Маленькая семейная комедия

– Фу ты, – выдохнула Люся. – Как же можно в городе… На балконе… Зачем?!

– Бизнес у неё, етить твою… Шерсть прядёт и молоком торгует. Гадина. И кошек разводит! Тоже ангорских. На продажу! – это был просто крик души. – Пенсионерка она! Ей пенсии не хватает! А кому хватает?! Я вас спрашиваю, – дядька раскраснелся, закашлялся и умолк.

– Тише. Тише. Всё ясно. А вы к участковому обращались? Кажется, нельзя в квартире звероферму устраивать.

– Обращался. А толку?

– У вас выраженная респираторная аллергия. На животе, простите, укусы насекомых, а насморк и кашель аллергические. Я даю вам направление к аллергологу, а пока пропейте вот это, – Татьяна выдала мученику две бумажки. – А вот ещё справка для участкового, что вам необходим чистый воздух и никакого соседства с шерстью животных. Может быть, получится найти управу на соседку. Всего хорошего!

– Спасибо, доктор! Спасибо! – дядька раскланялся и теми же мелкими шажками удалился.

– Бывает же такое, Татьяна Сергеевна! Кому рассказать – не поверят.

– Не поверят, – устало вздохнула Татьяна. – Особенно про кошку.

Тут она вспомнила, какой вид был у Ядвиги Краловны с «ёжиком» на голове и прижатой к груди кошкой. Её, как днём, разобрал смех. Люся не выдержала, расхохоталась вслед за ней. Веселились они до тех пор, пока не распахнулась дверь, и в кабинет не влетел психоневролог Арсений.

– Танька, что за чудо ты ко мне прислала?! Потрясающая клиника! – невежливое обращение было продиктовано давним знакомством врачей-сокурсников. Татьяна Котова, в девичестве Фролова, ещё на первом вступительном экзамене подружилась с Арсением Тутовым. Их профессиональные пути-дорожки то сходились, то расходились, пока они не оказались в одной и той же ведомственной поликлинике. Дружба не прерывалась. Они могли не видеться месяцами, но обязательно перезванивались, а два раза в год ходили друг к другу на дни рождения. Сначала сами по себе, а теперь с супругами, которые тоже нашли общий язык между собой.

– Кошки! Мышки! – покатывалась Татьяна.

– И коза, и коза! – вторила ей Люся.

– Девки! Вы с ума сошли?! Чего ржёте? – Арсений тоже начал похихикивать, заразившись от веселящихся коллег.

– Пойдем отсюда, – предложила Татьяна, успокоившись. – Давайте где-нибудь по кофейку, и мы тебе расскажем, что сегодня было. Хорошо бы не повторялось.

Кофе Татьяна любила, только следуя собственным принципам, употребляла его раз в день, чего требовала и от мужа. На сегодня кофейная норма не была выполнена, поэтому она позволила себе ароматный напиток без сахара. Компания минут сорок просидела в ближайшей кофейне, делясь впечатлениями, и отправилась по домам в хорошем настроении. Но в Татьянину бочку мёда всё же попала ложка дёгтя. Когда она уже открывала дверь в родной подъезд, ей позвонила подружка Ленка…

Затемнение

* * *

Сцена третья. Голодный Рыцарь

Преодолев Present Indefinite и Present Continuous, Максим оценил своё умственное состояние и пришёл к выводу, что его хватит на оставшиеся «презенты» и часть «пастов», но уже на Past Indefinite он стал сникать и отвлекаться. Когда дело дошло до Past Perfect, он понял, что с уроками пора завязывать. Несостоявшийся полиглот, размышляя, чем себя занять, выглянул в окно в надежде увидеть солнце. Солнца он не увидел. Улицу орошал всё тот же тоскливый дождик. Просто так стоять у окна и пялиться в пространство было неинтересно. Максим потоптался у книжных полок, занимавших небольшую нишу справа в паре метров от двери. Стена, в которой она находилась, граничила с кухней, и с той стороны тоже была ниша, только менее глубокая. Максим впервые обратил внимание на этот факт. Он перешёл в кухню, потрогал безделушки, заполнявшие углубление с той стороны, посмотрел вверх, прикинул, что, как и в комнате, оно завершается метра за полтора до потолка, постучал по стене и пришёл к выводу, что здесь когда-то была дверь. Это подтолкнуло его фантазию, вспомнилась компьютерная игрушка – предтеча современных навороченных игр, в которую с азартом, достойным лучшего применения, играл ещё его отец. «Wolf forever», – пробормотал Максим и, виновато озираясь, как будто его мог кто-нибудь увидеть за недостойным взрослого человека занятием, принялся простукивать стены по всей квартире. Таким образом он развлекался с полчаса, потом с обидой в голосе буркнул: «Никаких секреток, чего и следовало ожидать». Максим ошибался – «секретка» в квартире всё-таки была, просто не настало ещё время её найти. Старый дом на Загородном хранил не одну тайну, в каждой квартире имелись свои загадки и свои отгадчики.

* * *

Время близилось к обеду. Максим изучил содержимое холодильника и пришёл к выводу, что оно, содержимое, не соответствует его желаниям и настроению, а вот побаловать себя ещё разок ароматным напитком, пожалуй, можно. Он взял из шкафчика початую пачку молотого кофе, зачем-то взвесил её в руке и решил, что третья кружечка – это слишком, а вот чашечка – да, то, что надо. У плиты он не готовил себе питьё, а разыгрывал интермеццо с участием столовых приборов в качестве музыкальных инструментов, жалея, что не может сварить настоящий турецкий кофе за неимением песка, «правильного» кофе и «правильной» турки. Но то, что у него получилось в обычном ковшике на газовой плите, тоже было достойно уважения, поэтому Максим достал из древнего буфета, принадлежавшего ещё Татьяниной прабабушке, симпатичную чашечку с блюдцем, расписанные меандром. Правда, он всё же осквернил созданную амброзию сахаром.

На столе в керамической конфетнице лежала оставшаяся от завтрака печенина. Максим с отвращением посмотрел на неё, скривился, но решил съесть, чтобы ей не было одиноко. С чашечкой в одной руке, с печениной – в другой он присел на широкий подоконник и стал пить кофе, наблюдая за жизнью улицы. Дождь никак не хотел угомониться. За его пеленой всё казалось невзрачным, даже яркие магазинные вывески, кричащие почему-то преимущественно на иностранных языках, поблёкли и производили впечатление инородных вкраплений в исторический антураж. Да они, по сути, и были гадкими инородцами, заполонившими некогда безупречные фасады жилых домов. Максим вспомнил, как однажды где-то на Петроградской стороне в ожидании приятеля развлекался чтением кошмарного количества разномастных вывесок. В ряду прочего была и такая – «pena», выполненная прописными буквами. Максим сначала мельком зафиксировал её в сознании, потом прочитал ещё раз, потом ещё. Он никак не мог сообразить, почему: первое – простое слово «пена» надо было писать латинскими буквами, второе – зачем давать зеленной лавке такое «хозяйственно-парфюмерное» названием. Это слово ассоциировалось у него со стиркой или, на худой конец, с бритьём, но никак не с овощами, укропом, петрушкой и прочей зеленью, которая виднелась сквозь витринное стекло. Прошло минут пять, пока он не сообразил, что ни о какой пене речь не идёт, а репа – она и в Африке репа, и место ей именно среди зелени и овощей. Сейчас, рассматривая всё подряд, он пришёл к выводу, что напротив его окон единственной, не вызывавшей у него нареканий, была сохранившаяся с незапамятных времён надпись «БУЛОЧНАЯ». Крупные одинаковые буквы не терялись даже за дождевой завесой. Максим скользил взглядом вдоль проспекта, жевал печенье, пил кофе и, как акын, напевал про себя по принципу, что вижу – о том пою: «Вот прохожий прошёл, чёрный зонтик пронёс, а я здесь сижу, вот троллейбус прошёл, остановку нашёл, а я здесь сижу, вот вода кругом, все идут под дождём, а я здесь сижу под окном, вот булочная, почему-то улочная, а я здесь…». В этом месте Максим вдруг осознал, что он видит не совсем то, что должен был бы видеть. Он уставился на знакомую вывеску. Точно. В ней не хватало одной буквы. «Ветром её сдуло что ли? – подумал Максим. – А как, интересно, зависит смысл слова всего-то от одной буквы. Булочная – улочная. Хотя, правильнее было бы уличная. А это ещё что такое? Во даёт!». Его глаза выхватили совсем уж несуразную картину: через этаж от того места, где ещё недавно висела буква «Б», какая-то корпулентная тётка в цветастом халате, рискуя свалиться на асфальт, энергично намывала открытое окно. Она стояла на подоконнике в полный рост и, держась одной рукой за раму, надраивала верхнее наружное стекло. У ног мойщицы находилось синее пластиковое ведро с водой, в которое она то и дело макала тряпку, не выпуская раму. Её действия походили на безумный акробатический этюд под куполом цирка без страховки. Максим заворожённо наблюдал за ней, гадая, что могло подвигнуть человека, если он, конечно, в здравом уме, мыть окна в такую погоду. Тётка тем временем закончила водные процедуры и приступила к вытиранию. Максим изумился ещё больше. Рачительная хозяйка принялась очень тщательно водить по стеклу куском газеты. Наблюдателю показалось, что он даже слышит скрип бумаги. Наконец, она прекратила странные действия, слезла с подоконника и скрылась в тёмном проёме, прихватив своё ведро. Рамы остались открытыми, в комнату (или это была кухня?) без устали летели дождевые капли и брызги с оцинкованного отлива. Максим ещё некоторое время постоял, глядя на опустевшее окно. Кофе давно был выпит и почти забыт. Максимом овладело безудержное любопытство: что же это за феномен такой? Может быть, это какая-то новая методика наведения чистоты, может быть, атмосферные осадки способствуют борьбе с грязью? В чужом окне показалась женская рука и захлопнула раму. Максим поддался иррациональному желанию. Он быстро, чтобы не передумать, переоделся, обулся, схватил зонтик, повертел в руках, отбросил его и выскочил из дома. На улице он перебежал дорогу, посмотрел на чужое окно, высчитал, где может находиться нужная квартира, затем, стараясь не думать о том, что делает, поднялся по лестнице и нажал на кнопку звонка.