Страница 5 из 29
Обернувшись к матери, Бетти ободряюще улыбнулась. А потом запрокинула голову и посмотрела на пыльные, темные окна старого городского дома с узким фасадом.
– Мне бы очень хотелось здесь жить! – мечтательно проговорила она. – А тебе?
– Нет уж, спасибо, – недовольно откликнулась Элисон, ежась от порывов холодного ветра.
Бетти продолжала жадно всматриваться в темноту за оконными стеклами.
– Интересно, кто живет здесь сейчас, – сказала она.
– Французская модель, – отозвалась мать, бросив взгляд на табличку возле дверного звонка.
– Правда?!. – Бетти мигом представила себе высокую темноволосую женщину с немного лошадиным лицом, которая нервно вышагивает по холодной квартире. На женщине тяжелый парчовый халат, в одной руке зажата крепкая французская сигарета, в другой – трубка телефона, по которому она разговаривает с бойфрендом, и ее голос звучит отрывисто и резко.
– Ты ведь знаешь, что́ это означает?
Бетти неуверенно пожала плечами. Она уже предчувствовала, что мать вот-вот укажет ей на еще один пробел в ее знаниях о большом мире.
– «Французская модель», – пояснила Элисон, – это эвфемизм, обозначающий проститутку. В этом доме какая-нибудь бедная девушка занимается сексом с богатым, уродливым стариком. За деньги.
Бетти снова пожала плечами и состроила независимую гримасу. «Ну и что тут такого особенного?» – говорила она всем своим видом, хотя при одной мысли о чем-то подобном ее начинало подташнивать. И в то же время даже в этом ей мерещился какой-то особенный городской шик. Мрачный, извращенный столичный шик. Да уж, думала Бетти, если ты решила за деньги переспать со стариком, то где это и сделать, как не здесь, не в Сохо?..
– Идем скорее обратно, – поторопила мать. – Уже почти шесть. Нам пора на вокзал. Бабушка, наверное, нас уже заждалась.
Не без труда Бетти оторвала взгляд от темных окон закопченного городского особняка и выбросила из головы все мысли и фантазии о норовистых французских моделях и ночной жизни Сохо. Нехотя повернувшись, она последовала за матерью, чтобы ехать в Суррей.
4
– …А как ты его праздновала?.. – спросила Бетти Арлетту, методично перетряхивавшую шкатулки для украшений в поисках броши с искусственными рубинами, которая, как она утверждала, будет особенно хорошо смотреться с праздничным платьем внучки. Бетти не очень хотелось надевать брошь с поддельными камнями, но она знала, что у Арлетты прекрасный вкус. Раз она говорит, что брошь прекрасно подойдет к ее новому платью без бретель – к платью из черной тафты, которое Бетти купила на прошлой неделе у мисс Селфридж, – значит, она действительно подойдет. В любом случае ей следовало, по крайней мере, примерить брошь и посмотреть, как это будет выглядеть.
– Праздновала – что?
– Свое шестнадцатилетие.
– Никак, – ответила Арлетта.
– Совсем-совсем никак?
– Совсем. Началась война. Многие молодые люди ушли на фронт, и никто уже не устраивал ни праздников, ни вечеринок.
– А какой она была, эта война?
– Страшной. Жестокой. Настоящий кошмар.
– Ты тогда потеряла своего отца?
– Да, на этой войне я потеряла отца. – Арлетта немного подумала и фыркнула. – Моего дорогого папочку.
– А что ты делала потом? – снова спросила Бетти. – После войны?..
Арлетта снова фыркнула.
– Ничего, – сказала она. – Я осталась на острове, чтобы заботиться о маме. Сначала я некоторое время работала в магазине готового платья в Сент-Питерс-Порте, а потом встретила мистера Лафолли.
Бетти вздохнула. Ей казалось – в молодости Арлетта потратила зря уйму времени.
– Разве тебе никогда не хотелось уехать? Уехать в какое-нибудь другое место? Ну, может, не навсегда, а на время… Ты могла бы отправиться путешествовать или хотя бы просто съездить в Лондон. Это ведь так интересно! Новые знакомства, приключения и всякое такое…
Арлетта покачала головой. На мгновение ее лицо словно окаменело.
– Нет, – коротко сказала она. – Только не в Лондон. Ужасное место. Жуткое. Да и зачем мне туда ехать? В конце концов, я – коренная гернсийка; здесь я родилась, здесь и умру, а Лондон обойдется без меня.
Арлетта нашла брошь и протянула Бетти. Брошь имела форму бабочки, крылья которой были сплошь усеяны мелкими камнями, игравшими и переливавшимися всеми оттенками красного – от рубиново-алого до бледно-розового.
– Какая прелесть! – воскликнула Бетти, едва удержавшись, чтобы не захлопать в ладоши. – Да! Да! Это именно то, что надо! Спасибо, Арлетта!
– Не за что, Бетти. Не за что. – Арлетта несильно сжала руки Бетти в ладонях, а потом осторожно приколола брошь к платью. – Какая скверная ткань, – пробормотала она себе под нос. – Настоящее убожество. И тем не менее… – Она слегка отступила назад, чтобы полюбоваться результатом. – Ну вот, теперь ты выглядишь просто прелестно. Только красивая и свежая шестнадцатилетняя девушка способна заставить столь дешевую ткань выглядеть нормально. А теперь ступай… Отправляйся на свой праздник и веселись, как положено веселиться в шестнадцать.
Бетти была уверена, что шестнадцатилетие – это замечательное событие. Замечательное, неповторимое, радостное, а значит, она может позволить себе все, что захочет. Захочет – будет танцевать в яхт-клубе, сняв туфли, захочет – будет прыгать, дурачиться и смеяться сколько душе угодно. Но лучше всего сидеть на коленях у своей лучшей подруги и бросать многозначительные взгляды на высокого, широкоплечего парня со светлыми волосами и ровным загаром, какой можно приобрести только на Сент-Люсии[3] (его звали Дилан Вуд, и Бетти была влюблена в него почти целый год), – а потом пойти танцевать с Адамом, приятным, хотя и немного прыщеватым парнишкой, который весь последний год был влюблен в нее. А надоест танцевать – можно потихоньку выскользнуть из клуба, с одноклассницей, с которой Бетти никогда не общалась по-настоящему, но которая вдруг стала казаться ей самой близкой подругой, чтобы выкурить по сигаретке и понаблюдать за одноклассниками, которые маячили в зале в толпе взрослых, – понаблюдать, пока возмущенный распорядитель не загонит обеих обратно под крышу. Шестнадцатилетие, думала Бетти, это блеск, веселье, дискотека, зеркальные шары и огни цветомузыки. И конечно, мурашки, которые бегут по коже, когда за две минуты до полуночи толпа из трех десятков шестнадцатилетних юношей и девушек принимается хлопать тебя по плечу и поздравлять, пока ты набираешь в легкие как можно больше воздуха, чтобы задуть все шестнадцать свечей на огромном шоколадном торте, и пока из колонок приятным фоном льется музыка из «Шестнадцати свечей»[4]. А через пять минут после полуночи, когда заранее предупрежденный диджей поставит «Танцующую королеву», ты должна распустить волосы и кружиться, кружиться прямо под зеркальным шаром, пока твои друзья, собравшись в круг, изо всех сил хлопают в ладоши и поют «…только лишь шестнадцать» в том месте, где АББА поет «…только лишь семнадцать».
И конечно, шестнадцатилетие не может считаться удачным, если где-то между полуночью и часом ночи молодой парень по имени Дилан Вуд, в которого ты была влюблена почти целый год, не уведет тебя на нависающую над морем террасу, где вы будете стоять, завороженные сказочным морским пейзажем, который словно по волшебству перенесся сюда откуда-то со Средиземноморья с его яхтами, пальмами и чуть слышной музыкой, летящей откуда-то издалека на крыльях слабого теплого бриза. Эти несколько минут должны, конечно, включать и небольшую беседу: например, он скажет: «Я весь вечер наблюдал за тобой», а потом добавит: «Ты всегда была красивой, но сегодня… даже не знаю… это что-то особенное. Как будто ты в один миг стала прекраснее всех на свете!» И, быть может, он даже добавит: «Как тебе кажется, мне все еще можно тебя поцеловать?»
3
Сент-Люсия – островное государство Карибского бассейна, бывшая колония Великобритании. Ныне – член Содружества Наций. Номинальной главой Сент-Люсии считается королева Великобритании.
4
«Шестнадцать свечей» – подростковый фильм о взрослении.