Семь сестер

– Нет, Майя, я не привезу седьмую девочку. Никогда. Потому что я так и не нашел ее.

Впереди показались знакомые заросли густых елей, которые закрывали наш дом от любопытных глаз со стороны озера. Я даже разглядела фигуру Марины, застывшую в ожидании на пирсе. И тут до меня постепенно стала доходить вся ужасная правда того, что случилось. Отца больше нет.

Нет больше того человека, который сотворил для нас, его принцесс, самое настоящее волшебное королевство, и больше некому продолжать творить эту сказку.

2

Едва я ступила на пирс, как Марина тут же крепко обняла меня за плечи. Не говоря ни слова, мы побрели в сторону дома, петляя между деревьев по широкой, сбегающей вниз лужайке. В июне наш дом находится на пике своей красоты. Роскошные сады, окружающие его со всех сторон, утопают в цвету, так и маня обитателей дома вглубь, на поиски потаенных тропинок и спрятанных от посторонних глаз гротов среди этого цветущего изобилия.

Сам дом был построен в конце восемнадцатого века в стиле Людовика XV; он и сегодня поражает своим элегантным великолепием. Четырехэтажный дворец со стенами, окрашенными в водостойкую краску бледно-розового цвета, высокие решетчатые окна, островерхая крыша из красной черепицы, увенчанная башенками по всем четырем углам. И внутреннее убранство дома соответствующее. Современная роскошь в ее самом рафинированном виде: на полу повсюду толстые ковры, почти в каждой комнате мягкие, объемные диваны. Словом, все располагает к комфортному и удобному обитанию в этих стенах. Мы, девочки, занимали спальни на самом верхнем этаже, откуда открывается просто потрясающий вид на озеро, не затененный кронами деревьев, растущих внизу. Апартаменты Марины тоже располагались на одном этаже с нами.

Я мельком глянула на нее и подумала, какой же у нее усталый вид. Взгляд ее добрых темно-карих глаз затуманен, под глазами залегли густые тени, губы плотно сжаты, никакого намека на улыбку, обычно порхавшую по ее устам. Марине уже далеко за шестьдесят, но, конечно, этих лет ей ни за что не дашь. Высокая, с точеными чертами лица и орлиным взором, всегда подтянутая и элегантная, она, безусловно, была и по-прежнему остается красивой женщиной. А безупречный вкус и умение одеваться с самым настоящим шиком немедленно выдают в ней французские корни. Когда я была девочкой, Марина носила свои густые темные волосы распущенными, но сейчас она скручивает тяжелые шелковистые пряди в объемный узел на затылке.

В голове у меня крутилось множество вопросов, один из них следовало задать незамедлительно.

– Почему ты не позвонила мне сразу же, как только у папы случился сердечный приступ? – спросила я, входя в дом. Мы вошли в гостиную с высокими потолками, выходящую окнами на каменную террасу, сбегающую эстакадой вниз. По всему периметру террасы выстроились вазы с ярко-красными и золотистыми настурциями.

– Поверь мне, Майя, я хотела позвонить, умоляла его позволить мне сообщить тебе и всем остальным девочкам, но он очень расстроился, узнав о моем намерении. И я вынуждена была подчиниться его желанию.

Все понятно! Папа попросту запретил Марине связываться с нами, а ослушаться его она не посмела. Ведь он же здесь король, а Марина – всего лишь одна из его верных и преданных придворных дам. Или, вполне возможно, обычная служанка, не смеющая перечить своему грозному хозяину.

– А где он сейчас? – задала я свой следующий вопрос. – У себя в спальне? Можно мне зайти и взглянуть на него?

– Нет, милая. Его там нет. Что скажешь насчет чашечки чая? А я тем временем расскажу тебе и все остальное.

– Если честно, то лучше крепкий джин с тоником, – ответила я, тяжело опускаясь на сиденье одного из огромных диванов.

– Сейчас попрошу Клавдию приготовить. Пожалуй, по такому случаю я и сама не откажусь.

Я молча проследила за тем, как Марина скрылась за дверью гостиной, отправившись на поиски нашей домоправительницы Клавдии, которая жила в этом доме столько же лет, сколько и Марина. Клавдия – немка. Внешне не очень приветливая, но за суровой наружностью прячется поистине золотое сердце. Как и все мы, она обожала своего покойного хозяина. Внезапно я подумала о том, что ждет ее и Марину сейчас, когда отца уже больше нет в живых. Да и какое будущее уготовано всему дому Атлантис после смерти его владельца. Папа ушел…

Впрочем, эти последние слова немного бессмысленны и уж точно никак напрямую не связаны со смертью. Ведь отец всю свою жизнь только то и делал, что куда-то постоянно уходил. Подолгу отсутствовал, где-то странствовал, занимался делами, хотя никто из членов его семьи или прислуги и понятия не имели, чем именно он зарабатывает на жизнь. Однажды я спросила у него об этом напрямую. Во время летних каникул ко мне приехала погостить школьная подруга Дженни. Ее очень впечатлили то богатство и роскошь, которые нас окружали.

– Наверное, твой отец сказочно богат, – почтительно прошептала она, когда мы спускались по трапу папиного личного самолета, приземлившегося в аэропорту Ла-Моль рядом с Сен-Тропе. Прямо возле ангара нас уже поджидала машина с шофером, который доставил нас в бухту. Там мы поднялись на борт нашей роскошной яхты «Титан», огромное судно аж с десятью каютами, и отправились в ежегодный круиз по Средиземному морю с заходом в те порты и города, которые папа выбирал по собственному усмотрению.

Как известно, в детстве не сильно задумываешься над тем, растешь ты в богатстве или бедности. Вот и для меня образ нашей жизни воспринимался как нечто вполне обычное и само собой разумеющееся. Когда мы с сестрами были маленькими, учителя приезжали к нам домой. Мое домашнее обучение завершилось, когда мне исполнилось тринадцать. После чего меня отправили в закрытую частную школу. И там впервые до меня дошло, как сильно отличается наша жизнь в Атлантисе от того, как живут другие люди.

Но, когда я спросила отца напрямую, чем конкретно он занимается, чтобы содержать всю нашу семью в такой сказочной роскоши, он лишь глянул на меня с заговорщицким видом и весело усмехнулся.

– Да вот, занимаюсь потихоньку всяческими чудесами, – был его ответ.

Который не сообщил мне ровным счетом ничего. Чего, собственно, и добивался отец.

Став постарше, я поняла, что Па Солт – самый настоящий фокусник, можно сказать, иллюзионист высшего класса. У него все вещи оказывались на поверку совсем не такими, какими представлялись вначале.

Когда в гостиную вошла Марина с подносом в руках, на котором стояли два стакана с джином и тоником, я вдруг подумала, что после тридцати трех лет, проведенных в этом доме, я по-прежнему не имею ни малейшего понятия о том, кем же на самом деле был мой отец там, в миру, за стенами нашего дома Атлантис. Может, пришло время узнавать?

– Ну, вот и я! – промолвила Марина, ставя стакан с джином на столик передо мной. – Светлая память твоему отцу. – Она приподняла свой стакан. – Упокой, Господи, душу его.

– Да, за Па Солта. Пусть покоится с миром.

Марина сделала большой глоток и поставила стакан обратно на столик, а затем взяла мои руки в свои.

– Майя, прежде чем приступить к обсуждению всех наших дел, мне нужно кое-что сообщить тебе.

– Что именно ты хочешь рассказать мне? – поинтересовалась я, вглядываясь в усталое лицо Марины. От напряжения весь лоб у нее собрался в морщины.

– Ты меня спросила, дома ли еще тело твоего отца. Так вот. Его уже похоронили. Такова была его последняя воля: организовать погребение сразу же после его смерти и чтобы никто из вас, девочек, не присутствовал при этом.

Я уставилась на Марину ошарашенным взглядом. Она что, совсем спятила?

– Ма! Но ведь ты же сообщила мне о смерти папы всего лишь несколько часов тому назад. Сказала, что он умер рано утром, на рассвете… Как можно было организовать похороны за столь короткий промежуток времени? И зачем это надо было делать?

– Майя, твой отец был непреклонен. Он распорядился, чтобы сразу же после его кончины тело доставили самолетом на яхту. На борту яхты его поместили в свинцовый гроб, который, как я думаю, хранился на «Титане» уже много лет. Ждал, так сказать, своего часа. После чего яхта должна была выйти в открытое море. Не приходится удивляться тому, что твой отец захотел упокоиться на дне океана, ведь он так обожал морскую стихию. А своим дочерям он не захотел доставлять излишних огорчений… Решил оградить их от похоронных мероприятий и не делать свидетелями этой скорбной церемонии.