Отважная охотница

– Что правда, то правда, сэр.

– Однако это недостаточное оправдание для ее поведения. Я вижу, вы несчастливы в любви. Одна любит вас чересчур пылко, а другая, по-видимому, недостаточно. Но как же вы не постарались увидеть ее еще раз? Я имею в виду Мэриен.

– Видите ли, я не в очень хороших отношениях с Хиком Холтом, и мне было неловко пойти к нему. Кроме того, я решил держаться подальше от Мэриен, пока она не успокоится и не поймет, что я только шутил с индианкой.

– Вполне естественно.

– А через две недели я узнал, что она уехала. Я ни от кого не мог добиться, почему. Никто не знал, зачем и куда. Это было известно только Холту, а он умеет держать язык за зубами. Теперь я это знаю, и мне легче было бы услышать, что она умерла.

Охотник тяжело вздохнул, и я понял, что его грустный рассказ окончен.

Я ничего не сказал, так как видел, что моему спутнику сейчас слишком тяжело продолжать этот разговор, и мы молча поехали по тропе через поляну.

Перед тем как снова углубиться в лес, охотник вдруг остановил свою лошадь и устремил пристальный взгляд на противоположную сторону поляны. На что он смотрел? Нигде не было ничего примечательного. Но последовавшие за тяжким вздохом слова объяснили мне его странное поведение.

– Там, – воскликнул он, указывая на место, где тропинка выходила из леса, – там я в последний раз видел Мэриен!

Глава XVI. Тревожные перспективы

На протяжении первой полумили после поляны тропинка была настолько широка, что мы снова могли ехать рядом. Но, несмотря на это, никто из нас не проронил ни слова. После встречи с индианкой мой спутник стал еще более печальным. Он ехал, опустив голову на грудь, и, казалось, не замечал, ни где он находится, ни куда он едет. Я молчал, зная, как бесполезны в таких случаях утешения.

У меня самого мысли были невеселые. Правда, сердце мое было свободно и я не терзался любовными муками, но будущее рисовалось мне в довольно мрачных красках. То, что я узнал о скваттере Холте, не могло не обеспокоить меня. Несколько раз я порывался рассказать охотнику о своем деле.

«Почему бы мне этого не сделать? – думал я. – Как искренне и честно он доверил мне свою печальную и самую сокровенную сердечную тайну! Почему бы мне не ответить ему доверием на доверие, тем более что моя тайна далеко не так важна?»

Я уже упоминал, почему я не сделал этого раньше. Теперь я уже не сомневался, что он будет скорее моим союзником. Во всяком случае, я был уверен, что могу рассчитывать хотя бы на дружеский совет, который был бы для меня очень ценен. Я уже собрался сказать ему о цели моего приезда и просить его помощи, когда он вдруг остановил лошадь и повернулся ко мне. Я тоже придержал коня.

– Дорога здесь разветвляется, – сказал он. – Левая тропинка ведет к вырубке Холта, а правая – к моей хижине.

– В таком случае позвольте мне поблагодарить вас за любезную услугу и попрощаться с вами, – ответил я.

– Нет, сэр, погодите прощаться. Я провожу вас до места, откуда видна хижина Холта. Проводить вас до самого дома мне неудобно – я уже говорил вам, что мы с ним не в ладах.

– Но я не могу допустить, чтобы вы делали крюк, особенно в столь поздний час. Я сам немного следопыт и как-нибудь найду дорогу.

– Нет, сэр! Тут есть места, где тропинка прерывается. Вы можете заблудиться. Она проходит в такой глухой чаще, что туда не проникает даже свет луны. Кроме того, это место опасное, потому что рядом большое болото. А поздний час меня не пугает – я, бывает, ложусь еще позднее. От хижины скваттера есть другая дорога – вдоль ручья, – по которой можно проехать к моему дому. Но я остановился не для того, чтобы попрощаться с вами.

«Для чего же?» – подумал я, стараясь понять, с какой целью он начал разговор.

– Вы не обидитесь, – продолжал охотник другим тоном, – если я вам задам один вопрос?

– Конечно нет.

– Вы уверены, что сможете переночевать у Холта?

– Сказать по правде, нет. Но это неважно. Со мной мой старый плащ и седло. Спать под открытым небом мне приходилось сотни раз, так что это будет не впервые.

– Я вас спрашиваю вот почему. Если вас не приютит Холт, то в моей хижине для вас найдется медвежья шкура, если вы ею не побрезгаете.

– Вы очень добры, и, возможно, мне придется воспользоваться вашей любезностью. Должен сказать, я не очень рассчитываю на ласковый прием у вашего соседа.

– Да?… Но…

Тут мой спутник замялся, как бы размышляя и словно не решаясь меня о чем-то спросить.

– Мне очень неудобно, – продолжал он после небольшой паузы, – но я хотел бы задать вам еще один вопрос, который все время вертится у меня на языке.

– Я буду рад ответить на любой вопрос, который вы найдете нужным мне задать.

– Если бы не ваше разрешение, я никогда не осмелился бы на это. Вас об этом уже спрашивали сегодня вечером, и я слышал, как вы ответили.

– Что за вопрос вы имеете в виду?

– По какому делу вы хотите видеть Хика Холта? Можете быть уверены, сэр, что я спрашиваю не из любопытства.

– Расскажу вам все с удовольствием. Более того: я сам собирался посвятить вас в свои дела, прежде чем расстаться, и хотел заодно просить вашего совета.

И без дальнейших предисловий я рассказал охотнику, зачем еду на Илистую речку. Он выслушал меня, ни разу не перебив. По выражению его лица я понял, что у меня очень мало шансов на миролюбивое соглашение со скваттером.

– Знаете, – сказал он, когда я кончил свой рассказ, – я догадывался, что вы приехали сюда за этим. Вот почему я и сказал вам, что я не стал бы покупать эту землю у него за спиной.

– Почему? – возразил я не без некоторого беспокойства, вспомнив, что говорил мой нэшвиллский друг о щекотливом «праве первой покупки».

– Видите ли, сэр, я уже говорил вам, что с Холтом лучше не связываться, особенно в таком деле.

– Вы имеете в виду его право первой покупки?

– Нет, я говорю не о том. Холт не собирается ни предъявлять свои права, ни покупать землю по той причине, что у него нет за душой ни гроша.

– На что же он живет?

– На то же, на что и я. В наших местах очень много медведей, оленей и другой дичи. Леса полны белок, опоссумов и диких индеек. А если надоест дичь – чего со мной никогда не случается, – можно ловить рыбу. Кроме того, на своей вырубке он выращивает кукурузу.

– Ну, а как же одежда и другие необходимые вещи, которых нельзя найти в лесу?

– Одежду можно достать в Суомпвилле – выменять на шкуры или оленину. Так же и порох, свинец, кофе и табак. Ну, и виски, конечно. Его-то Холт больше всего и любит… Но скажите, сэр, – продолжал охотник, внезапно меняя тон и предмет разговора, – неужели вы поедете к скваттеру по вашему делу сейчас, ночью?

– По-видимому, я действительно выбрал неподходящий час. Об этом я и не подумал.

– Кроме того, – прибавил мой спутник, – есть еще одно обстоятельство. Если Холт не изменил своей привычке, вряд ли он будет любезен с вами в такое позднее время. Я его давно не видел, но думаю, что он так же любит выпить, как и раньше. Ведь Хик не ляжет, не приложившись к бутылке. Десять против одного, что вы его сейчас найдете вдребезги пьяным.

– Действительно, я могу оказаться в весьма неловком положении.

– Вам не следует ехать сейчас к Холту, – продолжал убеждать меня охотник. – Вы можете переночевать у меня, а с восходом солнца отправиться к нему. Утром вам будет легче с ним объясниться. Я, конечно, не могу предоставить вам большие удобства и хороший ужин, но в моем доме всегда есть кусок оленины, найдется и кофе на заварку, и ломоть-другой хлеба. И ваш конь тоже голодным не останется.

– Благодарю вас! – воскликнул я, крепко пожимая его руку. – Я принимаю ваше приглашение.

– Ну, так едем.

Мы свернули направо и, проехав около двух миль, приблизились к поляне, на которой стояла бревенчатая хижина. Это было жилище охотника.

Как оказалось, он жил совершенно один, и шесть огромных собак были единственными живыми существами, разделявшими его одиночество. Они встретили нас радостным лаем. Примитивная конюшня, рассчитанная на одну лошадь, стояла рядом с хижиной. Она была предоставлена моему скакуну. Свою клячу хозяин пустил в лес ночевать среди деревьев, к чему она уже была приучена.