Перекрестки судеб. Леся и Рус

Несколько раз перечитываю цифры.

— Мой, — отвечаю, потому что номер счета действительно мой. Личный и единственный. Других не держу. Нет, есть еще общий с Леоновым, рабочий, счет. Но этот лично мой. И его знаю только я. Даже Корзин не в курсе о его наличии. Но эти сообщения Золотову я не писала. Вот только когда я говорю об этом майору — он мне не верит.

— Факты, Александра Михайловна, факты. И операции по счету проверим.  Вы же все сами понимаете.

Понимаю ли я? Ничерта я не понимаю.

— Да это же подстава чистой воды, майор, — говорю и натыкаюсь на усмешку на лице майора. Да уж, сколько раз он слышал эти слова? И вряд ли я стану исключением, что он вот возьмет и поверит мне слету. Особенно когда кто-то так хорошо все спланировал. Комар носа не подточит. — Только не говори, — устало сажусь на стул на кухне, когда они перерыли вверх дном всю мою квартиру, — что и Золотова я убила?

— Не скажу, — отвечает майор, строча протокол и совершенно не удивляясь моей осведомленности. — Золотов повесился.

— И предсмертную записку оставил? — осторожно выпытываю я.

Майор кивает. Отрывается от бумаг, смотрит пристально. А ведь мы когда-то работали вместе. В моем первом деле.

— Александра Михайловна, вы обвиняетесь… — начинает он официально, но я перебиваю его.

— Триста третья, да?

Кивает.

— Не надо официоза, майор. Жаловаться не буду, не волнуйся, — усмехаюсь. — Позвонить можно?

— Адвокату? — не сдерживает колкости.

— Мужу.

— Звони.

Корзин не отвечает, и только после третьего гудка спохватываюсь, смотрю на часы. Все правильно. Он говорил, что у него операция. Откладываю телефон. Беру ручку и бумагу, наскоро пишу записку.

— Больше никому звонить не будешь?

Качаю головой. Нет. Больше звонить мне некому. Протягиваю майору руки для наручников.

— Брось, Александра, я что, урод, по-твоему. Просто работа такая.

Да, просто такая дрянная работа. Уж я это знаю, как никто.

В том, что за неделю моего пребывания в СИЗО никто ко мне не приходит — ничего удивительного. Уверена, майор просто не разрешает никому свиданий. Хочется только верить, что у Корзина хватило ума не лезть в это дело самому и не рассказывать брату. Не хватало, чтобы из-за меня и его семья пострадала. Им и так хватит с лихвой на годы вперед.

Паршиво другое. Я не понимаю, что происходит. Не могу взять в толк, где я прокололась? Если Золотов действительно педофил, как он так легко обвел меня вокруг пальца? Когда? В чем? Мне кажется, за эту неделю я вспомнила все дело: каждую страницу из десяти томов, каждый снимок, каждое слово свидетеля. И ничего. Совсем ничего. Все правильно. Каждый шаг выверен, алиби сто раз проверено и столько же раз доказано, чему есть официальные подтверждения экспертов. Но ведь где-то что-то пошло не так? Где-то же мой...оппонент отыскал лазейку для подставы. Где?

Майор мне не верит. И вопросы задает одни и те же. Вчера вот пришел с новыми фактами: на моем счету обнаружилась кругленькая сумма, которую я якобы получила за молчание от Золотова. И что отправитель именно Золотов. Сам лично ложил деньги на мой счет в отделении банка за два дня до своего самоубийства. И даже записи с камер наблюдения имеются.

Честно? Мне нечем крыть аргументы майора и я перестаю убеждать его в своей невиновности. И впервые за эти семь дней требую адвоката. Плевать, кто это будет. Главное, получить связь с внешним миром.

Майор соглашается на адвоката, не забывая напомнить мне, что сотрудничество со следствием может существенно облегчить мне жизнь. И получает в ответ лишь кривую усмешку. Знаю я, как это облегчает жизнь.

Еще два дня я сижу в одиночке  и пытаюсь разобраться, кто меня подставил. На ум ничего не приходит. Мои клиенты всегда оставались довольны, а прокуроры такими способами не мстят. Но ведь кто-то же подставил? Кто-то, кто был в курсе моего последнего дела. Кто-то, кто слишком хорошо меня знает.

И ответ приходит сам. С серебром в некогда черных волосах, холодным взглядом и циничной усмешкой на красивых губах. Руслан Огнев. Мое так и не забытое прошлое.

— Ну здравствуй, Ксанка, — говорит он, но в его голосе ни тени мягкости, только насмешка и что-то еще, что я никак не смогу без него разгадать. И не пытаюсь. Зачем? Сам расскажет, зачем пришел и как добился свидания.

— Здравствуй, Пепел, — возвращаю ему так же насмешливо, хотя дрожь выбивает чечетку моими зубами, намеренно называя его прозвищем из прошлого. Но он не реагирует, оставаясь по-прежнему холодным, что айсберг в океане. Обходит камеру, смотрит в зарешеченное окошко под самым потолком. И замирает в углу, скрестив на груди руки.

— Ну как тебе в моей шкуре, Ксанка? Понравилось?