Фирменный поезд 'Фомич'

- Макет должен быть пятиразового пользования. Он ведь работает все время, кроме, как я уже говорил, времени своего прямого предназначения. Например, электробритва... Побрился ты ею пять раз, пять раз макет выключается. А на пятый он должен выключиться вообще. Или ручка...

- У тебя, Артем, ведь бритва не работает? - тихо спросил Степан Матвеевич.

- Не работает, - ответил я с ужасом. - Сломалась перед самым отходом поезда. - Я невольно потрогал свою двухдневную щетину на щеках и подбородке.

- Дай-ка сюда твою бритву! - довольно грубо потребовал Иван и, не дожидаясь, когда я передам ему футляр, сам схватил его и положил в карман своих брюк.

- Тут ведь вот что можно сделать, - сказал Геннадий Федорович. - Тут, например, если наладить ее...

- ...и бриться всем по очереди до самого Марграда, - закончил фразу Иван. - Бритва пока полежит у меня в кармане!

- Почему это? - не понял Геннадий Федорович.

- Вы еще не знаете всего, что произошло в нашем поезде.

- Да разве это аргумент?

- Я покажу вам аргумент. Хотите?

- Что нужно от меня этому товарищу? - спросил Геннадий Федорович, с недоумением глядя на меня.

Я знал, что за аргумент припасен у Ивана.

- Не надо, Иван.

- Да, может, ваш макет вовсе и не в бритве смонтирован? - спросил Иван.

Но он это говорил только для того, чтобы отвлечь внимание.

- Пойдемте!

Те трое поднялись с недоумением и недоверием, но все же пошли. На экскурсию повел их Иван! Осматривать двух детей, появившихся не совсем обычным образом.

Через минуту комиссия вернулась. Она все еще ничего не понимала, но ей сейчас все объяснят. А тогда уж и нетрудно будет наметить программу счастливого возвращения поезда в Марград.

Они еще что-то говорили, но я уже не слышал. Жизнь в том понимании, как я считал всегда, для меня кончилась. И начаться она уже не могла никогда!

Я потихонечку пошел по коридору, остановился в Ингином купе, постоял немного, чему-то улыбаясь. Сейчас я наверняка походил на страдальца. Инга все так же лежала на нижней полке, обняв рукой девочку, странно спокойную и тихую. Она, кажется, и не плакала сегодня ни разу. Сын сидел на краешке полки и молчал. Он не играл, не ерзал, что было бы понятно для его возраста. Он сидел по-стариковски, даже немного ссутулившись... Зинаида Павловна, Светка и Клава, снова подурневшая, ставшая еще более некрасивой, чем была прежде, что-то говорили мне и друг другу, но я их не слышал. Я сел в ноги к Инге. Ни испуга, ни страха, ни ужаса не нашел я в ее глазах. Только одна беспредельная и вечная тоска.

Я погладил ее по руке, прикоснулся к белому свертку, в котором находилась жизнь, совсем недавно, только несколько часов назад возникшая жизнь, потрепал сына по волосам, но он даже не повернулся ко мне. Потом я встал и пошел в тамбур.

Я и забыл, что в тамбуре продолжают свой тягостный или примирительный разговор Тося и Семен. Но я был уверен, что не помешаю им. Меня теперь вроде бы как и не существовало уже.

Я уткнулся в стекло противоположной двери и не увидел за ним ничего...

Не знаю, сколько я простоял так...

Меня словно кто-то окликнул. Я вздрогнул, пришел в себя и оглянулся. Хлопнула дверь за выскользнувшей из тамбура Тосей. За ней рванулся Семен, а за ним - я. Я просто подражал их действиям. Что-то произошло здесь, но я не знал...

В нашем купе Тося приникла к груди Ивана, вжалась в нее. А Иван растерянно и молча гладил ее одной рукой по волосам, а другой словно отстранял ее от всех других. Семен стоял взбешенный и потрясал кулаками. Но тронуть ни Тосю, ни тем более Ивана он не решался.

Вот так объяснение в любви! В любое другое время я бы искренне порадовался счастью Ивана и Тоси. Я и сейчас радовался. Радовался! И Иван и Тося были очень симпатичны мне. Но только ведь справедливый Иван не допустит, чтобы из-за него фирменный поезд болтался черт знает где. Иван просто посадит Тосю и спокойно объяснит, что сейчас этого делать нельзя. А потом он, может быть, бросится под поезд, потому что ему не вынести этой пытки. Но сначала он все-таки сделает по справедливости, для других.

Все молчали. Бесился и кричал лишь Семен. А Иван все не выпускал Тосю. Да что с ним?! Ведь не нарочно же он это! Ведь знает же он, к чему приводят в нашем поезде такие непреодолимые желания! Ведь он совершает преступление перед пассажирами фирменного поезда, похожее на то, какое совершил я.

- Иван, - сказал я тихо.

- Так надо, - слегка кивнул он мне. - Так надо...

Так надо? Да зачем же так надо? Ведь теперь не только я, но и он будет причиной, ну пусть не причиной, но уж наверняка поводом для блужданий поезда! Неужели он этого не понимает? Или... или... или это он нарочно? Чтобы разделить со мной вину, чтобы облегчить мою совесть! Ива-ан... Да разве можно брать такое на себя? Ведь у меня это получилось, когда я ничего не знал. А ты ведь уже знаешь все! Неужели ты идешь на это сознательно?

Тося вдруг резко оттолкнулась от могучей груди Ивана и повернулась лицом к нам. Обращалась она к Семену, но слова ее предназначались всем:

- Да! Да! Я люблю его! Люблю!

- Я тоже люблю тебя, Тося... - сказал Иван тихо и положил на столик бритву. Мою сломанную бритву.

Теперь ее мог взять любой. Любой мог наладить ее, включить и начать бриться. Аж до самого Марграда...

- Да?! Да?! - закричал Семен. - Ты так?! Ты так?!

Он бросился что-то доставать на верхние полки. Вниз полетели свертки, коробки, еще что-то. Семен, словно не помня себя, в каком-то исступлении все бросал их и бросал на пол и столик. Много, однако, у него было еще припасено там. Потом он соскочил на пол и начал с криком "Вот! Вот!" выбрасывать все в открытое окно.

- Вот! - зло сказал он, закончив свою работу. - Вот! Ты этого хотела! Получай! Этого ты хотела! Все там, все!

- Я не этого хотела, Семен...

- Не этого?! Знаю я, чего ты хотела...

Семен немного поостыл, устал.

- А! Идите вы все... - И он мрачно сел в угол свободной полки. Похоже, что Семен понимал, что произошло. Понимал даже, что теперь он ничего не вернет назад. И страдал. Наверное, Семен очень любил свою Тосю.

- Теперь уж нет, - тихо сказала Тося и пошла в купе Инги.

44

Все молчали. Кто растерянно, кто многозначительно. Не знаю, сколько бы продлилось это молчание, но тут в вагон ворвался неутомимый Валерка. Вид его был красноречив. Валерка наверняка совершил очередной геройский поступок.