Страница 115 из 117
Город был полностью затоплен, но все еще кипел жизнью. И его не пугало то, что эта жизнь вот-вот оборвется. Волны были слишком сильны. Здания долго не продержатся. Особенно это, в котором находилась Татьяна. Она чувствовала, как стены ныли, покрывались трещинами где-то под толстым слоем льда и снега. Пол медленно кренился в сторону воды. И остановить данный процесс было невозможно. Рядом виднелась пожарная лестница, а чуть ниже балкон, почти касающийся воды. Значит, именно оттуда молодой человек занимался рыбной ловлей. Он очень сильно рисковал, потому что волны могли в любой момент сорвать балкон и утянуть бедного рыбака на дно. Но мужчина, так или иначе, добыл для них обоих ужин. И не сказал ни единого слова об этом. Словно занимался подобным каждый день.
Татьяна отпрянула от дыры в стене и вернулась к костру. Вальдемар с удивлением оглядел ее и будто задал вопрос, на который Татьяна ответила кивком, хотя даже не осознавала, на что именно давала свой ответ. Но этот кивок удовлетворил мужчину, и он снова скромно улыбнулся.
— Что этот город хочет мне показать? Что все это значит? — едва слышно произнесла Татьяна.
Дверь в палату Татьяны была распахнута настежь, она раскачивалась на петлях, вздрагивала, будто по ней кто-то бил огромным кулаком, бесшумно и беспрерывно. Внутри комнаты было тихо, доносился лишь странный шорох, похожий на предсмертную возню мышей в придавившей их мышеловке.
Эрван выставил перед собой фонарь, но как только он приблизился к двери, свет за стеклом резко погас. Молодой человек вздрогнул и с горечью осознал, что оставшуюся часть пути придется идти в кромешной темноте. Он уже жалел о том, что не удосужился взять с собой электрический фонарь из машины, когда направился сюда. Это было непрофессионально с его стороны. Но сожалеть уже нет смысла. Эрван здесь, посреди темного коридора городского госпиталя, где случилось что-то весьма неприятное и требующее скорейшего объяснения.
Внезапно в палате что-то вспыхнуло, и мощный взрыв света заставил Эрвана отвернуться от двери и прикрыть глаза, которые заревели, не в силах справиться с болью от столь сильного свечения. Раздался крик мужчины, затем перешедший в хриплый стон. Это спровоцировало новую волну света, которая на этот раз стала исходить из абсолютно каждой лампы, отчего во всех помещениях наступил полноценный день, но продлился недолго. Искусственное освещение не выдержало напряжения, и лампочки, одна за другой, стали лопаться, осыпать кафельный пол миллионами крохотных искр. Эрван оцепенел в ужасе и не мог поверить, что это происходит на самом деле. Где-то в недрах здания доносились панические крики и торопливые шаги. Данное происшествие напугало людей и вынудило броситься к выходу.
Эрван вытер слезы с ресниц и вернул ясность зрению. Часть ламп осталась цела и продолжала освещать коридор: этого было достаточно, чтобы снова ориентироваться в пространстве. Молодой человек вбежал в палату и остановился, пытаясь увидеть в открывшейся перед ним сцене хотя бы что-то понятное его разуму.
Перед койкой Татьяны на коленях, выбросив вперед правую руку, сидел Джордж и шептал что-то нечленораздельное, на незнакомом Эрвану языке. Возможно, это был арабский, молодой человек точно определить не мог, как и то, что могли доносить эти слова, хотя бы приблизительно. Из руки лился синеватый свет, вращающийся по спирали, и прикасался к животу Татьяны, пронзал ее тело насквозь. Женщина не шевелилась, даже не вздрагивала, лишь впитывала в себя это свечение, как губка.
Рука Джорджа почернела, как полено в печи, покрылась рваными ранами, что сочились тягучей жидкостью бурого оттенка. Чернота распространялась дальше, приближалась к локтю, съедала плоть, как кровожадное невидимое существо. Джордж опустил голову и громко вздохнул, ехидно засмеявшись. Он словно почувствовал присутствие Эрвана, и этот смех был адресован именно ему.
— Ты опоздал, — прорычал светловолосый мужчина не своим голосом, слишком низким, словно говорил древний старик. — Ты проиграл.
Джордж вздрогнул и громко застонал, вновь вернув свои узнаваемые черты. И в этом возгласе ощущался ужас и полное отсутствие сил. Майлз убрал руку и рухнул на пол, не в силах даже сидеть, и стал биться в судорогах на полу, сжимая левой рукой почерневшее запястье.
— Джордж, — позвал его Эрван и присел рядом с ним на корточках, осмелившись приблизиться к нему.
— Ты такой слабый, — голос старика вновь вернулся, но теперь в нем прослеживались женские черты. — Твоя душа настолько уязвима. Яд отравил твою кровь. Твоя сердце сгнило, и его пожирают черви. Тебя любят все, но ты не любишь никого. Это погубило тебя. Ты остался один. В этой тьме. Без света, без тепла. Без людей.
Джордж снова закричал и в безумстве уставился на Эрвана, излагая свое непонимание. Его кожу покрывала обильная испарина, волосы прилипли ко лбу и измазались в крови.
— Она солгала тебе, Эрван. Солгала о себе, о своем прошлом. Лимб поглотил ее. Уже поздно спасать. Она обречена. Ты ослеп. Перестал видеть очевидное. Ты беспомощен.
Из руки Джорджа вылетел огромный шар света и, извиваясь в воздухе, направился прямо в Татьяну, скрылся в ее теле. После этого Джордж стих и обмяк на полу, пыхтя, как загнанный пес. Эрван склонился над ним и позвал, но тот ни на что не реагировал, возможно, потерял сознание. Приложив ладонь к его лбу, молодой человек подтвердил свои опасения. Джордж горел, в прямом смысле этого слова. Его правая рука напоминала гнилой кусок мяса и пахла соответствующе. Эрван выдохнул, пытаясь справиться с потрясением и внимательно осмотрел ранение молодого человека. Выглядело все так, словно руку съела гангрена. И ничего хорошего это не предвещало. То, что только что говорило с Эрваном, вышло из этой руки. И теперь находится в другом месте.
Татьяна ощутила боль в области живота. Резкую, будто чьи-то острые клыки вгрызлись в ее мягкую плоть и стали с жадностью отрывать один кусочек за другим. Женщина закричала и схватилась обоими руками за живот, пытаясь понять, что стало причиной неприятных ощущений. Первой мыслью она обвинила во всем съеденную рыбу, но боль была иной. Настолько знакомой, что Татьяна невольно заплакала. «Я снова чувствую это, снова возвращаюсь в тот день, когда это случилось…» Она упала на бок, поджала под себя ноги и громко задышала. Между ног струилось нечто теплое. Женщина знала, что это, какого оттенка. «Красный, цвет крови. Цвет боли». Вальдемар сжал ее плечи и что-то обеспокоенно говорил, но Татьяна его не слышала, она чувствовала лишь боль, маленькое существо, бьющееся в конвульсиях в ее животе.
Ее ночная рубашка пропиталась кровью. Кровь была повсюду. Татьяна продолжала кричать. Но она уже не слышала этого. Ее слух полностью растворился в боли, захлебнулся в крови.
====== Эпилог. ======
Снежная пурга набирала обороты, по-македонски овладевала этим местом, окрашивала столетние каменные плиты в молочный оттенок. Ни единого постороннего звука, только ветер и песнопения танцующих деревьев, которые стояли столь далеко друг от друга, что их ветви не были в силах соприкоснуться, хотя они старательно пытались это совершить. Вдали поблескивали уличные фонари, пылали теплым желтоватым огнем. Им удалось из окружавших их объектов создать изображения из света и тени, что казались гениальными и просились вылиться на полотно.
Место тишины было окутано металлическим забором с острыми, как стрелы лучника, прутьями. Он покачивался, скрипел, так и норовил рухнуть в глубокий сугроб и стереть границу между огромным городом и безлюдным мраком. Лондон не спал, ветер приносил сюда потухшие отголоски людского говора и кричавших автомобилей, но забор практически полностью подавлял любой лишний шум. Фонари вспыхнули, и их сияние коснулось ближайших надгробий, прочитало померкшие имена, забрызганные заледеневшим снегом.
За ограждением возникли три мужские фигуры. Они осторожно, неторопливо, почти на цыпочках добрались до созданных из красного кирпича ворот и проникли на территорию угрюмо молчавшего кладбища, которое заскрипело и заворчало при виде непрошеных гостей. В воздух взметнулась стая ворон и с яростными криками скрылась среди деревьев. Один из мужчин поправил свой длинный плащ приятного бежевого цвета, снял помятую шляпу и громко выдохнул, создав целое облако горячего пара. Воздух был обжигающе холодным, царапал и кусал кожу, как не видавший несколько дней еду хищник. Мужчина грустно опустил глаза и вопросительно поглядел на своих спутников, которые представляли из себя неких простачков с грязной сальной бородкой, что поседела на концах. Они переглянулись, почесали свои опухшие от холода горбатые носы и с ожиданием стали наблюдать за мужчиной в пальто. Тот явно не желал идти дальше, обдумывал, стоило ли вообще сюда приходить, особенно в столь позднее время. Но он сделал первый шаг, довольно широкий, погрузил каблук своего сапога в хрустящий снег, затем прошел еще пару метров и вновь замер.