Единство красоты

Эстетически исламское искусство и, в частности, архитектура представляют духовные и физические аспекты жизни и вращаются вокруг концепции единства как пример особых отношений, связывающих искусство с этой концепцией. Идея центра или оси – ключевая для понимания исламского искусства и мира ислама со всеми его духовными и физическими компонентами. Централизации Бога во Вселенной и в духовном мире соответствует централизация Каабы[60] на земле, централизация мечети в исламском городе и михраба[61] в стене, указывающего киблу[62]. Таким образом, духовная и мирская жизнь мусульман устроена в виде кругов, которые обращаются вокруг оси и символизируют постоянное вращение жизни верующего по направлению к Богу. Оно отражено, в частности, в танце вращающихся дервишей Мевлеви, в круговом обходе Каабы паломниками и в круглых элементах арабесок. Поэтому не стоит пытаться понять исламское искусство, просто анализируя его множественные внешние проявления и игнорируя единство его духовной структуры. Поскольку исламская эстетика сосредоточена на духовном изображении существ и предметов, а не на их материальных качествах, внешний вид объекта ни в коей мере не исчерпывает его истинной сути. Захир, физическая внешность, отличается от своей батин, внутренней, духовной сущности, а совершенство свойственно лишь Создателю. Поэтому копирование живых фигур, хотя бы и без намерения подражать Богу, считается бесполезным способом вызывать зрителя на созерцание трансцендентного и истин, заключенных в таухиде, доктрине единства. Для мусульманина красота – не эстетическое изображение человека или человеческих свойств, а также и не идеальное состояние природы, которые художники христианского Ренессанса переняли у древних греков. Мусульманская культура, сосредоточенная на трансцендентном, создавая прекрасное, стремится стимулировать в зрителе или слушателе способность постичь Бога и характер отношений человека с Ним[63]. Таким образом, традиционный мусульманский художник выбрал двухмерную стилизацию и отказался от точной имитации существующего в природе.

Разговор об исламском искусстве будет неполным, если не упомянуть аниконизм и фигуративную живопись. Среди множества исследователей и непрофессионалов на Западе и на Востоке существует ошибочное представление о том, что фигуративное искусство в исламе было либо запрещено, либо, в лучшем случае, терпелось в более или менее «еретическом контексте» среди мусульман-шиитов. На Западе исламское фигуративное искусство отождествлялось исключительно с иранскими миниатюрами, которые по причине своей многочисленности более известны. В XIX веке, например, французы в Северной Африке столкнулись с периферийными областями, где глубоко укоренились предрассудки по поводу фигуративного искусства. Все это позволило предположить, что живопись процветала якобы в «иноверческом» шиитском Иране, но не в остальном, суннитском мире. Здесь не учитывается то, что до XVI века, когда к власти пришли Сафавиды, большая часть иранцев были суннитами. Суннитами были и большинство правителей, покровительствовавших искусству книги, включая миниатюрную живопись. В арабском мире, судя по мозаикам Храма Камня в Иерусалиме и мечети Омейядов в Дамаске, культивировалось монументальное фигуративное искусство. Фигуративные произведения, выполненные разными средствами, существовали первые 700 лет после возникновения ислама. Каллиграфия и абстрактное искусство возникли в мусульманском мире не для того, чтобы компенсировать или заменить запрещенные изображения живых существ. Письмо и живопись – ветви одного искусства, а каллиграф и художник одинаково используют калам[64].

«В Судный день художников попросят оживить свои творения, и если они не сумеют это сделать, то будут сурово наказаны». «Строже всех Бог накажет в Судный день художников и скульпторов». Эти два изречения, приписываемые Пророку, определили правила аниконизма, хотя часто их неверно считали полным запретом фигуративности. Впрочем, они не оказали на исламское искусство большого влияния.

Ислам – рациональная религия, основанная на логике, и эти высказывания объясняются стремлением избежать идолопоклонства, а не ограничить творчество художника. Тем не менее именно в этом теологическом источнике позднейшие поколения нашли основу для враждебного отношения к фигуративности, время от времени вспыхивавшего в мусульманском мире. В исламе ясно формулируется, что запрет относится только к статуям и картинам, созданным для поклонения в местах, предназначенных для молитвы[65]. Эти изречения относятся ко времени, когда все еще существовало идолопоклонство, и они должны были уберечь вновь обращенного от богохульства. Если эти обстоятельства устранены, фигуративная живопись и скульптура приравниваются к нефигуративной арабеске и становятся совершенно приемлемы[66]. Иначе Пророк, войдя в Каабу после падения Мекки, не закрыл бы рукой изображение Марии с Иисусом, чтобы спасти его от разрушения, в то время по его приказу уничтожали и закрашивали статуи и изображения языческих божеств[67]. Не разрешил бы он и своей жене Айше держать в комнате подушку с изображенными на ней животными. Благочестивый халиф Омар окуривал мечеть в Медине привезенной из Сирии кадильницей, которая была украшена фигурками барсов[68]. Таким образом, запрет на фигуративные изображения не распространяется на вещи, созданные для украшения. Строго говоря, он относится лишь к изображению Бога; эта практика коренится в авраамическом монотеизме и прямо противоположна политеизму.

Даже до принятия ислама у семитов Среднего Востока не было традиции создавать натуралистические фигуративные изображения. Арабы Аравийского полуострова до принятия ислама, чья вербальная реальность затмила реальность статичного образца, завозили всех своих идолов из-за границы; для них изобразительное искусство никогда не было органичным средством выражения. Арабу, который мог поместить целую доктрину в кристально ясную короткую словесную формулу, нарисованный или изваянный, дух казался застывшим[69]. Плоское изображение считалось приемлемым как элемент профанного искусства, при условии, что нарисован не Бог и не лицо Пророка[70]; фигуры людей изображать позволялось повсюду, кроме мест для молитвы, во избежание идолопоклонства.

Ислам инстинктивно избегает пластических изображений, которые ассоциируют Абсолют с относительным, Несотворенное с созданным, Бога с человеком, низводя первое до уровня последнего. Между тем, божественных посланников, пророков и святых стараются не запечатлевать по двум причинам: во-первых, чтобы они не стали объектами идолопоклонства, и, во-вторых, потому что никакая физическая имитация не способна достоверно воспроизвести свойства, присущие столь святым мужчинам и женщинам. С самого начала одним из основных положений сакрального искусства ислама был аниконизм, а не иконоборство[71]. Слова Пророка, порицавшего тех, кто тщится подражать Творцу, не всегда толковались как простое и однозначное отрицание всего фигуративного искусства, а были осуждением прометеевых идолопоклоннических целей. Фигуративное искусство прекрасно встраивается во вселенную ислама, при условии, что оно не выходит за границы допустимого. Таким образом, у исламского аниконизма две функции: он гарантирует, что исконные качества человека, созданного по образу и подобию Бога, не будут имитироваться или вытесняться ограниченным или односторонним бренным произведением искусства; и препятствует созданию идолов, которые вклиниваются между человеком и Богом[72].

60

Кааба (букв. «куб»), священное для мусульман место, расположенное в Мекке, где мусульмане совершают паломничество, таваф, двигаясь по кругу.

61

Михраб – место в мечети, обозначающее направление на Мекку, куда обращены лица молящихся.

62

Кибла – направление на Мекку.

63

Al-Faruqi. Islam and Art. P. 19.

64

Melikian-Chirvani. The Aesthetics of Islam // Treasures of Islam. P. 21–22.

65

Al-Fatawi al-Islamiya. P. 3453–3458.

66

Amara M. al-Amāl al-Kamila li’l-Imam Muhammad Abduh. Part 2. P. 205–206.

67

Al-Azraqi. Akhbar Makka. P. 165.

68

Arnold. P. 7.

69

Burckhardt. P. 44–45.

70

Burckhardt. Sacred Art in East and West. P. 101.

71

Burckhardt. Arts of Islam. P. 27.

72

Там же. P. 30.