За век до встречи

– Прошу меня простить, мистер Уорсли, но я очень спешу.

– О нет, нет! – воскликнул он. – Умоляю вас: все, что угодно, только не спешите! Сегодня слишком скользко, и если вы поскользнетесь и упадете, вы… можете разбиться на кусочки, как я только что говорил. Старайтесь идти помедленнее и будьте очень, очень осторожны. – И он предложил ей согнутую в локте руку, чтобы она могла на нее опереться. Кто-то из хористов закричал:

– Оставь бедную девочку в покое, Гид!

Он резко обернулся.

– Я ее не оставлю! – заявил Гидеон. – Разве вы не видите, какая она тоненькая и хрупкая? Такая девушка не должна ходить одна, тем более в гололед. Давайте лучше дуйте за нами. Мы будем идти и петь, идти и петь!.. Кстати, вам куда? – осведомился он у Арлетты.

– На автобус, – ответила она и после непродолжительного колебания добавила: – На автобус до Кенсингтона.

– В таком случае мы проводим вас до остановки! – объявил Гидеон. – Прошу вас. – Он снова выставил согнутую руку, и на этот раз Арлетта оперлась на его предплечье, подумав, что в этом не может быть ничего предосудительного, раз ее сопровождает не одинокий незнакомый джентльмен, а целая толпа молодых женщин и мужчин. Кроме того, она действительно боялась, как бы ей не поскользнуться на покрытой слякотью скользкой брусчатке.

– Благодарю вас, – сказала она вежливо.

– Как вас зовут? – спросил Гидеон.

– Арлетта. Арлетта де ла Мер.

– Арлетта де ла Мер, – повторил он и обернулся к приятелям. – Эй, вы слышали? Эту удивительную молодую леди зовут Арлетта де ла Мер! Арлетта Морская. Ничего более романтичного я в жизни не слышал. И чем вы занимаетесь, Арлетта Морская? Кем вы работаете? Или на самом деле вы – русалка, которая только и делает, что плещется на рассвете в изумрудных морских волнах? – Он посмотрел на ее промокшие полусапожки и вздохнул. – Нет, похоже, вы все-таки не русалка, что, впрочем, не отменяет того факта, что вы изумительно красивы. Но кто же вы такая?.. Попробую угадать. Учительница? Нет, для учительницы вы слишком хорошо одеты. Значит, вы имеете какое-то отношение к миру моды… Ну что, я прав?

Арлетта молча улыбнулась.

– Я чувствую, я почти угадал! – воскликнул Гидеон. – Может быть, вы портниха? Белошвейка? – Он схватил ее за руки и, повернув ладонями вверх, некоторое время рассматривал в свете уличного фонаря. – Нет, не портниха – руки мягкие, как кошачьи ушки. Знаете, что я думаю: вы – продавщица в каком-нибудь шикарном универмаге. В каком? В «Дикинс и Джонс»?

– Нет. – Она рассмеялась.

– В «Лиливайтс»?

– Нет!

– Тогда… в «Либерти»! Точно, в «Либерти»!

Арлетта снова рассмеялся, и Гидеон с торжествующим видом воздел вверх сжатую в кулак руку.

– Видите ли, – проговорил он, – я художник и должен уметь разбираться в людях, понимать их, читать по их лицам, как по книге, – и все это я умею. В мире искусства я – Шерлок Холмс. Пожалуй, я даже смогу угадать, откуда вы родом.

– Ну, попробуйте, – с вызовом сказала Арлетта. Ей и вправду было интересно, что у него получится.

– Сейчас, конечно, это будет трудновато, – рассмеялся Гидеон, – но если бы вы позволили мне написать ваш портрет, я смог бы не торопясь понаблюдать за вами, понаблюдать при нормальном свете, и вот тогда, я думаю, мне бы удалось догадаться, из каких сказочных миров вы явились на нашу грешную землю.

За этим разговором они добрались до остановки автобуса.

– Идем, Гидеон! Прощайся со своей красавицей. Мы хотим петь! – крикнул кто-то из хористов.

– Да-да, сейчас иду!.. – отозвался Гидеон. – Сейчас. Еще пару минут. – Он снова повернулся к Арлетте. – Между прочим, насчет портрета я совершенно серьезно. Мне очень хочется вас написать. Еще никогда в жизни я не видел таких изящных и тонких лицевых костей, как у вас. Снизойдите же к мольбе простого смертного! Ведь если я не смогу вас написать, я до когда жизни буду несчастен.

Арлетта посмотрела на него. Несмотря на выражение комического отчаяния, которое он напустил на себя, несмотря даже на безумные огоньки в глазах, Гидеон был весьма привлекательным молодым человеком примерно ее возраста или, может быть, на год или два постарше. Небольшие темные глаза были широко расставлены, нос прямой, губы полные и прекрасной формы. Арлетта даже подумала, что он был таким всегда, всю жизнь, каким-то образом миновав даже тот обязательный для каждого мальчишки период, когда, прежде чем превратиться из ребенка в мужчину, он становится неловким, угловатым, нескладным. И тем не менее она точно знала, что в ответ на его предложение она должна сказать твердое «нет». Она не должна позволить, чтобы незнакомый мужчина ее рисовал, даже если он действительно имеет в виду только это и ничего больше.

С другой стороны… Настоящий портрет. Настоящий художник. Она представила себе его студию: светлая мансарда, забрызганные красками стены, букет полевых цветов в глиняном кувшине, крыши домов за окнами, продавленное кресло, а на нем спит худая и пугливая кошка… Воображение ее разыгралось, и Арлетта представила, как сидит, обратив к свету лицо, а Гидеон то разглядывает ее, ненадолго выглянув из-за мольберта, то выбирает из стоящих в стеклянной банке кистей самые тонкие, чтобы как можно точнее изобразить черты ее лица. За работой он, конечно, гораздо спокойнее, чем сейчас; он не размахивает руками, словно ветряная мельница, он задает ей простые, внятные вопросы, а она отвечает на них легко и весело, сохраняя, впрочем, некоторую загадочность, которая делает женщин вдвойне привлекательными. А потом настанет день, когда мазки́ краски на бумаге или на холсте сложатся в ее лицо, и тогда она захлопает в ладоши и воскликнет: «Какая прелесть, Гидеон!»

Тем временем подошел ее автобус. Если точнее, это был даже не настоящий автобус, а что-то вроде грузовика с установленными в кузове сиденьями – это был единственный общественный транспорт, который бедный послевоенный Лондон мог предложить своим обитателям. Рев его мотора вернул Арлетту с небес на землю, и она поспешно сказала:

– Это очень лестное предложение, мистер Уорсли, но, боюсь, я слишком занята и не смогу его принять.

Она шагнула к автобусу, и Гидеон полез в карман, чтобы достать небольшое кожаное портмоне.

– Пожалуйста, возьмите хотя бы мою визитку! – с отчаянием в голосе воскликнул он, протягивая ей белый картонный прямоугольничек. – Вдруг вы передумаете?!

Арлетта взяла визитку, и Гидеон помог ей подняться на ступеньку.

– Благодарю вас, – сказала она. Через несколько секунд она уже сидела на автобусном сиденье, глядя в залепленное мокрым снегом окно. За окном Гидеон и его хористы, собравшись в круг, во все горло затянули «Доброго короля Вячеслава». Вот он обернулся, чтобы проводить взглядом отъезжающий автобус, на мгновение их глаза встретились, и Арлетта увидела перед собой не молодого льва с огненным и безумным взглядом, а маленького мальчика – ранимого и немного печального. Улыбнувшись, она помахала ему рукой, он в ответ тоже поднял руку, а еще через секунду пропал, затерялся в кружащемся снегу.

Его визитка все еще была у нее в руке. Арлетта взглянула на маленький картонный квадратик, но в салоне было слишком темно, и она не смогла разобрать, что́ на нем написано. Ничего, она прочтет все завтра. Прочтет и будет весь день думать о Гидеоне Уорсли, о его студии в мансарде и о его глазах, в которых отразилась печальная душа художника.

15

Книжный магазин, магазин комиксов, два бутика, магазин нижнего белья, крошечная художественная галерея, бар и пекарня… Бетти обошла их все, и в каждом из этих мест ей отвечали, что в ближайшее время ей вряд ли стоит рассчитывать на постоянную работу. Одно из агентств по трудоустройству, куда она обратилась, подобрало ей временное место в ателье на Блумсбери, где она должна была пришивать пуговицы (три дня в неделю, по 2 фунта и 85 пенсов в час). Бетти нехотя согласилась, но уже через две минуты пребывания в пыльном и похожем на гробницу ателье, которым владели три пожилых брата-португальца, подкрашивавших волосы чем-то вроде сапожной ваксы (к тому же все трое смотрели на нее так, словно она выскочила из юбилейного торта), – ей стало очевидно, что эта работа не для нее. Пробормотав что-то насчет больных пальцев, Бетти поспешно ушла, чтобы больше не возвращаться.