Тень (ЛП)

Поколебавшись, она посмотрела ему в глаза.

— …Если мы попытаемся, имею в виду. Хоть в каком-то отношении.

Он всё ещё смотрел на неё, пытаясь понять, когда она вновь покачала головой и отвела взгляд. Ревик почувствовал, как по его коже пронеслась боль, едва не парализовавшая его. Он попытался прокрутить в голове её слова, осознать, но он не был уверен ни в одном, ни в другом. Теперь она опять закрывалась от него щитами, и он не мог отвести взгляда от её лица.

Он ощутил очередной шёпот боли от неё, когда она погладила его по волосам.

— Ты не обязан отвечать прямо сейчас, — сказала она. — Знаю, мне, наверное, не стоило говорить это сейчас…

— Что, если мы поженимся? — внезапно выпалил он.

Она медленно подняла взгляд.

Он увидел там непонимание и покачал головой, тихо щёлкнув языком.

— Я имею в виду церемонию, Элли, — он гладил её по лицу, вкладывая свет в свои пальцы. — Что, если мы начнём с чистого лица? Мы оба, — поколебавшись, он добавил: — Вэш говорил, что нам, возможно, всё равно придётся сделать это в некоторых отношениях. Наш свет… он другой. У тебя пробудились части, которые ранее были не активны. А мой… — он умолк, увидев понимание в её глазах. — Это ничего не сотрёт. Я это знаю. Но мы можем начать с чистого листа.

Её ладонь скользнула под его рубашку, лаская его грудь. Он чувствовал, как она робко сливается с ним, изучая пальцами его кожу. На мгновение он не мог пошевелиться.

Ещё мгновение спустя он постепенно взял свой свет под контроль.

— Элли, — позвал он. — Ты об этом меня спрашивала?

Она посмотрела ему в глаза. После небольшой паузы кивнула.

— Да.

— Ты всё ещё хочешь… — он крепче сжал её пальцы. — Элли, это «да»? Это согласие на то, о чём я просил?

После очередной кратчайшей паузы она кивнула. Он чувствовал, как её свет начинает расслабляться вопреки напряжению, которое всё ещё искрило в них обоих.

— Да, — сказала она.

Что-то в его груди расслабилось, отчего он просто лежал и опять не мог пошевелиться. Её ладони продолжали изучать его кожу, а он мог лишь прикрыть глаза и пытаться контролировать себя, когда её пальцы скользнули по его плечу. Его же ладонь забралась под её футболку, массируя спину, но он так и не мог посмотреть на неё. Его свет курсировал по его ладоням, притягивая её свет, становясь нетерпеливее, когда она прильнула к его боку. Он знал, что уже затвердел — и не просто затвердел, а полностью удлинился и испытывал столько боли, сколько не испытывал с самого детства, но он не мог заставить себя отпустить её.

Он обхватил ладонью её бок под футболкой и уложил её руку на своё тело, побуждая обнять его, хотя бы чтобы не дать прикасаться к его голой коже.

— Так нормально? — грубовато спросил он. — Так нормально, Элли?

После очередной паузы он ощутил, как она вновь кивает.

Он пытался решить, надо ли сказать что-то ещё, когда её свет начал робко открываться для него. Не просто свет в её руках и теле — в этот раз он ощущал другие её части, более глубинные уровни её света, слои, которые он чувствовал в последний раз тогда, они были вместе в той хижине. От этого его сердце замерло, разум опустел, и он едва не всхлипнул, но подавил и это, заставив себя расслабиться. И она тоже расслабилась, чувствуя, как что-то в его груди раскрывается в ответ.

Постепенно ему становилось проще контролировать свой свет по мере того, как её сердце раскрывалось для него.

После этого он начал нежно притягивать её, уговаривать глубже вплестись в него своим светом. Одной ладонью он подвинул к себе её ногу, потянул за колено и заставил частично обхватить его. Он ощутил почти обессиливающее облегчение, когда она просунула ногу между его ног, плотнее прижимаясь к его груди и боку, а рукой обвила его спину посередине.

Он почувствовал, как она закрыла глаза, держа свой свет таким же открытым и тёплым в его груди.

Он тоже закрыл глаза, повелевая своему телу расслабиться на матрасе. Очередной укол боли застал его врасплох, когда мышцы его спины разжались, расслабившись на плотном матрасе.

Затем он просто лежал там, терпя боль, но ощущая такое облегчение, что на глаза наворачивались слезы.

Прошло ещё несколько секунд, прежде чем он понял, что ощущает в ней то же самое.

Эпилог.

Тень

Старший из шести стоял на каменном балконе. Он прислонялся костлявым бедром к замшелой резьбе в форме цветов. Его лицо наполовину скрывалось капюшоном плаща, который покрывал его голову и коротко стриженые волосы с проседью.

В горах было холодно — осень начинала превращаться в зиму.

Однако он не дрожал, даже стоя за пределами натопленной комнаты, хотя под плащом он был одет всего лишь в лёгкие брюки и льняную рубашку. Он стоял идеально неподвижно, словно высеченный из камня, и смотрел на долину внизу.

Слуга не видел выражение старика, но воображал, что там виднелось некоторое удовлетворение, если не откровенный триумф.

Никто из них не сказал ни слова, пока он разгружал поднос с их ужином.

Слуга время от времени поднимал взгляд, сервируя стол вручную расписанным фарфором, поправляя серебряные ложки и вилки, вытирая собственные отпечатки пальцев с оснований бокалов, которые выдули в горнах небольшого городка за каменными воротами горного шато.

Он гадал, смотрит ли древний видящий на тот самый город прямо сейчас, наблюдая, как свет солнца отражается от мощёных улочек, слушает ли он мычание коров, которых гонят с полей, а также звон их треугольных медных колокольчиков, позвякивающих на кожаных шнурках вокруг их шей.

Вечер подкрадывался к зазубренным вершинам, которые кольцом окружали каменное здание и как длинные пальцы тянулись к долине. Последние лучи этого света индиго померкли на горизонте с обеих сторон к тому времени, когда слуга закончил работу. И всё же он видел другую сторону колониальной постройки из Барьера, видел океан, лижущий недружелюбное побережье, которое стерегли высокие скалы, перемежавшиеся редкими каменными пляжами.

Эти скалистые берега отгоняли даже решительно настроенные корабли. Большинство песчаных участков находилось дальше к югу или северу от этого изолированного уголка Патагонии.

Никто не приезжал в эту часть света ради туризма. Более того, сюда в принципе очень мало кто приезжал, поскольку большая часть земли на протяжении почти тысячи миль принадлежала частным лицам, которые не приветствовали никаких посетителей.

Во многих отношениях городок внизу не отличался от предыдущей крестьянской или campesino деревеньки, которая некогда располагалась за пределами этих ворот. Хоть предыдущий хозяин земли и жил здесь несколько сотен лет назад, но отношения между городом и его хозяином оставались прежними, нетронутыми временем или историей.

В этой части мира такое соглашение некогда лежало в основе системы гасиенды. Слуги и работники отдельно взятого патрона селились снаружи его ворот, изображая своеобразную свободу и верность, которая исходила скорее от классового неравенства и истинной зависимости, нежели из чего-то, похожего на настоящие финансовые отношения.

В Европе такое называлось феодализмом.

И всё же слуга знал, что такое соглашение отнюдь не ужасно для жителей деревни. В нынешние дни это кормило их семьи, давало чувство общности, которым они в противном случае могли и не насладиться. Это также избавляло многих из них от излишков городской жизни.

Здесь система бартера оставалась нетронутой, хотя по обе стороны каменных ворот использовалась и современная валюта. Гарнитуры и новостные терминалы, возможно, были в дефиците среди данного поселения, но мир оставался полностью доступным внутри, за воротами шато, в его гостевых помещениях, доступных для использования теми горожанами, у которых возникла потребность.

Что ещё важнее, здесь они будут в безопасности.

Здесь они переживут надвигающийся шторм.