Искажение

- И вы напинали охраннику? – представить хрупкую невысокую красавицу, фанатку сложных причесок и идеального макияжа, лезущую на двухметрового “шкафчика”, каких обычно берут в вышибалы, моё воображение напрочь отказывалось.

- Ага. А потом еще и от ментов сбежали, – добила меня Инга.

- … – слов не было. – Ну… всё хорошо, что хорошо кончается, да?

- Ага, – одногруппница на том конце трубки помолчала, и вдруг выдала: – Спасибо тебе, Дима.

- За что? – уж думал, после таких откровений меня ничем не удивить, но красотка смогла.

- За день рождения. И… за то, что раньше. За поддержку. Мы, вроде, теперь помирились… как-то, – уже другим голосом призналась собеседница. – Не как раньше, но… Может, так и лучше. И это благодаря тебе.

- Мне? День рождения Ленкин был, – напомнил я.

- Без тебя мы просто не собрались бы, – отмахнулась Инга. – Ты вообще для нас, если вспомнить, очень много чего сделал. Для нас всех.

- Мелочи… – я даже не знал, как отреагировать на такую внезапную похвалу.

- Не мелочи, – я почти увидел, как одногруппница упрямо качает головой… и хватается за виски – потому что нельзя безнаказанно столько пить и куролесить. Хотя, видимо, иногда по-другому никак. – Не думай, что только я оценила, Настя тоже. И Алёна. Даже Макс.

- Вот уж кто точно нет, – фыркнул я. Слышала бы она, что Сумских вчера нёс… впрочем, я тоже наговорил ему от души.

- Оценил, оценил. Ещё увидишь, что я права, – слишком уверенно для человека, который вчера перебрал, заявила Инга, а потом и вовсе меня огорошила: – Ты – хороший человек.

- Да? – Вот уж не ожидал подобного признания.

- Да. Знаешь, как отличить хорошего человека от плохого? – спросила меня собеседница, и тут же сама ответила: – Хороший человек, когда кому-то помогает, исправляет то, что до этого было плохо.

- А плохой? – машинально переспросил я, пытаясь переварить услышанное.

- А плохой только себе хорошо сделать может, да и то не всегда, – как само собой разумеющееся сообщила красавица.

- Ясно, – меня не так просто смутить, но Инге очень даже удалось. – Я тебе чего позвонил… меня, наверное, в понедельник не будет. И во вторник, может быть…

- Не волнуйся, мы тебя отмажем, – пообещала девушка. – Узнаю, когда перезачёт, если во вторник не сможешь. Удачи!

- Вот она мне точно пригодится, спасибо, – я положил трубку. Подумал, и выключил телефон совсем – не ровен час позвонить мать, прознавшая про “дачу” – а третий разговор по душам я уже не потяну. “Хороший человек”, надо же…

В Посад я добрался уже затемно: двадцать четвёртое декабря – один из самых коротких дней в году, только-только зимнее солнцестояние было. Пришлось немного задержаться в здании маленького железнодорожного “вокзала” города – карточку, студняк, выключенный телефон и даже кошелёк я оставил в камере хранения, оплаченной на неделю. Лучше переплачу, чем… ну, понятно.

Ключ от камеры хранения разукомплектовал с биркой – нечего подсказки оставлять, если что – и по-отдельности закатал внутрь снежных шаров, которые сморозил магией юки-онны до каменной твердости. Одну сферу насмерть прилепил ниже уровня снега к чьему-то приметному забору рядом с калиткой, вторую – таким же макаром к фонарному столбу. Снег тщательно разровнял. Может и зря столько лишних телодвижений – но лучше подстраховаться, чем налажать.

Погода испортилась, поднялся ветер и теперь порывами гнал стылую поземку, заставляя всех, кроме меня, кутаться в куртки и мерзляво ёжиться. Люди спешили по своим делам, стараясь как можно быстрее убраться с улицы и оказаться в тепле, мало обращая внимание на окружающих. Ну, так даже лучше. Низина перед Лаврой сверкала в лучах фонарей нетронутой снежной целиной. Только по центру темнела тонкая нитка пешеходной дорожки. М-да, а людей-то не так уж и мало... пожалуй, в часовне придётся поторчать, прежде чем я дождусь “окна”.

Всё оказалось ещё хуже: в строении над родником шёл молебен с освящением воды. Видно, процедура была достаточно кулуарной, или, может, заказной – а то, пожалуй, в “святое место” набились бы все проходящие мимо старушки. И так на этот “эвент” некоторые заявились с тележками и санками по три-четыре двадцатилитровые канистры. И как только потащат-то? Придётся подождать...

Ведущий службу монах* никуда не торопился – действо вёл размеренно и с достоинством, я даже через некоторое время проникся. Тепло, свечи дают удивительно мягкий, успокаивающий свет, а церковнославянские песнопения в устах батюшки звучат хоть торжественно и строго, но на удивление понятно. Словно я их на современном русском слыш… Что? Ми?! МИРЕН!!!

[*Правильно говорить иеромонах – то есть иерей (в простонародье – “батюшка”) в монашеском статусе. Обычный монах не обладает полномочиями (и как правило навыками) для отправления богослужений, даже таких утилитарных, как молебен.]

Если бы я так заорал вслух – у всех присутствующих в небольшой часовне уши заложило бы. В ментальном диапазоне я еле разобрал ответ. Впрочем, с каждой секундой канал связи постепенно возвращался к своей обычной пропускной способности.

- Дима?

- Я тут! – наверное, столь чистой и незамутненной радости я не испытывал еще никогда.

- И я тут, – чуточку ворчливо, как мне показалось, подала голос Нанао.

- Я… – начали мы одновременно с юки-онной, но суккуба нас обоих перебила:

- Всё потом. Я узнала план Кабуки. Не будет никакого теста или проверки – он сразу запустит процесс на максимальный результат!

- Процесс?

- Результат? – одновременно со мной переспросила Куроцуки.

- Глобальное переформирование структуры подпространственных туннелей, – одновременно нам обоим ответила Ми. – Они все или большая часть станут замыкаться на холд “Карасу Тенгу”!

- А “испытание”? – если я просто подавился такой потрясающей новостью, то Куро-тян приняла удар более достойно – видимо, к чему-то подобному была готова. Похоже, я много чего пропустил…

- Испытание – это, если коротко, набор побочных эффектов, который возникнет во время реструктуризации транспортной сети.

- Каких эффектов? – насколько мне было известно, создание туннелей было абсолютно незаметно из внешнего мира.

- Волна Силы той или иной мощности, прокатившаяся по земной поверхности. Или ещё что-нибудь вместе с волной. Или ничего – Кабуки и сам точно не знает. Потому – “испытание”. Для всей планеты. Смотрите:

И Мирен толкнула сквозь достаточно расширившийся канал поток воспоминаний.

2.

- Родика, ну и что мне с тобой делать?

На язык так и просилось “понять и простить” или “вы хотите поговорить об этом?” – но суккуба сдержалась. Так и не дождавшись от ученицы реакции, Абрамов махнул рукой в сторону закреплённого на передвижном штативе артефакта:

- Знакомая штука?

- Зеркало, – кивнула девушка. И без эмпатии почувствовала, как нестерпимо захотелось мужчине опять схватиться за лицо. – В смысле, то, которое для блокировки магии использовалось?

- То, да не то, – вполголоса прокомментировал русский и вздохнул. – Впрочем, угадала. Ладно, выкладывай давай, зачем ты меня так старательно искала, что нашла аж здесь.

- Ну… – Родика-младшая попыталась собрать в кучу все те мысли, что успела обдумать с тех пор, как они разделились с Куроцуки. За несколько часов непрерывной ходьбы она много раз успела прокрутить в голове начало разговора в зависимости от ситуации… И сейчас неожиданно для себя растерялась. – Ну… Я всё знаю.

- То есть артиллерийскую баллистику в следующем триместре мне тебе рассказывать не надо будет? – с невозмутимым видом переспросил блондинку инструктор.

- Нет. То есть да. То есть надо… – окончательно запутавшаяся в словах Мирен потрясла головой, и решительно рубанула, уже не пытаясь как-то сгладить впечатление от сказанного: – Я знаю, что “испытание” завтра, и я знаю, что мы попытаемся разрушить или захватить туннельную сеть Перевозчиков!