Трезуб-империал

— Мы ведь… — начал было говорить Сквира. — Мы не можем…

— Поешьте, поешьте, — перебил его Иван Михайлович. — Мы как раз за стол должны садиться. Если о водке беспокоитесь, то мы не пьем.

— Ну, спасибо… — Северин Мирославович растерянно взглянул на напарника. Тот все еще был увлечен кубиком. — Рева перед уходом позвонить не пытался?

— Нет, сразу бросился за дверь.

— Откуда вы знаете? Может, он из прихожей звонил?

— Нет, — Иван Михайлович покачал головой. — У Часныка телефон в гостиной стоит. Прямо на виду. И Алексей Тимофеевич его, кстати, отключил, чтобы не отвлекал.

— А сам Часнык Оресту Петровичу звонил? Ну, после того, как тот исчез?

— А как же! Часа через два. Мы за столом решили, что Рева домой пошел. Забыл что-то или еще чего… Пешком до него пятнадцать минут, на автобусе — двадцать. Как ни крути, за час должен был обернуться. А тут два часа минуло. Явно что-то не так.

— Странная история, — проговорил капитан. Чипейко на каждом докладе указывал ему на столь загадочное поведение Ревы.

— Странная! — согласился Иван Михайлович. — Около пяти стали убирать посуду с закусками, готовиться к горячему. Гости поднялись ноги размять. Кто-то покурить вышел. Часнык включил телефон и давай звонить Оресту Петровичу. Никто не отвечал. Потом он звонил еще раз, после горячего, — спустя час-полтора. Вот тогда мы и узнали…

— Когда Рева уходил, Алексей Тимофеевич не пытался его остановить?

— Спросил, конечно, что случилось. Орест Петрович ответил, что ничего, что вернется через минутку. Ну, Часнык и успокоился. Сел на диван, стал с нами футбол обсуждать. Рева футболом не интересовался, и как он ушел, в комнате одни болельщики остались. А эта тема, вы же знаете, неисчерпаемая… Ну а затем гости валом повалили.

— Сбегать за Ревой Часнык не порывался?

— Да нет, — покачал головой Гедзь. — Зачем? Мы же даже не подозревали…

Артур посмотрел на часы, висевшие на стене, поднялся и защелкал переключателем каналов. Когда на экране появились титры «Собаки Баскервилей», нового фильма, недавно показанного по ЦТ, подросток прибавил звук и вернулся на место. Актеры на экране были знакомыми, но говорили почему-то по-польски. Сквира удивленно уставился в телевизор.

— У вас что, польское телевидение ловит?

— Два канала… — не понял вопроса Иван Михайлович. — Как у всех… Граница ведь всего в девятнадцати километрах. Картинка, кстати, лучше, чем на УТ .

Дочь Гедзя поставила на стол супницу. Золотистая поверхность борща тяжело колыхалась вокруг торчащего куска мяса на кости. Через открытую дверь с кухни донесся умопомрачительный запах пампушек с чесноком.

— А на второе у нас бигос, — сказала она. — Вы любите бигос?

Володимир, квартира Федора Рыбаченко, 22:45.

— А вы ему позвоните, — предложила Светлана Петровна Рыбаченко, мама Гены.

— Звонил, — сердито сказал Сквира. — Десять раз звонил. Ездил к нему.

— Ну, это днем, — покачала головой женщина. — Днем Гена занят…

— Мой коллега, — с легким раздражением стал говорить капитан, — всего полчаса назад был у его дома. В окнах темно. Машины нет. Повестка, которую я оставил, так и торчит в двери. Вас не беспокоит, что ваш сын пропал?

— Он уже взрослый, — равнодушно ответила Светлана Петровна. — В конце концов, он ведь имеет право прийти домой и в двенадцать, и в час…

Это ж надо! Ничего, мы вашего Гену изловим. Маршрут патруля специально для этого изменили. Проверят дом и в двенадцать, и в час… И в четыре утра, если нужно. И в пять!

— Может, ваш муж знает, где он?

Отец Геннадия в течение всего разговора смотрел перед собой и даже сейчас не отреагировал на вопрос капитана.

— Где все-таки Гена может быть? — Сквире начинал надоедать этот бессмысленный диалог.

— На работе, — пожала плечами женщина. — Или с девушкой. Он же парень видный.

— А как зовут его девушку? — капитан демонстративно поднес ручку к блокноту.

— Броню… Брониславу свою он бросил. Жить его учила! Вцепилась в него, как клещ. С самой школы от нее отбиться не могли…

— Хорошо, ладно, — еле сдерживая закипавший гнев, процедил Сквира. — Значит, у Брониславы ваш сын быть не может. А у кого — может?

— У всех юбок подряд, кобель малолетний, — вдруг сказал мужчина, не поменяв ни позу, ни выражение лица.

— Он выбирает, — быстро вступилась Светлана Петровна.

— Можете вспомните имена?

Мать Гены напряглась. Наморщила лоб, потерла его пальцами и покачала головой.

— Как же я сейчас вспомню? — сердито сказала она. — Я себя не помню, не то что всех этих девиц.

М-да, протокол получится пустым. А совсем без протокола нельзя — Чипейко озвереет, если увидит, что родители Рыбаченко не были допрошены…

— А когда вы в последний раз виделись с Геной?

— Ну… — женщина задумалась. — В пятницу он здесь ночевал. Он вообще у нас частенько ночует. Если не каждую неделю, то через одну.

— Ночует у вас? — опешил капитан. — Гена ночует у вас? Да еще и часто?

— Ну да, — пробормотал мужчина.

Бабник, прогульщик, пьяница, скандалист, щеголь, крез! Ночует у родителей! Имея собственный дом!

— Гена — хороший сын, — говорила тем временем женщина. — Знает, что мать нельзя бросать. Пожил в той хате, хлебнул горя и после майских приехал со своей сумкой обратно.

Сколько всего странного произошло в дни майских праздников!

— Вот так! Вот какой он сын! Частенько заходит, ночует, даже свои детские игрушки выбрасывать не разрешает. Эти игрушки, говорит, — это я сам в этой квартире!

— Прекрасно, — с сарказмом процедил капитан. — И каким был Гена в пятницу?

— Каким? Обычным.

— О чем вы с ним говорили?

— Да не помню я, мало ли, — махнула рукой Светлана Петровна. — Так, по мелочам.

— Денег от него хотела, — вставил ее муж.

Этот мужчина с осоловевшими глазами, синим с прожилками носом и всклоченными волосами, похоже, вполне был способен уследить за разговором.

— Ах ты! — вскипела Светлана Петровна и с размаху несколько раз шлепнула мужа по голове полотенцем. Тот не шелохнулся. — Не слушайте его! — повернулась она к капитану. — Он себе все мозги пропил. Как его зовут, не знает.

— Федор, — отозвался старший Рыбаченко.

— Да, ясно, — хмыкнул капитан. — А когда Гена ушел?

— На следующее утро. Даже завтракать не стал. Только проснулся, ноги — в брюки и побежал.

— Сумку свою унес, — опять подал голос Федор.

Женщина обернулась, чтобы прикрикнуть на мужа, но передумала.

— А откуда у вашего сына частный дом и машина? — задал главный вопрос капитан.

— Это моей мамы хата, — с вызовом сказала женщина. — Зачем ей пустой стоять? А «Москвич» Гена сам купил. Что, трудовому человеку и машину купить нельзя?

— Но это же несколько тысяч! Откуда такое богатство?

— Откуда? Так он же работает!

— Вы знаете, сколько он зарабатывает?

— Ну, у него хорошая работа… Наверное, рублей двести.

— Восемьдесят, — покачал головой Сквира. — Но даже если бы и двести… Как вернувшийся из армии парень за год может насобирать на машину, пусть и подержанную?

— Мы помогаем… — неуверенно сказала Светлана Петровна.

— Сколько именно денег вы ему подарили? — деловым тоном спросил Сквира.

— Ну-у-у… — протянула женщина. Глаза ее забегали.

— Ворует он, — вдруг опять отозвался отец Геннадия. — Много ворует.

Светлана Петровна вскрикнула, резко развернулась и вновь хлестнула его по голове полотенцем. Теперь уже всерьез, со всей силы. Потом замахнулась еще раз. Лицо ее залила густая краска, ноздри раздулись, глаза сверкали. Сквира перехватил ее руку, мягко вынул из пальцев полотенце и, сложив, повесил на спинку стула.

— А где он ворует? — капитан обратился к Федору. — И что?

Но мужчина молчал. Вероятно, он и сам не знал. Просто это было единственное объяснение, которое приходило ему в голову.

Ничего, скоро все встанет на свои места. Из райотдела уже ушел запрос о нераскрытых ограблениях с суммой ущерба более четырех тысяч рублей. И среди вопросов к ОБХСС имелся и такой: если на кирпичном заводе были хищения, то мог ли в них участвовать Геннадий, причем, с долей более четырех тысяч рублей за год?