и открыл молнию на пластиковом пакете с сельдерейными и морковными цукатами.

Дорога с озера Мид оказалась долгой. Треклятая форель сначала привела его в Лас-Вегас, потом заставила полчаса ездить против часовой стрелки вокруг «Фламинго-Хилтон» – по Фламинго-роуд, Парадайз, Сэндс, Стрип и снова к «Фламинго», но в конце концов успокоилась и уставилась носом на юго-запад. Это положение она сохраняла, пока Трамбилл несся через полуночную пустыню по прямой 15-й автостраде до Бейкера, оттуда до Барстоу и, наконец, оказался в лабиринте округа Ориндж. К этому времени форель устала от слишком быстрой езды, и Трамбиллу пришлось остановиться, выйти и неспешно прогуляться по улицам, чтобы у форели хватило времени сориентироваться и повернуться в своем аквариуме в нужную сторону.