Страница 7 из 10
«М-да, – заметил я, – вот так покупаешь свинину для шашлыка и не задумываешься о том, каким образом она получена».
«И правильно. Не надо задумываться. Зачем, к примеру, городской пенсионерке или, допустим, современному ранимому юноше знать о предсмертном поросячьем визге и крови, которую собирает в таз маленький мальчик? Они пришли за продуктом – они его получили».
«Ну да, – согласился я. – Скажите, уже просто ради удовлетворения любопытства, а говядину вы тоже держали?»
«Вы имеете ввиду бычков?»
Я кивнул.
«Да, конечно. И корову для молока, и бычков для мяса. Хотите знать, как получается говядина?»
«Пожалуй, чего уж. Гулять так гулять», – мрачно пошутил я.
«Бычков, действительно, иногда было жалко. Маленький теленок – обаятельное и ласковое существо, не сравнить со свиньями. Знаете слово «волоокая»? Его используют, когда хотят подчеркнуть красоту женских глаз. У телят, да и у взрослых коров, очень красивые глаза: глубокие, большие и влажные, с длинными ресницами. Конечно, лишать жизни обладателя такого взгляда всегда жалко, но чувство это быстро проходило. Быка выводили из сарая и каким-то образом обездвиживали: или привязывали к забору, или просто давали ему ведро воды. Последнее было даже удобнее, поскольку во время питья бык наклонял голову к ведру, и в этот момент кто-то из мужчин сильно бил небольшой кувалдой ему по лбу. Как правило, хватало одного удара, но иногда требовалось два или три. После этого бык падал на передние колени, а потом на бок, и тогда забойщик длинным ножом перерезал ему горло до позвоночника. Все происходило очень быстро».
«А зачем бить животное по голове?» – мрачно спросил я.
«Из гуманных соображений, исключительно из гуманных. Как иначе перерезать шею быку весом в несколько центнеров? Он же не станет стоять и ждать, пока вы режете его. Раньше перед забоем связывали передние и задние ноги, валили быка на бок, но для этого нужны были несколько человек и много времени, а животное страдало. Если нанести хороший удар, то завалить даже крупного быка способен один человек, и страданий будет гораздо меньше.
Позже, обучаясь в медицинском институте, я вспоминал, что именно при забое крупного рогатого скота наблюдал артериальное кровотечение, фонтанирование крови, вдавленные переломы костей черепа, сокращение отдельных мышечных волокон после смерти. Помню, я обратил внимание на бычьи легкие, которые отличались от легких поросенка. Они были светло-розовые, почти белые, и на этом белом фоне выделялись темно-красные пятна – будто на них кто-то брызнул кровью. Естественно, меня это заинтересовало, и отец мне объяснил, что белыми легкие становятся от потери крови (при рассечении артерий и вен шеи возникает обильное кровотечение), а темно-красные пятна – это кровь, которая попала в легкие через перерезанную трахею, и называется это явление аспирацией. Потом я неоднократно видел точно такую же картину у людей, погибших от кровопотери. Людей тоже иногда убивают, перерезая им горло.
Конечно, в детстве я не предполагал, что стану судмедэкспертом, но выучившись, понял, насколько полезным в профессиональном плане было для меня участие в таких заготовках мяса…
А хотите, я расскажу вам об одном случае, который, наверное, мог бы стать подарком для моего психолога, если бы он у меня был?»
«Валяйте, – ответил я. Мое воображение вмиг нарисовало жуткую картину: я в серой рубашке в крупную черную клетку, черной футболке с красно-белой аппликацией и в джинсовых брюках стою под струей крови, бьющей фонтаном из перерезанного коровьего горла; кровь заливает мне глаза, я даже пытаюсь смахнуть ее рукой… Будто очнувшись, я повторил: – Рассказывайте, в забое какого еще скота вы участвовали?»
«Это, скорее, случайный эпизод из детства, – продолжал эксперт. – В тех местах, где обитали домашние животные, а также в помещениях для хранения кормов нередко объявлялись крысы. Уникальные животные, хитрые и очень умные. Например, они точно знали, в какое время я кормил свиней, и ждали, когда я вывалю ведро с кормом в корыто. После этого, нередко даже не дождавшись моего ухода, они подбегали и подъедали те кусочки корма, которые вываливались у свиней изо рта. Один раз слишком наглая или слишком голодная крыса залезла в корыто, но свинья зацепила ее вместе с кормом и сжевала, думаю, даже не заметив. Крыса орала как резаная, но свинье было все равно. Однажды, когда я играл во дворе с топором (я всегда любил топоры, ножи и другие острые штуки), из-под двери кладовки вышла крыса. Она медленно пересекала двор, покачиваясь из стороны в сторону. «Отравы наелась», – догадался я. Ядовитую приманку раскладывали специально для крыс, и эта наверняка была отравлена – обычно крысы бегают очень быстро, да и днем не особенно показываются. Естественное желание в такой ситуации – крысу прибить, к тому же в руках я держал топор. Я решил отрубить крысе голову, но то ли из-за того, что грызун продолжал, хотя и вяло, перемещаться, то ли из-за моей неопытности, однако удар пришелся не на шею, а чуть ниже. Я фактически разрубил крысу пополам. Крови было немного, и я увидел, как сокращается маленькое сердце. Удивительное зрелище! Сейчас существует множество фильмов об анатомии человека и животных, порой с уникальными кадрами, но тогда я впервые смотрел на то, как работает сердце. Крыса уже умерла, а сердце ее сокращалось еще несколько минут. Как завороженный, я наблюдал за тем, как оно наполнялось кровью и становилось почти шарообразным, потом выбрасывало кровь в сосуды, делаясь похожим на шляпку какого-то гриба, и эти циклы повторялись снова и снова, но с каждым разом все медленнее и медленнее – до полной остановки».
«И вам опять было интересно и не страшно?» – съязвил я.
«Нисколько не страшно. Но если вы думаете, что я совсем ничего не боялся, то вы ошибаетесь. Например, я, как и мои сверстники, боялся смерти».
«Вы? А как же все то, о чем вы только что рассказали?» – я удивился и даже подумал, что доктор шутит. Но он не шутил.
– Вы неправильно меня поняли, – продолжал он. – Мы боялись человеческой смерти. Возьмем, к примеру, похороны. Во времена моего детства они проходили следующим образом: по улице медленно двигалась колонна, во главе которой ехал грузовой автомобиль – ГАЗ-53 или ЗиЛ-130; борта его кузова были опущены, в кузове стоял гроб. Тут же, у гроба сидели самые близкие родственники умершего. За машиной шли люди: вначале родня, друзья, соседи, потом – все остальные. Иногда собиралось множество человек, и эта печальная процессия через все село тянулась к кладбищу, расположенному неподалеку в лесу. Нередко перед автомобилем шел оркестр, состоящий из преподавателей нашей музыкальной школы, и играл похоронные марши. Со стороны все это выглядело очень торжественно, но когда оркестр выдавал пронзительные ноты марша, становилось страшно.
Кладбище располагалось возле озера – одной из зон отдыха, с настоящими пляжами с желтым песком, чистой и прозрачной водой. В последний свой приезд на родину я сидел в траве в том месте, где раньше находилась середина водоема, и вспоминал те времена, когда люди здесь купались, ловили рыбу, а зимой катались на коньках… Однажды в этом озере утонул мальчик из параллельного класса. Никто из нас не видел, как он тонул, никто не был на похоронах, никто не видел тела, но с тех пор каждый раз, проходя мимо его дома, мы вспоминали, что здесь жил утопленник. Помню, когда на их воротах кто-то прибил подкову, все дети сразу же решили, что это знак: в этой семье утонул человек. Кто и почему это придумал – неизвестно.
Или другой пример. Нашими соседями была семейная пара – бабуля, божий одуванчик, и дедуля. Жили они тихо, однажды только пожаловались моим родителям на то, что я случайно закинул в их двор мяч. Как-то мы, играя около дома, увидели, что у соседей происходит какая-то движуха. Приехали скорая и милиция, чего раньше не бывало. Оказалось, что дед умер, и не просто умер, а повесился. Нам, детям лет двенадцати, стало жутко именно от факта самоубийства, и это притом, что все мы были не впечатлительными девочками, а уже почти сформировавшимися молодыми мужчинами. От самой мысли о том, что человек самостоятельно повесился, холодела спина. Гораздо позже, зная обстоятельства множества самоповешений и даже наблюдая сам процесс, я убедился: смерть при этом виде механической асфиксии особенно отвратительна и некрасива».