Firefly. Чертов герой

– Аккуратненько подвези его к последнему и поставь рядом, – приказал Бэджер оператору погрузчика и лучезарно улыбнулся Мэлу, продемонстрировав кривые желтые зубы. – Ну вот, самое сложное практически позади.

– Напомни мне еще раз, – сказал Мэл, – сложное – это погрузить товар? Или забыть про то, что ты так и не заплатил нам за доставку коров на Цзянинь?

– Мэл, Мэл, Мэл…

Чем более доброжелательным казался Бэджер, тем сильнее Мэлу хотелось пустить в ход оружие. – Дружище, ты затаил на меня обиду за тот случай?

– Как бы да.

– Ну так никто не виноват, что сделка накрылась жопой. Бывает. Такой бизнес.

– По-моему, мы с тобой по-разному понимаем это слово.

– Вот этим, – сказал Бэджер, махнув рукой в сторону ящиков, – я компенсирую твои убытки. Твой гонорар – если ты еще этого не заметил, Рейнольдс, – куда выше обычной платы за доставку с одной планеты на другую. Когда всё закончится, можешь считать, что мы в расчете.

– Лучше бы ты рассчитался со мной тогда.

– Ну что тут скажешь? У меня тогда были проблемы с притоком наличности.

– У меня тоже – в том смысле, что она не текла от тебя ко мне.

– Но всё это уже в прошлом. Мы ж теперь кореша, да?

Мэл недовольно хмыкнул. Он был весьма щепетилен в выборе «корешей», и Бэджер такой статус никогда бы не заслужил.

– Сэр, – встревоженно шепнула Зои Мэлу. – Не хочу показаться мнительной…

– Не хочешь, так и не кажись.

– Но всё-таки повторюсь: это плохая идея. Груз слишком взрывоопасен.

– Знаю, знаю, – ответил Мэл.

Контейнеры были небольшие – футов пять по каждой оси, – но заключали в себе великую силу. Их под завязку набили химикатами, которые используются в горнорудном деле.

Взрывчаткой.

Очень специализированной, очень взрывоопасной взрывчаткой.

В контейнерах лежали кристаллы вещества, известного как «Эйч-Ти-Экс-20» – по словам Бэджера, эта аббревиатура расшифровывалась длинными и сложными научными словами, в которых столько слогов, что голову сломишь. Когда пастырь Бук узнал о предложении Бэджера, он рассказал Мэлу всё, что знал об «Эйч-Ти-Экс-20». Об отношении пастыря к этой штуке явно свидетельствовала его гримаса.

– Его не просто так прозвали «снежок сатаны», – заметил Бук, и Мэл снова спросил себя – откуда, чёрт побери, священнику известны такие вещи?

Бэджер заверил Мэла, что пока «Эйч-Ти-Экс-20» тихо лежит в своих контейнерах, плотно упакованный в оболочку из огнеупорного пеноматериала, он не взорвется раньше времени. А, и еще всё будет в порядке, если только «Эйч-Ти-Экс-20» не намокнет. Или не нагреется слишком сильно. Или если его не ударят слишком сильно. Если ничего из этого не произойдет, то всё будет в шоколаде.

Мэл решил, что Бэджер вряд ли утаил что-либо об опасностях, связанных с этим делом, ведь именно он понесет большие убытки, если груз не доставят по назначению – на Абердин, в шахту, в которой добывают родий. И всё-таки Мэл по-прежнему приходил в замешательство, глядя на черно-желтые полосы на контейнерах, похожие на рой шершней, а также налепленные повсюду наклейки, вроде:

Иными словами, обращайся с контейнерами, как с новорожденными, иначе жизнь станет для тебя совершенно непривлекательной, поскольку закончится навсегда. Больше всего на свете Мэл ненавидел сюрпризы, а взрывы были для него одним из худших сюрпризов, которые он мог себе представить. С ними могли сравниться разве что неожиданные свадьбы.

Но зачем же думать о грустном. Зои содрогнулась, когда оператор погрузчика едва не снес их баскетбольное кольцо. Металлическая вилка погрузчика пока не сломалась, но было ясно, что контейнеры слишком тяжелы для него. Мэл мечтал, чтобы всё поскорее закончилось.

Персефона, планета средних размеров на периферии Белого Солнца, была для «Серенити» чем-то вроде базы. Здесь Мэл заключал сделки и забирал грузы, но иногда ему также приходилось перевозить криогенно замороженных безумных гениев. Собственным, полностью размороженным гением «Серенити» была Ривер Тэм, которая обычно отлетала от переборок, словно резиновый мяч. На Персефоне ее брат Саймон, мягко выражаясь, чувствовал себя неуютно и сильнее, чем обычно, защищал свою сестру. Даже если она внезапно принималась вопить или что-нибудь ломала, он оправдывал сестру, напоминая всем о том, что ее свел с ума Альянс. Мэл понимал, почему Саймон так поступает – он не хотел, чтобы Ривер вышвырнули с корабля, – но подобная аргументация казалась Мэлу странной. Его беспокоило только то, что Ривер безумна, а на причины ее сумасшествия ему было плевать.

Мэл предупредил Саймона, чтобы тот спрятал Ривер подальше и не выпускал, пока не уйдет Бэджер, и Саймон с радостью подчинился. В «Кортексе» время от времени появлялись бюллетени Альянса о розыске беглецов – брата и сестры, но пока что Бэджер, похоже, не понимал, что сдав Тэмов властям, он заработает больше, чем на торговле коровами и взрывчаткой.

Жизнь усложнилась, это точно, и поэтому Мэл предпочитал полеты в тихой и пустой Черноте. Однако это не всегда было практично. Время от времени приходилось приземляться, чтобы купить припасы и найти новую работу.

Персефона никогда не была особенно приятной, даже до войны, но после победы Альянса планета стала неизмеримо хуже. Трущобы расползлись по ней, словно гниль по спелому персику, и повсюду в воздухе висел запах разложения. Бедняков, которые не могли заплатить за электричество, отключали от энергосети, и они принимались жечь костры, чтобы готовить пищу и греться. Дым навсегда окрасил небо Персефоны в бледно-желтый цвет. То, что не удавалось выменять, приходилось красть. Порядочные люди испуганно прятали взгляды, а невыносимо самоуверенные богачи в шелковых и атласных одеждах похвалялись своим состоянием так, словно оно – дар божий. Правда, Мэл в бога уже не верил.

«А если он и есть, на моем корабле ему не место», – думал он.

Но у беззакония в масштабах планеты были и свои плюсы: оно поощряло и облегчало именно ту работу, которой занимался Мэл – контрабанду товаров, которые Альянс либо запретил, либо обложил безумными налогами. А если сделка срывалась, продажные стражи порядка позволяли тебе быстро смыться.

За раскрытыми дверями грузового отсека во всей своей красе раскинулись доки Ивздауна. Желтоватый воздух смердел так сильно, что практически вяз на зубах. Здесь пахло густой несъедобной похлебкой из ракетных выхлопов, обугленного мусора, разлитого ракетного топлива, немытых тел людей и животных, а также гор вареных белковых брикетов. Взлетающие и садящиеся корабли поднимали в воздух хрупкие пожелтевшие газеты и вымазанные сливовым соусом тарелки из пеноматериала. На границах взлетного поля вращались яркие, цветные бумажные зонтики. По улице, покрытой выбоинами, бегали стаи собак не поддающейся определению породы. Ритмично гудели машины – или, может, это кричал чей-то осёл? То здесь, то там капитаны, обладающие сомнительной репутацией, подкупали таможенников; по обломкам цивилизации и сквозь них ползли орды грязных людей – кто-то искал работу, кто-то – неприятности. Мэл был вынужден признать, что сейчас принадлежит к обеим этим группам.

Хобан Уошберн, пилот «Серенити» и муж Зои, посадил корабль на заре – по корабельным часам, – однако здесь, на Персефоне, было полшестого вечера. Солнечный свет, и так слабый и унылый, уже угасал, уступая сумраку синюшного цвета. На планете прошло всего три четверти часа, однако Мэлу каждая минута в обществе Бэджера казалась вечностью. Он не знал, что злило его больше всего – то ли развязность бандита, то ли его непрошибаемая тупость, то ли напускная веселость, маскировавшая гнилую душонку. Мэл вдруг понял, что раздражается всё сильнее, и заставил себя отвести взгляд.

– Сэр, тут столько наклеек «опасно», – напомнила ему Зои.

– Каких наклеек «опасно»? Ни одной не вижу.

– Я про наклейки, на которые вы косо посматриваете с тех пор, когда прибыли эти ящики.