Невеста тёмного лорда

Без Вильяма всё было не так. Он наполнял мою жизнь смыслом, он сам по себе был моей жизнью, а сейчас весь мир стал черно-белым, тусклым и совсем неинтересным. Я помню наш первый поцелуй, когда он приехал на зимние каникулы из Университета Тёмной Магии. Снега тогда выпало по колено, и я наотрез оказывалась надевать шапку, потому что после неё так сильно волосы электризовались, и я походила на круглый одуванчик. А Вилли намотал мне на голову свой шарф, оставляя незакутанными одни глаза.

– Ну и что это такое? – спросила его, а он рассмеялся, спустил шарф на шею, погладил большим пальцем по щеке и поцеловал. А потом мы весь вечер отогревались у камина, потому что процеловались на морозе целый час, но на следующий день всё равно оба слегли с температурой.

А на бале дебютанток? Он растолкал всех моих кавалеров, включая принца, молча забрал у меня бальную книжку, и весь вечер танцевал только со мной, наплевав на правила приличия. И я всегда, всегда знала, что выйду за него. Обязательно выйду, и будет у нас трое детей: два мальчика и девочка… Всегда это знала, и Вильям не давал повода в этом сомневаться.

Мама вот уже пятнадцать минут что-то говорила про платье и примерку, но я упорно смотрела на желтые листки бумаги, на черные буквы, написанные почерком управляющего моего поместья, и ничего не видела и не слышала.

– Мам, – остановила я поток её слов. – Мне всё равно, в чём идти. Что принесёшь, то и надену. Наряжаться больше не для кого.

– Как это не для кого? – возразила мама. – А как же «пусть видит, что потерял»?

– Оставь эти игры придворным леди, – вяло сказала я.

– Ольга, так нельзя! – с жаром сказала мама.

– А как можно? Как можно забыть в одночасье всё, что раньше было моей жизнью?

Мама отвела взгляд, а потом села на стул перед моим столом.

– Ты слишком рано сделала Вильяма центром своей вселенной.

Да уж, точнее и не скажешь.

– Не закрывайся, – попросила мама, – и поешь уже чего-нибудь, пожалей повара. Бедняга думает, что тебе не нравится его еда!

О, Боги!

День прошёл как в тумане, да и следующий был не лучше. Мне принесли с утра десять газет, десять громких заголовков и все с новостями о предстоящей помолвке. И куча, просто куча зарисовок, где Вильям стоит с принцессой в обнимку. Черный огонь сорвался с ладони и подпалил всю стоку целиком, и так и не исчез, пока все газеты не догорели, оставляя после себя кучку пепла.

А на обед заглянул Бернард со словами:

– Я тут мимо проходил, решил зайти, проведать как вы?

– Замечательно мы, – резко ответила я, но принц и бровью не повёл.

– Погода на улице сегодня чудесная, – начал он издалека. – В такую погоду грех сидеть дома. Давайте прогуляемся, леди Черн.

– Не хочу, – ответила я.

Мама бросала мне предупреждающие взгляды, а Бернарда моя дерзость только ещё сильнее распалила.

– В таком случае, – он снял камзол, – посижу у вас часок. Как то у вас темно, – заметил он.

– Ваше Высочество, – вмешалась в разговор мама, – Прошу меня извинить, но у моей дочери сейчас не простой период в жизни. Я прошу Вас дать ей время.

Принц посмотрел на меня.

Я изобразила болезненный вид. Поверил или нет, не знаю, но главное, что ушёл.

– Спасибо, – сказала я маме.

– Следи за языком, – строго сказала она мне. – Не с дворовым мальчишкой разговариваешь.

Обстановка в доме была траурной. Не смотря на ясную погоду за окном, и солнце, которое заливало светом комнаты через распахнутые занавески, в воздухе так и летала скорбь с горьким привкусом поражения. Хотелось заколотить окна, закрыть двери и больше никогда не выходить на свет.

– Ты был для меня Светом, Вилли, – сказала я, смотря на его маленький портрет, написанный маслом два года назад. И он улыбался мне, и только мне.

Ближе к вечеру во внутреннем дворе стал тренироваться брат. Стрелял по мишеням, напрасно опустошая резерв, словно хотел выплеснуть всю свою злость на них. Пара точных ударов и он выдохнулся, уселся на ступеньки, вытер полотенцем лоб, и оглянулся, будто искал кого-то, и не найдя, стал снова швырять сферы в мишень. Одну за другой, вымещая злость и обиду на соломенных чучелах и деревянных балках.

Мама свои эмоции скрывала. Я никак не могла понять, как она к этому относиться? Слишком холодно, слишком безэмоционально она на всё это смотрела, и эта её трезвость ума меня поражала и пугала одновременно, потому что неизвестно за всем этим стоит – безжалостный зверь или же ранимый зверёк.

А глубокой ночью я проснулась из-за неприятного ощущения, что кто-то смотрит в спину. Села на кровати, зажгла лампу и вздрогнула от неожиданности.

– Вильям? – потрясенно спросила я.

Он не ответил. Смотрел на меня с холодным лицом, без былой теплоты и нежности во взгляде, будто и не он вовсе.

– Не хотел тебя разбудить.

Он осторожно сел на край кровати и тихо сказал, словно боялся спугнуть:

– Я пришёл за кольцом.

– Ночью? – удивилась я. – Что происходит, Вилли? – и дотронулась до его плеча, но он грубо перехватил мою руку, отбрасывая её.

– Не надо вопросов. Отдай кольцо и на этом всё, – он встал с кровати, отошёл на два шага.

– Не отдам, пока не объяснишься, – настаивала я, всё так же сидя на кровати.

– Я не хочу снимать его с тебя силой, – признался он и посмотрел мне в глаза с такой жалостью. – Так надо, Олли.

– Я тебе не лошадь с завязанными глазами, которой можно помыкать, как ты хочешь. Я жду объяснений!