Страница 1 из 16
Тереза Дрисколл
Это не сон
Teresa Driscoll
The Friend
© Петухов А.С., перевод на русский язык, 2019
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2019
Сегодня, 14.00
«При чем здесь малиновка? Ничего не понимаю…»
Я стою в вагонном туалете – широко расставив ноги и опираясь на крохотный умывальник из нержавейки, и судорожно пытаюсь… просто… вздохнуть… черт побери… и разобраться, какое отношение, мать твою, ко всему этому имеет малиновка.
А более чем в двухстах милях отсюда, в больнице, моего ребенка обихаживают чужие люди. И сейчас решается вопрос о том, удалять ему селезенку или нет.
Какое-то кошмарное недопонимание, которое все мои телефонные звонки так и не смогли разрешить; ведь он находится там со своим другом, а медики – и это самое поразительное – не могут определить, кто из них кто. Вся эта путаница с идентификацией кажется пошлой и сюрреалистичной, хотя только сейчас мне приходит в голову, что, если сильно не приглядываться, дети действительно довольно похожи: каштановые волосы, карие глаза и, благодаря недавнему «рывку» друга моего сына, одинаковый рост.
Медсестра с мягким ирландским акцентом пытается выяснить у меня хоть что-то, в то время как меня окутало каким-то туманом, который мешает логически мыслить. Она интересуется, есть ли у моего сына особые приметы.
«Родинки? Веснушки? Родимые пятна?»
Ранее мне уже сказали, что парамедики[1] удалили одежду мальчиков, но я почему-то чувствую какое-то странное успокоение, когда медсестра перечисляет мне предметы гардероба: зеленая футболка с динозавром (любимая, которую я специально выгладила накануне) и черные джинсы с завернутыми манжетами, потому что они слегка ему длинноваты. Я все время собиралась подшить их, но, как мать, я вообще-то не по этому делу, и…
Медсестра осторожно прерывает меня и спрашивает о его волосах.
«Они у него прямые? Или кудрявые?»
Я рассказываю, что у него необычная макушка – немного напоминает вопросительный знак. Когда он, младенцем, спал у меня на руках, я, бывало, водила по ней пальцем.
Линия на том конце замолкает, и я ловлю себя на том, что непроизвольно рисую вопросительный знак на краю умывальника. А потом сестра говорит, что ей очень жаль, но она проверила прическу ребенка и не понимает, что я имею в виду, а я перестаю ее слушать и вспоминаю тот день, когда мой сын решил самостоятельно сделать себе стрижку. Ему было около трех (это произошло год назад), и он вошел ко мне в комнату с широко раскрытыми глазенками: они со страхом смотрели на меня из-под спутанной копны волос, а в руках он держал ножницы.
И в этом крохотном жутком пространстве, в котором я сейчас нахожусь, мне вдруг на мгновение представляется его чистое лицо, которое смотрит на меня из глубины покрытого потеками нержавеющего антуража.
«Мамочка, а ты можешь это починить?»
Раскачивающийся вагон – та-там, та-там – делает поворот и вновь набирает скорость, поэтому мне приходится еще шире расставить ноги, чтобы не упасть. Кто-то негромко стучит в дверь туалета и спрашивает, всё ли у меня в порядке, но вопрос этот кажется мне настолько неуместным, что я слышу лишь странные звуки, которые вырываются у меня изо рта. Закрываю глаза, и перед моим внутренним взором проносятся смутные картины тех мест и тех моментов, когда я должна была бы предвидеть то, что произошло.
И остановить это.
Нам понадобилось всего шесть месяцев, чтобы оказаться там, где я сейчас нахожусь, и я не могу поверить, что позволила…
И вот в трубке вновь раздается голос медсестры (та-там, та-там), и сейчас она явно чем-то взволнована: у одного из мальчиков на руке что-то нарисовано фломастером. Эта закорючка напоминает птицу – возможно, малиновку, потому что у нее ярко-красная грудка.
Так вот, она хочет знать, не напоминает ли мне это о чем-нибудь?
«Красная грудка малиновки?»
Глава 1
В недалеком прошлом
Мы встретились в четверг. Два мальчика. Две матери. Много позже, особенно в поезде, я буду корить себя за любопытство и волнение, которое ощущала в тот момент, за тот энтузиазм, с которым пошла навстречу всему этому.
Но в те минуты я ничего не знала о будущем – о последствиях этой встречи.
Тогда я еще не знала, что кто-то умрет, – я была захвачена настолько тривиальными дневными заботами, что в самый критический момент нашей встречи позволила пастернаку[2] полностью отвлечь мое внимание.
Вообще-то, в магазин я пошла за свежими яйцами, захватив с собой только сумочку, но пастернак меня удивил: он был таким крепким и толстым… Я купила его слишком много для того бесплатного и очень хилого бумажного пакета, так что на деревенской площади в самый разгар суматохи я появилась с Беном, которого удерживала на одном бедре, и пастернаком, торчавшим из пакета во все стороны, на другом.
Сначала я не заметила грузовик – просто небольшая толпа, собравшаяся возле паба. Увидела несколько знакомых, которые качали головами с привычным испуганным выражением на лицах. И только когда я подошла ближе – несколько корнеплодов вывалились на землю сквозь прореху в пакете, черт бы их побрал, – я поняла, что произошло.
Это случилось не впервые – за те четыре года, что мы жили в Тэдбери-Кросс, я уже видела два похожих инцидента: грузовозы неправильно оценивали поворот на изгибе холма возле паба и оказывались зажатыми между стеной питейного заведения и коттеджем несчастной Хизер.
«Несчастная Хизер» была местной художницей, которая находилась в бедственном положении и платила самый большой страховой взнос среди жителей деревни. Когда пару лет назад ей пришлось восстанавливать бо́льшую часть кухонной стены, Хизер решила выбросить полотенце[3]. Но слухи об угрозе грузовозов уже расползлись по округе, так что двое потенциальных покупателей быстро слились, а владельцы близлежащих домов, боявшиеся подобных «разрушительных» слухов больше ядерной войны, заставили окружной совет начать громкую, но совершенно бесполезную дискуссию о строительстве объездной дороги.
В толпе звучало «нет» и «только не это», а я напрягала мышцы живота, стараясь собрать пастернак и в то же время не уронить Бена. И, только выпрямившись, заметила ее. Свое зеркальное отражение. Эту поразительную приезжую – женщину моего возраста, которая стояла точно в такой же позе, что и я, прижимая к бедру маленького мальчика.
С ног до головы она была одета в черное, на ногах – серебристые балетки, а дополняли всё это соответствующие аксессуары – признак городского шика, который стал мгновенно заметен, как только она подняла солнцезащитные очки и я смогла рассмотреть ее поразительные голубые глаза. Я заметила, как Натан – местный архитектор и друг нашей семьи – смотрит на нее, стараясь втянуть живот, и прикусила губу, чтобы не улыбнуться.
– Ваш фургон? – спросила я, делая шаг вперед. Мальчики, устроившиеся у каждой из нас на бедре, рассматривали друг друга с робким любопытством.
– Боюсь, что да. Не самое лучшее начало, а? – Ее сын уткнулся лицом ей в плечо. Бен сделал то же самое. Оба они притворялись, что не смотрят украдкой друг на друга. Выглядело это смешно.
Через площадь до нас доносились взаимоисключающие рекомендации, которые несколько человек давали водителю фургона для перевозки мебели: кабину временно зажало между двумя каменными стенами.
«Руль до конца влево…»
«Нет. Нет. Сначала ему надо выровняться. Вперед немного. А потом назад».
– Мы переезжаем в «Приорат», – женщина скорчила гримасу. – Так, по крайней мере, планировалось. Кстати, меня зовут Эмма. Эмма Картер. – Она попыталась протянуть мне руку, но ее сынишка заерзал, протестуя, и она только пожала плечами, как бы извиняясь, а потом подхватила его обеими руками и приподняла в более удобное положение.
1
Парамедик – в англоговорящих странах специалист с медицинским образованием, работающий в службах медицинской помощи, аварийно-спасательных и военных подразделениях и обладающий навыками оказания экстренной медицинской помощи на догоспитальном этапе.
2
Пастернак – многолетнее травянистое растение, которое широко применяется в кулинарии и кондитерском производстве.
3
То есть признать свое поражение.