Страница 7 из 16
В канун приближающегося Нового года исполнится шесть лет с момента «дня Х», как я сама его назвала, через два месяца.
Глава 7
– Кира Юрьевна! Добрый день! – встретила меня неизменная улыбка Павла Олеговича.
– Здравствуйте, Павел Олегович, – я не очень-то разделяла его энтузиазм по поводу этого дня.
– Как вы себя чувствуете? – заботливо спросил доктор.
– Как обычно, – я слегка пожала плечами и без интереса оглядела знакомый кабинет, в котором тоже было все без изменений.
– Неужели? – задал вопрос Павел Олегович, вглядываясь в мое лицо.
Я на несколько мгновений задержала взгляд на его глазах.
– Почему вы считаете, что я вам вру?
– Да Боже упаси… – отмахнулся он. – Просто в свете последних событий я очень тревожусь за ваше здоровье.
Я молча села в кресло и уставилась на натертое до блеска стекло, лежавшее на рабочей части письменного стола доктора. Поверх него лежала моя история болезни.
– Вам пришлось пережить потрясение четыре дня назад. Мне жаль, что так вышло, – он медленно положил руку на бумажную папку с моим делом, как бы привлекая внимание к своей персоне. – Кира.
Я подняла на него уставший взгляд. В ночь перед нашей встречей я глаз не сомкнула, писала в дневник свои переживания по поводу ухода Максима, а также воспоминания из собственной жизни – все, что приходило в голову.
– Я не успел прочесть ваши записи, – признался Павел Олегович, – ведь они попали ко мне лишь час назад. Однако их количество впечатляет. Вам явно есть чем поделиться. Прошу вас, Кира, поделитесь со мной…
– Там все написано, – большего я сказать не смогла.
– Невероятно важно выстраивать свой внутренний монолог, систематизировать его, выстраивать хронологию. Вы наконец-то начали это делать! И замечательно! Но теперь нужно закрепить достигнутый результат диалогом, – он вытащил из папки мою уже довольно потрепанную тетрадку и раскрыл её на первой попавшейся странице. – «…лишь помню, как незнакомые руки подняли меня и понесли прочь от едкого дыма, уже успевшего наполнить мои легкие…». Что ж, полагаю, это о моменте вашего спасения из пожара.
– Правильно полагаете, – без энтузиазма подтвердила я.
– Мы уже не раз затрагивали с вами эту тему, – задумчиво проговорил Павел Олегович. – Ваши чувства по поводу той ситуации за столь продолжительный период изменились? Может, какие-то новые воспоминания?
– Нет. Это по-прежнему один из самых паршивых дней моей жизни, – я отвернулась от него и уставилась в окно.
– А какой день в своей жизни вы бы назвали самым лучшим? – каким-то очень добрым голосом спросил доктор.
– Дни рождения моих детей, – не задумываясь, ответила я.
– Да, конечно, это бесспорно, – также не задумываясь, сказал он, явно не ожидая от меня другого ответа. – Но это целых три дня. А я говорю об одном, самом особенном…
Я молчала. Теперь, когда это было нужно, в голову вообще ничего не приходило. Через пару минут раздумий я ответила:
– Такого ещё не было…
Сейчас задумался Павел Олегович. Он оценивающе смотрел на меня, обдумывая свой ответ.
– Вы надеетесь, что когда-нибудь подобное произойдет – наступит самый лучший день в вашей жизни?
– В этом месте есть только надежда…
– Рад, что это так, – искренне ответил доктор. – Вы верите в то, что есть надежда. Это важно – не терять надежду.
– Самым лучшим днем в жизни станет мое возвращение домой, – не слыша его слов, ответила я.
– Вы так думаете? – Павел Олегович снова сверлил взглядом мое лицо. Мне было абсолютно непонятно его сомнение в этом факте.
– А что, может быть иначе? – возмутилась я.
– Не знаю, это ведь ваш лучший день…
Вновь воцарилось молчание. Доктор медленно перелистывал странички дневника, давая мне возможность поразмыслить.
– Все, что вы написали, несомненно, важно. Повествование довольно стройное, – он ещё немного почитал мои записи, а затем добавил: – Но я нигде не вижу ни слова про содержание ваших видений во время приступов. Никаких упоминаний…
– Вы же знаете, что они все время повторяются… Каждый раз одно и то же…
– Знаю, – кивнул Павел Олегович. – А ещё я знаю, что ты никогда не говоришь о них. Лишь пару раз за годы нашего знакомства я слышал от тебя описание ужасных образов чудовищ, нападающих на тебя. Но это все. Возможно, сейчас, когда ты узнала для себя новый способ откровения – дневник, ты сможешь подробнее рассказать о своих кошмарах.
Я молча пожала плечами. Ужасы моей настоящей жизни тревожили меня сейчас больше, чем припадки. Об этом я и сообщила доктору через мгновение раздумий.
– Верно, – согласился Павел Олегович. – Вы ведь и сами, наверно, обратили внимание, что за три дня переживаний неурядиц с мужем у вас не было ни одного приступа. Впервые за все пребывание здесь.
Я плохо помню последние три дня, мой разум витал где-то далеко. Но в тот момент, когда врач обратил мое внимание на это время, в памяти тут же вновь всплыло это противное чувство дежавю. Я невольно поежилась, что не осталось без внимания Павла Олеговича.
– Кирочка, вы хотите мне что-то рассказать? – поинтересовался он.
– Нет… Я плохо помню последние три дня… – призналась я.
– Развод – это тяжелое испытание для любого, – доктор говорил с осторожностью, стараясь тщательно подбирать слова, но в голосе его чувствовалось искреннее сочувствие. – Это испытание для всех членов семьи. Вы, Кирочка, отреагировали на эту новость невероятно сдержанно и приняли очень верное взвешенное решение, чего не могут порой сделать даже эмоционально сдержанные и душевно здоровые люди. То, что вы провели три дня в молчании, отрешенности от внешнего мира, это, конечно, плохо и очень тревожило меня, но… все же я горжусь вами, милая, – на этих словах моя ладонь оказалась в его теплых руках, Павел Олегович, оказывается, подошел ко мне, а я и не заметила, погруженная в собственные чувства, пробуждаемые его словами.
– Гордитесь? – думаю, что мой взгляд отражал всю мою растерянность. – Чем тут можно гордиться?
– Да, горжусь. Ведь вы не только не впали в истерику, не попытались наделать глупостей, и, несмотря на трехдневный «перерыв» в общении с миром, вы не замкнулись к себе, а вынесли свои переживания на бумагу. Поверьте, здесь есть чем гордиться.
– Вам видней, – пожала я плечами.
– Именно! – позитив, источаемый его голосом и неизменной улыбкой, по-прежнему раздражал. – Полагаю, если вы не отступитесь и продолжите в том же духе, то можно будет говорить об улучшении вашего состояния, – его слова и взгляд вселяли надежду. – Мой вам совет – не сдавайтесь.
– Вы говорите о том, что у меня все же есть шанс выйти отсюда? – преисполненная этой надеждой, спросила я.
– Все в ваших руках, Кирочка! – затем он добавил более смиряющим тоном: – Конечно же, не будем забывать о ваших приступах. Я безумно рад, что три дня они не беспокоили вас. Но результаты нужно закреплять…
Я снова поникла. Никому за прошедшие годы моей «болезни» так и не удалось повлиять на частоту и течение моих приступов. Ни успокоительные, ни различные процедуры и терапии не помогали.
– У меня для вас задание, – не давая мне погрузиться в собственные переживания, сказал доктор. Я вопросительно посмотрела на него. – Через неделю я жду от вас рассказ о ваших приступах. Чем подробнее он будет, тем продуктивнее будет наша с вами работа.
Мне не хотелось этого делать. Переживать подобный кошмар вновь и вновь изо дня в день было ужасно. А вспоминать пережитое без действия успокоительных было ещё ужаснее. Но если это даст мне шанс вылечиться, вернуться к нормальной жизни, снова стать частью жизни моих детей, то стоило попробовать.
– Хорошо…
– Чудно, Кира Юрьевна! – Павел Олегович взял меня за плечи и повел к выходу. – Я поподробнее ознакомлюсь с вашими записями и вскоре верну их вам.
Я кивнула ему, попрощалась и отправилась в свою палату.
Глава 8
На следующий день после беседы с доктором, как обычно, мои детки навестили меня. Пятница прошла замечательно, как и всякий раз до этого. Я привела себя в порядок и с нетерпением ждала встречи с детками, стараясь вообще не думать о том, что с ними будет и Максим. Он весь час просидел молча в кресле, не встревая в наше общение с моими ангелочками, которые в свою очередь ни словом не обмолвились о новой возлюбленной их отца. Лишь на прощание мы с Максимом одарили друг друга тяжелыми взглядами.