Трезуб-империал

Сквира спустился обратно и обнаружил магазинчик — что-то вроде газетного киоска, — в котором можно было не спеша бродить среди стеллажей. На трех стендах в центре и, конечно, на полках вдоль стен были расставлены сотни журналов и газет. Может, тысячи. На первой же попавшейся на глаза газете значилась дата: «Пятница, 24 сентября 1982 г.»…

Большинство газет и журналов было на украинском. Со странными словами и оборотами, но это был, несомненно, украинский язык. На стеллаже с надписью «Местная пресса» лежали «Вечерний Володимир», «Часопис Володимира», «Володимирский хроникарь», «Ежедневный Володимир», «Володимирский курьер»…

Похоже, Сквира находился в том же городе и в том же дне. Просто все было другим.

Капитан побродил между стендами, обнаружил надпись «Общерусьские издания», просмотрел заголовки. И испытал очередной шок — жизнь этого мира совершенно не походила на ту, к которой он привык. …Король Максим III перерезал ленточку при открытии крупнейшего в стране медицинского центра и произнес прочувствованную речь о величии русинской нации. Гетман Малой Руси-Украины князь Городецкий объявил, что не будет баллотироваться на второй срок. Презес Бернштейн наложила вето на решение Центральной Рады по кредитованию хуторских хозяйств, но Надзорная Рада преодолела ее вето и вернула закон на доработку. Кошевой Центрального Провода некто Карлайл провел заседание кошей, на котором подверг жесткой критике кошевого угольно-перерабатывающей промышленности. Тот подал в отставку, но король ее не принял. Русинская сборная надеется в предстоящем матче пробить оборону Польши, выставив Пшевальского в нападение…

Заголовки газет обескураживали. Попробовав читать их все подряд, Сквира потерял ощущение реальности. Там упоминались Великое Княжество Эльзас-Лотарингия, Федеративная Республика Амазония, Хорватия и Босния как отдельные страны. Прочтя, что крупные забастовки прокатились по Болгаро-Сербской Конфедерации, капитан просто положил газету на место и ушел.

И сразу наткнулся на нумизматический магазинчик. Он хотел было пройти мимо, но вдруг увидел в витрине десяток монет советской мелочи и несколько железных рублей с гербом СССР. Хозяин выбежал из-за прилавка и начал рассказывать на своем удивительном языке, что это уникальные монеты неизвестного государства.

Капитан усмехнулся, полез в карман и предложил хозяину монеты, которые были у него с собой. Тот немедленно принялся расспрашивать, откуда они у Сквиры, что означает этот странный герб и слово «СССР» на аверсе. Северин Мирославович честно рассказал. Скорее за эту диковинную легенду хозяин купил у него один юбилейный рубль, небрежно отсчитав пять купюр по десять кроков.

Выяснилось, что кроки, шаги, то есть — это своеобразные копейки. Пятьдесят кроков — конечно, мало, но увы, хозяин лавки уже свыкся с советскими монетами и больше золото за них не предлагал.

В центре витрины на темно-синем бархате лежали трезуб-империалы. Разные. С разными изображениями и надписями. Серийные и юбилейные. В их стройных рядах зияла прореха.

Хозяин объяснил, что это место предназначено для империала, выпущенного к восьмисотлетию королевской династии. Предыдущий лежавший здесь экземпляр забрал тот самый посетитель, который принес советские монеты. Новый же золотой еще не поступил.

— Тот посетитель сам выбрал? — спросил Сквира, и хозяин стал подробно рассказывать, что он предложил покупателю гораздо более ценную монету, империал короля Стефана XIV, но покупатель пожелал империал к восьмисотлетию, настаивал, ничего не слушал. Только эту монету хотел…

Потом Сквира еще долго бродил по магазину, пока, наконец, не оказался на первом этаже прямо перед выходом. Прошел через раздвигающиеся двери, миновал стоянку для машин и очутился на городской улице.

Капитан брел по бульварам, утопающим в зелени, ошарашенный и видом редких ночных прохожих, и чистотой тротуаров, и блеском витрин.

В какой-то момент он вышел на большую площадь, типичную средневековую площадь — с одной стороны храм, с другой рынок, вокруг муниципальные дома и музеи… Сквира замер, глядя на Успенский собор, тот самый, в котором находился краеведческий музей. Тот самый, проникнуть в который они с Богданой и Квасюком так и не смогли всего лишь час назад…

Собор, подсвеченный прожекторами, сиял в ночном небе позолотой куполов. По площади бродили несколько человек, с виду туристы. Они сверкали фотовспышками и негромко переговаривались. Капитан обогнул собор и увидел еще одну группу туристов у входа в епископские палаты, тоже ярко освещенные.

У подножия застроенного старинными домами холма — там, где ей и положено быть, —текла река. Только одетая в каменные берега. Сквира смутно припоминал, что она называется Луг. Те же изгибы, та же неспешность. С другой стороны реки, где должны были раскинуться заливные луга, тянулся все тот же старый город — дома, улочки, площади, шпили, купола, яркие огни…

Капитан решил поискать райотдел милиции. Он шел мимо домов, на которых висели памятные доски: здесь некогда кто-то известный или жил, или умер, или родился, или творил, или, наоборот, разрушал, или принимал важные решения, или изобретал что-то, или пытался задушить новые веяния… Ни одного имени Сквира не знал.

Улицы не были безлюдными. Там и тут попадались группки молодежи, по узеньким проездам протискивались диковинные машины, за витринами кафе и магазинов зевали продавцы.

Райотдел он, конечно, не нашел. Не нашел даже места, где он находился в его мире. Зато попал на еще одну старинную площадь. Над ней в лучах прожекторов сияли знакомые костел и монастырь — целый, не разрушенный.

Тихо прошелестел яркий трамвайчик. Табличка рядом с номером извещала, что маршрут пролегает из Банковского Места через Старый Город в Королевский Лес…

И именно в этот момент перед капитаном вырос местный страж порядка. Северин Мирославович запаниковал — ни документов, ни внятной истории, откуда он здесь такой взялся, у него не было. Да еще и странный для них говор… Сразу вспомнились страшные теории Часныка. Всех, кто знает о проходе в другой мир, необходимо убить. Правда, только через четыре месяца…

На высокой меховой шапке стража красовалась кокарда с золотистым трезубом на голубом фоне, на поясе болтались наручники и резиновая дубинка, на плече попискивала рация. Страж отдал честь, поздоровался и спросил, не заблудился ли пан. Северин Мирославович покачал головой, и страж равнодушно пошел дальше.

Ориентируясь по расположению костела и монастыря, Сквира направился туда, где в его мире располагался стеклянный павильон фотоателье. Увы, там стоял помпезный особняк с рестораном на первом этаже. У входа дежурил швейцар, над швейцаром парили каменные купидоны, над купидонами мягко светилась вывеска с названием. За столиками сидели мужчины в темно-синих пиджаках и шейных платках и женщины с сигаретами на янтарных мундштуках. Над всем этим витала музыка струнного квартета…

Северин Мирославович потянул носом ароматы незнакомых блюд и понял, что голоден. Соваться к швейцару он не решился. Да и денег наверняка не хватило бы. Зато дальше по улице мерцала вывеска поскромнее, и капитан двинулся туда.

Это была корчма. В подвальчике стояли бесконечные столы, вдоль них тянулись бесконечные лавки. Почти все места были заняты. Через гомон многочисленных голосов пробивались веселые наигрыши. Было тепло, шумно, весело. И вкусно пахло.

На доске, прибитой к стене, он заметил написанное мелом меню. На сорок семь кроков можно было съесть три разных вида вареников и запить все это кружкой узвара. Сквира принялся махать руками официантке, толстой женщине в плахте и платке…

И тут встретился глазами с Богданой.

Сквира застыл от удивления. И девушка тоже явно опешила. Она сидела с открытым ртом, ошалело глядя на него. Потом провела ладонью по лицу и снова посмотрела в его сторону. Наконец, поверив, счастливо заулыбалась, бросила на ходу что-то своим подружкам и стремглав кинулась к капитану.