Тень (ЛП)

Затем он учится на драках с другими видящими. Его дядя бросает его на ринг против трёх оппонентов, потом против четырёх, потом против пяти. Он учится драться задолго до того, как ему разрешают использовать это умение, задолго до того, как ему разрешают говорить кому-либо, на что он способен.

Вот почему мальчишки его уже не беспокоят. Дядя говорит ему, что у него уже нет необходимости в таких испытаниях. Дядя говорит ему, что теперь он может делать больно другим мальчикам, что использование его навыков может привлечь к нему слишком много внимания, что люди могут начать задавать неправильные вопросы.

Мальчик не знает, сколько из этого известно Джервиксу.

Но Джервикс не ожидает драки.

Он расслаблен, поставил ноги слишком близко друг к другу, его центр тяжести слегка смещён в одну сторону. Он совершенно этого не ожидает, поэтому грузно падает, ударившись головой о засохшую грязь. Мальчик вовремя поворачивается и видит, как тот пытается подняться, и в его глазах стоит почти нечеловеческая ярость, подёрнутая дымкой от удара головой.

— Беги! — орёт он Кучте, заталкивая её за себя. — Приведи учителя!

Стами издаёт вопль и хватает его за волосы.

Прежде чем мальчик успевает повернуться, другой ранит его в бок наручным клинком, который он носит заткнутым под повязку на запястье, под рукавом. Мальчик, конечно же, знает про нож. Его и раньше использовали против него, даже не раз, но он едва успевает отпрянуть настолько, чтобы удар не нанёс ему серьёзного урона.

Вскрикнув, он чувствует, как лезвие скользит между его рёбрами перед тем, как он дёргается назад, прямо в противоположную сторону от клинка, отпрянув всем весом и пнув ботинком в сторону колена другого. Он чувствует, как его пятка врезается в тело, ощущает резкое движение сустава в неестественном направлении. Не успев понять, сбило ли это того с ног, он бросается в сторону и уворачивается от правого перекрёстного удара одного из последователей Джервикса, грузного паренька по имени Трой.

Выдернув нож из своего бока, он издаёт хрип.

При взгляде на окровавленный клинок в его свете бушует ярость.

Он делает шаг в сторону от всех них, теперь уже двигаясь быстро и легко, держа руки и нож стиснутыми перед собой. Он выигрывает себе несколько секунд, пока они смотрят на запятнанное лезвие. Он осознает, что в эту паузу сосредотачивается на Джервиксе, который всё ещё лишь наполовину поднялся, всё ещё держится за голову, разбитую от удара при падении.

— Я убью тебя, — ревёт гигант. — Я убью тебя голыми руками!

Мальчик бездумно кидается на него.

Его ступни врезаются в его грудь прежде, чем этот отморозок успевает полностью подняться. Его кулак сурово обрушивается на лицо другого, ударяя между слегка расфокусированных глаз. Используя свой вес, чтобы впечатать голову Джервикса в землю, он ещё сильнее разбивает рану на его голове. Ощущая, как свет гиганта ещё больше мутится от удара, он вновь ударяет его, пуще прежнего.

И из ниоткуда ощущает прилив мощи к рукам — поток адреналина, который пробуждает всю его силу и направляет вперёд мощным импульсом.

Теперь он крупнее. Всё ещё на голову ниже гиганта, но его мышцы крепки, а плечи широки от непрестанной работы под командованием дяди.

Ощущая прилив этой силы, он бьёт его раз за разом, наполовину обезумев от ярости, продолжая бить даже тогда, когда его собственная рука кажется сломанной, а костяшки опухают и покрываются кровью, причём не только его кровью.

Мысли до него не доходят, только образы.

Он помнит ножи, которые они использовали против него, а также хлысты, палки, куски металла. Он помнит боль, когда они занимались им по очереди, заставляя умолять, заставляя его делать всё, чего они требовали. Он помнит и то, что Джервикс сказал Кучте. Он помнит, что его заставили делать с ними, когда он закончил. Стами держал нож, угрожая перерезать ему горло или выбить ему зубы, если он этого не сделает.

Он помнит, как делал это перед всеми ними, на коленях, как животное.

Ярость превращается в чёрную ненависть, желание убить завладевает его разумом, и не остаётся ничего, кроме тишины и пульсирующей, одной-единственной потребности.

Он слышит позади себя крики с требованием остановиться, но обнаруживает, что нож всё ещё в его руке — в той же самой руке, которой он бил гиганта по лицу — и осознание этого извращает ярость в его свете в нечто более холодное, более уверенное.

Не покидая этого бездумного пространства, он изменяет наклон руки…

…и перерезает горло беловолосого мальчика до самой артерии.

Он смотрит, как кровь толчками выплёскивается из раны, струясь тёплым жидким потоком, и своеобразное умиротворение накрывает его разум. Молчание наполняет его облегчённой тишиной.

Он всё ещё сидит на залитой кровью груди Джервикса, держа в руке окровавленный нож, когда кто-то сзади ударяет его по голове.

Они ударяют его камнем, очень сильно…

… и всё исчезает.

… Тут я не снаружи, ни на секунду.

Темно, и воет ветер.

Уже ночь, и я чувствую, что прошли недели. Позднее лето сменилось новым временем года или самым его стыком. Земли кажутся холоднее, и он съёжился в темноте, прижавшись спиной к наружной стене амбара, и его пальцы почти онемели.

И всё же он ждёт.

Он прождал здесь несколько часов, но он не шевелится и не издаёт ни звука.

Пока я наблюдаю вместе с ним, от задней части дома приближается свет, и он изучает его, щурясь от ветра. Поначалу он думает, что это один из других, брат или сестра, а может, её мать. Он подходит ближе, когда она исчезает в уличном туалете, но остаётся в тени на случай, если кто-то может увидеть его из другого окна.

Он всё ещё не уверен, она ли это, когда она открывает дверь и выходит из маленького деревянного сарайчика, но потом она поднимает источник света, и он видит её лицо.

— Кучта!

Он зовёт её шёпотом, выпрямляясь в полный рост на затёкших ногах. Он крепче запахивает пальто на своём теле и быстро шагает, держась пониже к земле и всматриваясь в её лицо. Он видит, как она широко раскрывает глаза, видит ужас в этом взгляде и протягивает ладонь в примирительном жесте.

— Кучта! Не бойся… это я!

Она моргает и озадаченно таращится.

— Эвальд?

— Да. Это я.

— Эвальд, — она таращится на него как на призрака. — Что ты здесь делаешь? Я не видела тебя с тех самых пор, как…

— Как я бросил школу, знаю.

Она изумлённо смотрит на него, как будто растеряв все слова, а может, слов наоборот слишком много.

Пока она смотрит на него, он делает то же самое, осознавая, что он скучал по ней в прошедшие несколько месяцев. Он видит, что она одета лишь в халат и длинную сорочку из плотного хлопка, которая напоминает длинное рабочее платье. Позволив взгляду опуститься до самых её ступней, он видит, как её голые ноги исчезают в обтрёпанных кожаных ботинках, скорее всего, принадлежащих не ей. Они похожи на обувь её брата, а может, отца.

Пока он смотрит на неё, она хватает его за рукав пальто и тащит обратно к сараю, подальше от окон дома. Он всматривается в её лицо, пока она волочит его глубже в тёмный дверной проем. Он видит в её глазах решительность, отсутствие страха.

— Что такое, Эвальд? — спрашивает она, как только они скрываются из виду. Она прикасается к его ладони и вздрагивает, уставившись ему в лицо. — Ты замерзаешь! Сколько ты тут просидел?

Он качает головой.

— Это неважно.

— Важно, — возражает она. — Что случилось? Почему ты здесь?

Он беспомощно смотрит на неё, пока она стоит перед ним в одежде своей семьи.

Его парализует чувство вины, осознание совершенной несправедливости того, о чём он пришёл её просить. Но слова всё равно срываются с его губ сплошным потоком, когда он вспоминает лицо его дяди, взгляд его глаз при их последнем разговоре.

— Кучта, — тихо говорит он ей. — Помнишь, о чём я просил тебя? На сеновале в тот день?

Она хмурится. От этого меж её бровей пролегает знакомая ему складка. Он собирается напомнить, что имеет в виду, но тут она говорит внезапно серьёзным и деловым тоном.