Клуб кладоискателей

– Браво. – Дмитрий захлопал в ладоши, удовлетворенно скалясь. – Я пока еще не дорос до такой мудрости. О том, что мать – превыше всех прочих, чаще всего догоняют к старости, когда мать давно уже почила, либо в тюрьме. А… ты не из тех мест, случайно? – Его взгляд хитро забегал по открытым участкам моего тела в поисках татуировок наподобие: «Мать родную не забуду», «Не жди меня мама, хорошую дочку», русалочки на груди, храма на спине или же имени на пальцах.

Я также поглядела на свои пальцы и, не найдя на фалангах букв «к», «а», «т» и «я», безапелляционно заявила:

– Нет, не оттуда.

– Откуда же ты такая умная взялась?

– Из тех ворот, откуда весь народ, – хмыкнула я и подмигнула.

– Не знаю, что тебе и сказать на твою идеологию. Да и нуждаешься ли ты в моей рецензии? – пожал он плечами и правильно сделал: я давно уже опиралась лишь на свое мнение. Чужое мне по барабану. – Однако Михе было бы неплохо это послушать. Он по-прежнему к дружбе относится очень трепетно и считает, что друг, как и возлюбленный, должен быть один-единственный. И часто жертвует чем-либо, дабы прогнать от меня недостойных, по его мнению, субъектов. Впрочем, я уже рассказывал это. Хм… А тяжело быть умной? Каково это вообще?

Я улыбнулась. Даже если это была издевка, то все равно приятная. Не знаю, как для других женщин, а для меня комплимент «умная» или «мудрая» слышать даже приятнее, чем «красивая». То, что я красива, я могу узреть в собственном зеркале, а то, что я еще и не дура, – на это должны указать другие.

– Иногда тяжело. Но только в тех случаях, когда рядом – одни идиоты и возникает ощущение, что долбишься лбом о стену. Чаще меня все же окружают неглупые, а подчас эрудированные люди, и бремя мудрости становится нужным положительным качеством моей личности, которым хочется воспользоваться.

– Да-да, я смотрю, мало того что ты умна не по годам, ты еще и шибко правильная. Не куришь, не пьешь. – О, это ты зря! Видел бы ты меня вчера в обнимку с коктейлем «Диана»! Шучу. Собственно говоря, я еще ни разу не была конкретно пьяной, так, чтобы до потери адекватности, хотя по праздникам часто бываю навеселе, потому что обожаю шумные, веселые компании. Не то что Юлька, та их на дух не выносит. – В Гринпис-то вступила?

– Собираюсь на днях, – серьезно ответила я, не собираясь, конечно, никуда вступать. А что, только ему подшучивать можно? – Кстати сказать, тебя я тоже с сигаретой не видела.

– Бросил. А ты и не пробовала? Наверно, даже самокруток не курила?

– Кого не курила? – разинула я рот, впервые услышав такое наименование сигарет. Знаю, есть «Мальборо», «Вог», «Кэмэл»… Что за «Самокруток»? Отечественные, что ли?

– Ну самокрутки! В малолетстве все дети увлекаются. Я имею в виду нормальные, «немудрые» дети. Берут лист бумаги, пичкают его сухой травой, сворачивают и выкуривают. – Я попыталась нарисовать сию картину в воображении, но оно, видать, было настолько ленивым после объедания бутербродами с забродившей копченой колбасой, что ничего не вышло. Тогда я просто округлила глаза, пусть объяснит поподробней. – Ну смотри. – Дима оторвал этикетку от стаканчика со съеденным мною мороженым и начал его сворачивать. Я зачарованно смотрела на это действие, пытаясь поймать сумбурно бороздящую просторы моего «мудрого» разума мысль, но не справляясь пока с этой сложной задачей. Если бы мысль летала по какой-то системе, эту систему можно было бы вычислить и, встав на пути у нежелающей быть изобличенной думы, таким способом ее отловить. Но не тут-то было. Она перемещалась по мозгу совершенно беспорядочно, точно сама накурилась самокруток из конопли и теперь ее торкало из одного конца сознания в другой.

– Дай-ка я попробую.

Я выхватила у изумленного Димы этикетку и сама принялась ее вертеть и так и эдак, скручивая и развертывая. И тут…

– Ножки! – вскочила я со стула, на котором сидела, громко вскрикнув и уставившись на низ столика. – Ножки! Они внутри пустые?

Как же повезло, что мой кавалер учился на психолога! Сколько повидала психологов, все они были до ужаса спокойными и выдержанными личностями. Наверное, им преподают особый предмет, обучающий самообладанию. А возможно и наоборот: спокойствие – не следствие, а причина, по которой ученики выбирают себе профессию психолога. Мною подмечено, что большинство врачей – флегматики. А психолог – это в какой-то мере врач.

Короче, Дмитрий удивился, но не настолько, чтобы бежать от меня со всех ног и никогда больше не попадаться на глаза, сделав анонимный звонок в «Неотложку» и назвав мои приметы.

– Чьи именно ноги ты имеешь в виду? – сглотнув, спросил он меня.

Так, Катя, возьми себя в руки. Мы же договаривались с Юлькой никому ничего не рассказывать. Как я могу тогда объяснить свое поведение? Надо что-то срочно придумать.

– Э-э… твои, – ляпнула я первое, что пришло в голову. В умную такую, мудрую голову.

Его брови немедленно поползли вверх, да так там и застряли. Опустив на свои ноги глаза, он спросил меня:

– Отчего ты считаешь, что они пустые? И что же это, долбаный блин, вообще может означать – пустые ноги?!

Он, несомненно, прав. Что же это может означать, в самом-то деле? Думай, Катя, думай.

– Ну, на тебе брюки. А я вот в мини, и сразу видно, что мои ноги настоящие. – Никакой малейшей логики в моих словах не было, и Дмитрий мог припомнить, что на пляже-то он расхаживал без брюк. Однако напоминание о моих ножках (я их еще удачно выставила в проход) заставило его мыслить в другом направлении, и слава богу.

– Не просто настоящие. Детка, они великолепны, – перешел Димка на флиртующий тон, поняв, что гроза миновала. А то женщины – как обезьяна с гранатой, никогда не знаешь, что они выкинут. – Ты бы так и сказала, не желаешь, мол, солнышко, раздеться. Я бы с радостью оголился, а то сейчас так жарко, даже вечернее время не спасает. Хочешь – пойдем к нам в квартиру. Миха занят твоей подругой, так что он не сможет помешать тебе щупать мои ноги, проверяя их подлинность. Ну и остальные части тела… – Парень гадко ухмыльнулся и самым пошлым образом мне подмигнул. Нет, ну как он мог такое обо мне подумать?

Однако я тоже перевела дыхание, поняв опять-таки, что гроза миновала. Только моя гроза была бы куда более страшной, чем та, которую он себе вообразил.

Зал с трепетом следил за диалогом, ожидая от меня ответной реплики и понимая, что каменная лестница пирса – это были еще цветочки.

– Давай ты сперва покормишь свою даму, а потом уже разговор иметь будем!

– Как, опять? Ты уже проголодалась? – Столько раз за один день я еще никого не удивляла, честное слово. Я даже возгордилась собой, ибо переплюнула свой же собственный рекорд.

– Между прочим, я так и не наелась. А ты обещал мне слона.

Так как служитель кафе тоже держал ухо востро, Димке даже вставать с места не пришлось, он просто крикнул громко, не поворачивая головы:

– Слонятина есть у вас? – как будто затылком чувствовал, что бармен любуется его спиной и моими прославившимися на все кафе ногами.

– Нет, – лениво отозвался тот. – Есть шашлык из свинины. Вчерашний.

– Вчерашний не пойдет. А что еще есть?

– Подойди да посмотри!

Забавный этот мужик, продавец и кассир в одном флаконе, подумала я, а Димке ничего не оставалось, как подняться и вновь отчалить к прилавку.

Что ж, дорога была открыта. Боясь спугнуть людей шумом, я максимально осторожно, присев на корточки – с некоторых пор моя излюбленная поза, – приподняла ножку стола, однако не учла того, что его поверхность не была пустой. Одноразовая посуда, обе банки и стаканчик из-под мороженого посыпались на пол, не удержавшись на повернутой на большой угол гладкой пластмассовой поверхности. «Только не оборачивайся», – молила я про себя, но Димка, разумеется, обернулся на шум и увидел как его пассия, перевернув стол со всем его содержимым, засовывает палец в пустоту внутри ножки. Потом то же самое проделывает и с другими двумя ножками этого стола.

Постояв в раздумьях, он все же проявил храбрость и вернулся, говоря мне по дороге: