Рейд. Охота

Акиму и самому надоело каждый час менять направление, но выбирать не приходилось, он кивнул и полез на бархан, очень ему хотелось оглядеться как следует, понять, что тут происходит. Это было верное решение.

Глава 4

Только что они собирались идти обратно, на запад, Аким хотел идти в том направлении хотя бы до темноты. Но как только он смог поднять голову над верхушкой бархана, он увидал двух даргов. Ему пришлось увеличить зум камер до максимума, чтобы понять, что это пустынные дикари. Они были почти в тысяче метров от него, стояли на бархане спиной к нему, смотрели на север. Их легко было узнать, они не носили одежды, и их кожа была темной, почти чёрной.

– Видишь? – Спросил Саблин у пулеметчика, когда тот лёг на песок рядом с ним.

– Вот паскуды, а, – сказал Саша, приглядываясь к фигурам, он был озадачен, дарги стояли почти на западе от них, как раз там, куда они собирались идти. – И что теперь будем делать?

Аким думал, а Сашка продолжал:

– Ты глянь, а, стоят во все красе, не прячутся даже, жаль, степняков тут нет. Или снайпера.

Да, степных казаков тут не было, не было ни хороших квадроциклов с ёмкими аккумуляторами, ни быстрых дронов с мощной оптикой. А по-другому с дикарями в барханах совладать не просто.

– Ну, так что делать будем? – Донимал Акима пулемётчик.

Прежде, чем Аким успел ответить, дарги спрыгнули с бархана и исчезли.

– К реке пойдём, – сказал Саблин и скатился с бархана.

– К реке? – Удивлялся Каштенков, скатываясь за ним. – А может, назад двинем? На запад.

– Найдут следы – догонят. Не хочу я с ними в степи воевать, шансов мало будет. Не будем знать, откуда ждать выстрела. А у реки всегда тыл будет, по воде эти заразы ещё не бегают. Так что до реки пойдём, а там – на север, по берегу.

– А прижмут к реке? – Сомневался пулемётчик. – А отрежут?

– Мы пластуны, на гранатах пройдём. Мы в броне, они голые, им любой осколок либо смерть, либо рана. Гранаты-то взял?

– Четыре «единицы», четыре «подствольных».

– А мины?

– Две противопехотных.

– А «направленных» не брал?

– Нет, тяжёлые они, пулемётчики их не берут. – Оправдывался Сашка. – У нас и без них тяжестей хватает.

Сейчас никаких тяжестей у него не было, пулемёт они оставили на Ивановых камнях, мог бы и взять пару штук, целый ящик в могилу казакам положили. Да, теперь они точно бы не помешали бы, очень хорошая вещь эта ППМНД, Противопехотная Мина Направленного Действия.

– Значит, к реке? – Переспросил Сашка, он, в принципе, уже был согласен, но ещё сомневался.

– К реке.

– А если даргов много будет?

– Вопросов у тебя много, – разозлился Саблин, – а если даргов много, а если там китайцы, а если жарко будет… Пошли, у реки всяко лучше, чем в степи, если совсем тяжко станет, на тот берег приплывём.

– Ну, может, и так, – соглашался Сашка.

– Главное, темноты дождаться.

– Верно-верно, да, – сказал Каштенков, вставая с бархана, – главное – темноты дождаться.

И они двинулись опять на восток. К реке. Каштенков опять шёл первым, он указал рукой в сторону. Саблин взглянул, увидал следы, следы китайских ботинок, а на бархане стреляные гильзы. У китайцев металлов навалом, у гильз, что они производят, металлическое дно, и закраина заметно крупнее, чем у русских гильз. Их не перепутаешь.

Тут шёл бой, может, вчера, может позавчера. Пластуны шли, на ходу разглядывая следы, что оставили босые ноги и тяжёлые бронированные ботинки. Они чуть пригибались, чтобы их шлемы не торчали над чёрными верхушками барханов. Оба собранные, оба готовые, у обоих оружие снято с предохранителей. Саблин шёл вторым и каждые пять шагов косил глаза в угол панорамы, туда, куда подавала изображение затылочная камера. По сути, он часто «оборачивался» назад. Только головой не крутил. А ещё они опять поставили внешние микрофоны на максимум. Так и шли.

Всё ближе подходили к трупу, лежавшему между двух барханов.

Это, кажется, был китаец, волосы совсем тёмные. Лежал он на животе, лицом в песок. Голый. Когда подошли ближе, всё разглядели. Тут был бой, всё в китайских гильзах. А труп был и вправду китайский, на плече были иероглифы и цифры: «6» и «171».

– Кажись, вояка из Шестой дивизии. – Сказал Сашка негромко, вставая коленом на склон бархана. Он оглядывался. – Прикончили его дарги, а он отстреливался.

Саблин сделал то же самое, тоже встал коленом на песок, хоть немного отдохнуть хотелось. Замереть, не идти. И он тоже оглядывался.

Наверное, так и было, гильз вокруг было навалено немало. Тут же валялись грязные тряпки, видно окровавленное бельё китайца. И больше ничего. Всё остальное: и оружие, и броню, и снарягу – дикари, наверное, унесли с собой. Следов босых ног тут было много.

– А труп-то несвежий, – сказал Сашка.

Это радовало.

– А что у него со спиной? – Спросил Аким, проглядываясь к длинной ране, что тянулась вдоль позвоночника от затылка до крестца.

– Куражились сволочи, кажись, вырезали куски ему со спины ,– ответил пулемётчик. – Думаю, что жрать взяли, там же самое хорошее мясо у свиней, может, и у людей тоже.

Саблин в детстве, как и все остальные дети, читали страшные книги про смелых казаков, которые воюют с пустынными дикарями-людоедами. Про людоедов им говорили и степняки, но те все рассказы были как сказки из книг: то ли правда, то ли вымысел. А тут вон он, лежит труп с изрезанной спиной.

– Слышь, Александр, – Акиму вдруг очень захотелось знать, правду говорят про людоедство даргов или нет, – переверни его.

В книгах писали, что первым делом дикари вырезали печень и сердце. И глаза.

Сашка обернулся и зло глянул на него:

– Давай-ка ты сам, урядник, была мне охота падаль ворошить.

Саблину тоже не хотелось возиться с трупом:

– Ну, тогда пошли дальше.

– К реке? – На всякий случай уточнил Каштенков.

– Восток ровно.

Сашка тяжело поднялся и пошёл, так же с трудом встал с песка и Аким. И когда проходил мимо мёртвого солдата НОАК, глянул на него, левого глаза у солдата не было. А правая сторона была в песке. Так и не узнал Саблин: правда, что дарги людоеды, или нет?

Усталость. Усталость приходит не тогда, когда мышцы уж не могут выполнять свою работу, настоящая усталость приходит, когда свою работу уже не может выполнять мозг. Сутки непрерывной ходьбы выматывают не только мышцы. Кровь ещё приносит им кислород и питание, сервомоторы и приводы берут на себя значительную, большую часть нагрузки, но вот у мозга помощников нет, и через сутки он начинает сдавать. Только опасность, только хорошие выбросы адреналина поддерживают его в рабочей форме, но адреналин не может стимулировать его работу всё время. Через некоторое время он не реагирует и на адреналин. Да и адреналина у уставшего человека совсем чуть-чуть. И человек начинает тупеть, он не замечает того, что легко бы заметил, если бы отдохнул, если бы выспался. Его глаза видят, его уши слышат, но вот реакции мозга ни на увиденное, ни на услышанное нет. Мозг устал. И тогда человек может надеяться только на них. Рефлексы, остаётся надежда только на рефлексы. У людей, которые провели значительную часть своей жизни на войне, рефлексы обязательно есть. Иначе они не выжили бы.

Аким слышал шорохи, это были шаги, больше ничто в пустыне таких звуков издавать не может, но он никак не отреагировал на них. Сам не знал почему. Наверное, просто привык к постоянному, притупляющему внимание фону в наушниках, эти новые звуки были очень похожи на те, что издавали ботинки Каштенкова, который шёл впереди. Обычный скрип песка. Поэтому он их и пропустил, что называется, мимо ушей, а вернее, мимо мозга. И пулемётчик на них тоже не среагировал, хотя должен был. Звуки приближались с его стороны. С фронта.

В общем, из-за бархана вышел дарг. Шёл он прогулочным шагом и сам не готов был ко встрече. Китайская винтовка в левой руке. Всё, что успел разглядеть Саблин, так это то, что он голый, корме пояса и старой разгрузки на нём ничего нет. И что он мал ростом, едва ли выше плеча Акима, и что кожа у него не чёрная, а серая и в пятнах, а лицо и живот так и вовсе светлые, не темнее, чем у китайцев. А дальше дарг неприятно взвизгнул и поднял винтовку к плечу.