Страница 29 из 31
– Однажды. Точно.
Башни всего Рима бьют полночь. Дэнни салютует своим «Slurpee»:
– За новые встречи.
– За новые встречи, – повторяет Ари.
«Slurpee» на вкус совсем не как раньше. Может быть, потому, что они в другой стране. Может быть, потому что, когда тебе больше не десять, у всего на свете другой вкус. Или, может, теперь в «7-Eleven» другой сироп. Дэнни с Ари обсуждают это, а потом переходят на что-то другое. Чтобы не забыть, они обмениваются адресами, номерами телефона и электронной почтой. Дэнни обещает не терять связи. У входа в отель Ари обнимает его на прощание. Дэнни не привык к полноценным объятиям, только к привычке спортсменов обниматься, не касаясь. Но сейчас его обнимают по-настоящему, прижимая к себе. Они прощаются не меньше пяти раз, и Ари уходит.
Дэнни сразу уходит к себе в номер – он прекрасно провел вечер и не хочет больше искушать судьбу. Он показывает язык своему отражению в зеркале: он все еще сияет неоновыми вывесками ночного города. Дэнни вспоминает, как они с Элайджей соревновались, чей язык дольше останется синим. По многу часов не пили и боялись лишний раз не глотнуть. Воспоминание вызывает улыбку. Он понимает, что всегда будет улыбаться, если найдет способ как-то держаться за брата. Если сможет продраться через все преграды к тому, что когда-то у них было. И все еще есть.
Он принимает душ и ложится в кровать, собираясь хорошенько поспать. Потом, в последнюю минуту, решает сделать еще кое-что. Он открывает конверт с письмом Уиллу и дописывает еще страницу. Пишет о том, что изменилось и что не обязано меняться. Он знает, что прошлого не вернуть. Но, быть может, еще не поздно вернуть Элайджу.
========== 15. ==========
Элайджа особо не разбрасывал вещи, поэтому собирает их довольно быстро. Джулия несколько раз спрашивает, точно ли он запомнил, где остановился Дэнни. Предлагает позвонить ему, предупредить о приходе Элайджи. Элайджа просит ее не утруждаться.
Она не дает ему никакого объяснения, что случилось и почему ему нужно уйти уже сейчас. Он внезапно понимает, что она не тот человек, который кому-то что-то объясняет. Она сама может не знать ответа.
Ему хочется спросить: «Ты уверена?» Но он боится, что черта между «нет» и «да» будет слишком тонкой.
Вот сумка собрана. Больше ему тут делать нечего. Горничная уже убрала номер. Осталось только уйти.
– Ну, видимо, пока.
Джулия вручает ему клочок бумаги:
– Адрес моих родителей, – говорит она. – Можешь писать туда.
– Ясно.
– Слушай, я понимаю, что ты, наверно, думал…
– Все в порядке. Правда. Мне надо идти.
Джулия застывает у двери:
– Слушай, я сказала, что все закончилось, но это не… черт, не знаю… Ну, ты понимаешь, если все кончилось, это не значит, что все должно заканчиваться. Если хочешь, останься.
– Нет, все нормально.
– Поняла. Нет, ты прав. Можно твой адрес?
Элайджа записывает адрес. Сейчас это кажется бессмысленной вежливостью, хотя раньше он думал, что это будет краеугольным камнем их будущего.
– Прости, – говорит Джулия. Она не открывает дверь, но больше и не загораживает проход. – И Дэнни тоже передай, что я прошу прощения.
– За что?
– За то, что испортила вам поездку.
Элайджа знает, что невозможно сделать прощальный поцелуй действительно прощальным. Поэтому он просто легонько наклоняет голову и благодарит ее за ужин. Потом открывает дверь и уходит. В коридоре он ненадолго останавливается и ждет, пока у нее в номере не щелкнет замок. Он так и не щелкает, и Элайджа выходит на улицу.
========== 16. ==========
Элайдже нужно пройтись. Ему нужно забыть о маршрутах, смыслах и планах. Ему кажется, как будто открылась дверь – и он вышел в мир, заполненный его же ошибками.
Однажды они с его другом Джаредом были под кислотой и наткнулись на пачку стикеров. Они тут же принялись вешать этикетки на все, что было вокруг: «ДВЕРЬ», «КНИГА», «РУКА»… Каждый новый стикер придавал вещам какую-то космическую определенность. Дверь была дверью, потому что на ней было написано: «ДВЕРЬ». Пол был рукой, потому что на нем было написано: «РУКА». Им тогда казалось, что они могут всю жизнь прожить всезнающими создателями имен и небрежными иллюзионистами.
Сейчас Элайдже не хватает кислоты и стикеров, чтобы можно было повесить на Джулию ярлык «ДЖУЛИЯ», чтобы она была точно такой, как он хочет, а на жизнь – ярлык «ЖИЗНЬ», чтобы она стала соответствовать его представлениям. Он хочет вернуть время назад, чтобы можно было написать несколько десятков открыток Кэл и прилепить ярлык «ПРОСТИ» на все, что он сделал.
Если бы на Дэнни висел ярлык «БРАТ», а не «ДЭННИ», помогло бы это? Можно ли взять ластик и парой движений превратить «РИМ» в «ДОМ»?
Он не злится на Джулию. Он растерян – как ее поступками, так и своими.
Шагая по полуночным улицам, он пытается дотянуться до ее половины разговора, вытащить оттуда все истины. Его воображение постоянно рисует, как Кэл в Провиденсе подходит к почтовому ящику и надеется получить от него весточку. Он представляет, как они строят крепости. Он думает о своих родителях: как бы они беспокоились, если бы увидели, как он ходит по улицам, когда все магазины давно закрылись.
Он представляет, что сейчас делает Джулия в гостинице: сидит неподвижно или движется вперед с огромной скоростью. У этого пути не может быть цели. Он не может вернуться к ней – и пойти к Дэнни не может тоже. Он не хочет прямо сейчас отвечать за свои поступки. Дэнни может сказать что-то, из-за чего Элайджа взорвется, а может ничего не говорить, и тогда Элайджа исчезнет.
Важен не город, а прогулка. Сейчас он может шагать по любому городу мира, потому что он не хочет быть нигде. Красоты Рима пропадают для него втуне. В этот ночной час никто больше не ходит в одиночку. Он идет по городу с сумкой на плече, и парочки подозрительно косятся на него. Он обнаруживает, что оказался на улице, которой они с Джулией шли к Колизею, но теперь все совсем по-другому. Каждая фибра его души говорит ему, что из этого всего выйдет хорошая история, чтобы рассказать друзьям – деталь биографии, жизненное событие. Но часть его горечи – а ему горько – возникла потому, что между ним и историями разверзлась огромная пропасть, бездонный провал между «здесь» и «там». И он слишком мало думал о том, что «там». Он был не очень хорошим другом.
– Простите, – говорит он Кэл, родителям, Джулии, Дэнни. Потому что не знает, что еще можно сказать.
– Stai bene? – спрашивает кто-то.
Оказывается, он уже некоторое время неподвижно стоит на тротуаре. Он оглядывается на голос и видит на другой стороне улицы молодую женщину со спутником. Мужчина рвется идти дальше, но женщина остановилась.
– Я вас не понимаю, – объясняет Элайджа.
– Все в порядке?
– А, да, спасибо.
– Ты заблудился?
– Не знаю.
– Куда идешь?
– В Пантеон? – произносит Элайджа. Это первое, что приходит в голову. – Мне нужно кое с кем встретиться у Пантеона.
Мужчина со смехом берет женщину за локоть. Та отмахивается и шепчет:
– Un attimo.
Потом переходит улицу и достает из ежедневника ручку. Ее губы густо намазаны помадой, а глаза темны, как ресницы.
– Дай руку, – говорит она. Элайджа протягивает ладонь. Она берет ее и чертит на ней схему. В конце схемы – звезда. – Вот это, – указывает она на звезду, – Пантеон.
– София! – зовет мужчина.
Она с озорной улыбкой перебегает улицу обратно.
– Спасибо! – кричит Элайджа ей вслед.
– Avanti diritto! – отвечает она и пропадает из виду.
Элайджа изучает свою ладонь. Там красуется сложная схема без единого названия. Только начальная точка, цель и путь между ними. Что удивительно, он находит дорогу. Не сжимая кулака. Не смотря никуда, кроме как на ладонь и под ноги.
Когда он доходит до Пантеона, похоже, уже близится рассвет. Он садится на скамейку и смотрит на фасад здания – совсем обычный, почти без намека на то, что таится внутри. В ожидании открытия Элайджа засыпает.