Страница 12 из 25
Так же – душа наша и Христос.
Он скрылся от нас в небесной высоте, мы не можем прикоснуться к Нему, как касались до Него когда-то больные, «яко сила от Него исхождаше и исцеляше вся». И голоса Его не услышим: этого голоса, который раздавался невыразимо прекрасной музыкой, в котором твердость законодателя соединялась с кротостью доброго пастыря.
И взгляда Его на себе мы не почувствуем – этого взгляда, обнажившего пред человеком недоступные ему тайники собственной совести и возрождавшего падших. Но с утра до вечера, если мы верим в Него живой, действенной верой, мы будем чувствовать во всем Его присутствие, улавливать недалеко от нас раздающиеся Его шаги.
Радуясь поутру блеску солнца, скажем себе: «Вот Жених зажжет для нас светило дня» – и, дивясь красоте мира, вечно юной и вечно обновляющейся, скажем себе: «Как прекрасны дела рук нашего Небесного Жениха!»
Светлый порыв охватил нас. Душа рвется к благородному делу. Поспешим сказать себе: «Небесный Жених мой смотрит мне в душу и говорит во мне. Буду покорен таинственному голосу Его».
И все с большей жаждой ища во всем присутствия Его, мы станем жить так, как будто бы Он был неразрывно с нами, находился тут с нами, постоянно пред нами стоял.
И те святые, которые доходили до вершин самоотверженной жизни, были счастливы именно этим сознанием, этим внутренним чувством, что их возлюбленный Иисус, Жених душ их, стоит тут, то есть не у двери, напрасно стуча к ним, но вошел к ним в душу, трапезует, говорит, учит, повелевает, ведет, наставляет…
Есть чудный рассказ, связанный с жизнью великого старца преподобного Серафима Саровского.
Одна богато одаренная русская душа из помещичьей семьи, Елена Васильевна Мантурова, привязанная к светским удовольствиям, по бывшему ей видению стала подвижничать в зачинавшейся тогда Дивеевской общине. Поселилась Елена Васильевна в тесном чуланчике, пристроенном к одной келье. Крыльцо этой кельи выходило на Дивеевскую церковь.
Часто можно было видеть Елену Васильевну на этом крылечке. Подолгу сидела она там, уходя в глубокие думы, созерцая красоту неба и природы, радуясь близости храма, тихо шепча всегда бывшую на устах ее Молитву Иисусову.
Неизглаголанные поистине часы невидимого общения с Женихом!
Долго раньше добивалась у старца Серафима Елена Васильевна, чтобы принял он ее в обитель, и старец долго ей отказывал. После того как она прожила в Дивееве месяц, старец Серафим послал за ней и стал говорить, что пришло время обручиться ей с Женихом. На эту речь в ответ зарыдала Елена Васильевна, но тут старец успокоил ее:
– И ты все еще не понимаешь? Время тебе в черную одежду одеться. Вот какой Жених, радость моя, у тебя будет!..
И стал говорить ей старец о том, как думать ей о Небесном Женихе и неустанно к Нему стремиться, дал ей заповедь молитвы и заповедь молчания, чтобы она отвечала лишь на самые нужные вопросы, велел ей строже поститься…
– Вечером выйди во двор и молись сто раз Иисусу, сто раз Владычице, и никому не сказывай, и ты так молись, чтобы никто не видел. И пока Жених твой в отсутствии, ты не унывай, крепись лишь и больше мужайся. Так молитвой, неразлучной молитвой, и приготовляйся ко встрече с Ним.
Строгую жизнь повела Елена Васильевна, питалась лишь печеным картофелем и лепешками, которые висели на крыльце ее келии.
… Необыкновенна была смерть ее. Сотрудник старца по устройству Дивеева, брат ее Михаил Васильевич Мантуров, исцеленный раньше отцом Серафимом от неисцелимого недуга, тяжко заболел. И старец предложил Елене Васильевне ради послушания умереть за брата.
Смиренно приняла Елена Васильевна послушание. Выходя от старца, она упала и через несколько дней тихо почила, утешенная перед смертью небесными видениями.
Отпевали невесту Христову в самый праздник Пресвятой Троицы, и на виду всего народа, во время Херувимской песни, Елена Васильевна в своем гробе три раза улыбнулась как живая.
Когда одна из послушниц Дивеева стала оплакивать пред старцем почившую, старец Серафим в сильном волнении воскликнул:
– Ничего не понимает, плачет… А как бы видела, как душа-то ее летела, как птица вспорхнула, – херувимы и серафимы расступились.
Мир опутал нас крепкими связями. Душа наша бьется в силках как птица, но и в этих силках не будем утрачивать памяти о своем Небесном Женихе. Будем внушать себе, что Он ждет нас, ждет нашей верности Себе, и, далекий и близкий для нас, чувствует и радуется, когда мы жаждем Его и тоскуем по Нем.
Невидимо Он тут, около нас, стоит, готовый откликнуться нашей душе, на всяком шаге нашей жизни со всех сторон посылая душе нашей напоминания о Себе…
Только оживим в себе память о Нем. И среди шума мирского подумаем о том великом счастье, которое ждет нас, когда исполнится над душой нашей молитвенный вопль одного знаменитого витии:
– Иисусе, Боже сердца моего, прииди и соедини мя с Тобой навеки!
Тайные минуты
Когда вы долго и тщетно искали глубоких привязанностей, когда вы чрезвычайно серьезно смотрели на отношения с людьми и мечтали о том, чтобы иметь несколько избранных людей и сосредоточить на них всю свою заботу, быть готовыми для них на всякое самоотвержение, предугадать их мысли и желания, стремиться к тому, чтобы жизнь их, насколько вы этому могли содействовать, шла ровно и приятно; когда вы были полны этого намерения, и ничего из этого не сбылось…
Когда вы, вложив душу свою в людей и много им послужив и думая, что они преданы вам и ценят вас и что вы для них много составляете в жизни, вдруг убеждались, что все это ошибка, что единственное основание, по которому они старались быть хорошими к вам, были корыстные расчеты, а что личность ваша для них ничего не значит, и вам становилось от этого открытия, разрушавшего навсегда дорогие вам иллюзии, страшно…
Когда вы потом, разбирая от начала ваши отношения с этими людьми, разбирая их день за днем, неделю за неделей, месяц за месяцем, год за годом, искали и не могли найти вашей вины пред этими людьми и, наоборот, видели одну сплошную заботу, одно желание им добра, одно забвение себя…
Когда вы сравнивали свое отношение к тем, к кому вы были привязаны, с отношением к этим же людям других людей, от которых они ничего не видят, а в свою очередь сами готовы были бы для них многим пожертвовать; когда вы вспоминали и о множестве других случаев, что за людьми ухаживали, были к ним привязаны тем сильнее, чем хуже вели они себя относительно этих привязанных к ним людей; и вы спрашивали, отчего же именно на вашу долю выпала такая неблагодарность людей, такие ожесточенные движения этих замыкавшихся для вас сердец; когда вы стояли с широко раскрытыми глазами и, с ужасом оглядывая свое одиночество, спрашивали себя, почему именно вас постигает такая несправедливая участь и почему, широко открыв сердце людям, именно вы остаетесь без всякого отклика, – вспомните тогда о Христе.
Знайте, что есть в вас что-то такое, чего не утолит никакая людская привязанность, и чем больше отклика на сочувствие будете вы искать у людей, тем меньше его вы будете у них находить.
Значит, есть в вашей душе какая-то бездонная пропасть, заполнить которую может одна только громада Божественной любви. Значит, есть в вашей душе такие тонкие, чувствительные струны, которые могут только болезненно содрогаться от соприкосновения с ними людей и которые звучат счастливой прекрасной мелодией только тогда, когда прикоснется к ним рука Божества.
Значит, есть в вас какое-то таинственное одиночество, которое вам нужно и в котором вы обретете великое счастье, недоступное тем людям, которые изведали всю силу людских привязанностей и которым вы, быть может, за это завидуете.
И, забыв людей, вы попробуйте жить иначе и, не найдя друзей на земле, найдите их себе в небе. Найти же их там легче и скорей, потому что они только и ждут того, чтобы их позвали, для того, чтобы откликнуться и начать любить нас, думать о нас и заботиться о нас.