Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 166



— Так и кажется, что ты улетаешь к звёздам и паришь в небесах, — говорили тоонцы. — Потанцуйте с нами в Полнотуние, сами убедитесь!

Лоонцы же — столичные снобы — настаивали на превосходстве своего нефритового каскада Пуссон.

— Зелёное — это цвет Туны, цвет жизни и надежды! — говорили они. — Может ли быть что-то лучше нашего нефритового каскада, включающего все оттенки зелёного, особенно — для Танца Силы?

Моонцы же превозносили выше волн Океана достоинства своей лазуритовой скальной гряды Лолото, украшенной прото-иттянскими рисунками. Их сюжетом был Танец Полнотуния. На нём древние иттяне, изображённые в образе танцующих гигантов, переставляли горы и доставали руками звёзды!

— Они и сейчас танцуют вместе с нами, будто перебрасываясь с моонцами звёздами и горами, уверяли моонцы. — Не верите? Проверьте сами!

Нет сомнения: все Места Силы на планете уникальны — не зря же их избрали когда-то Древние Мудрецы. Но именно Хрустальная Скала стала символом этой галактики, именуемой Тиуана, в которую входила Итта. А изображение Хрустальной Скалы было растиражировано в КСЦ — Космическом Сообществе Цивилизаций, как одно из чудес света. К ней постоянно — чтобы полюбоваться — устремлялись межгалактические туристы, а остальные красоты Итты, в том числе — кратер Тахико, каскад Пуссон, как и прото-рисунки лазуритового Лолото, шли лишь приложением в путеводителе. Да и сами поонцы смирились с тем, что живут в лучах славы своей Хрустальной Скалы. Они так и говорили: «Я из Поона, что рядом со Скалой». И все понимали, о чём речь. Так что, как говорится — стоит ли пускать пузыри, оспаривая её превосходство?

Лана с Мэлой, подлетая к Хрустальной Скале, в очередной раз залюбовались ею с высоты:

Скала сверкала прозрачными хрустальными друзами, нежно расцвеченными в пурпурные, розовые, зелёные и лиловые оттенки примесями кобальта, лазурита и бирюзы. И выглядела великолепнее праздничной Гирлянды Героев, собранной из уникальных светящихся ракушек с планеты Тооса. Террасы Скалы украшали разноцветные ковры из звёздчатых актиний и букетов из анемонов, будто висящие в воде. А сквозь чистый хрусталь тут и там просвечивали затейливые золотые прожилки, переплетаясь в узоры, подобные древним символам Танца. Днём Хрустальная Скала ослепительно сверкала в ярких лучах голубого Фоона, будто гигантская драгоценность. А сейчас, ночью, в матовом искусственном освещении, она парила над городом будто мираж.

Отпустив кабинку, подруги нашли на одной из террас своих однокурсников, смешавшись с толпой университетской молодёжи. Хотя до подъёма Туны в зенит ещё оставалось время, но здесь уже было немало поонцев, находящихся в прекрасном настроении и наряженных в наилучшие расцветки. Всюду слышался смех, приветствия, обмен любезностями. В атмосфере уже витал праздник. Ещё бы — Ночь Полнотуния! Ночь приобщения к древним традициям! Ночь единения! Самые благоразумные поонцы уже загодя оккупировали места у балюстрады, откуда можно было первым увидеть величаво поднимающуюся над поверхностью Океана зелёную Туну и, в высоте у вершины — заводил, начинающих Танец Силы. Некоторые поонцы уже пританцовывали от нетерпения, разминая свои конечности. Их лица сияли — «Танец! Скоро Танец Полнотуния! Апофеоз Космических Вибраций!» А руки и ноги, каждая из которых имеет свой собственный разум, уже вспоминали танцевальные па и древние символы, настраиваясь на ритм. В эту Ночь и пожилые поонцы будут участвовать в Танце, однако держась подальше от острых друз. Лишь мерно покачиваясь с краю и придерживаясь общего ритма, они обретают новые силы и будто на глазах молодеют. Ведь этот традиционный Танец — их воспоминание о молодости, плодотворно прожитой жизни, о лучших витках жизни. будут здесь и малыши. Они, как заведённые, вертятся всегда с края, поодаль от танцующих, получая первые навыки в Танце. В эту Ночь им раздолье — никто не отправит их в сонный куб. Да разве можно сегодня спать? Волшебство! Праздник! Торжество гармонии и вселенского ритма! Танец Полнотуния! Танец Силы!

И все с особым нетерпением ждут шоу, которое обычно показывают в начале прославленные виртуозы Поона. Их ещё называют заводилами, открывающими Танцы. Они при этом выделывают такие невероятные акробатические па, проносясь в опасной близости от острых друз и хищных актиний, что только дух захватывает. Такое мастерство — это особый талант или результат учёбы у великого Танэна, хранителя и законодателя танцевальных традиций в Пооне. Но в основном иттяне, всё же, предпочитают наблюдать за этими трюками, не рискуя повторять их. Ведь в обычное время среди головоногих моллюсков почитается разумное здравомыслие и рассудительная осторожность. Риск и азарт — не их морской конёк. Прослыть в иттянском обществе оригиналом или чудаком это плохой тон. Однако в Ночь Полнотуния танцорам-виртуозам многое прощается. И некоторые чудачества даже поощряются аплодисментами. Ничего не поделаешь — Ночь волшебства! Ночь лёгкого безумия. Но завтра каждый из этих танцоров-виртуозов непременно станет таким же консервативным и сдержанным, как и все — до следующего Полнотуния.



Почтенный Донэл Пиуни, которого сегодня так жаждала увидеть Лана, также был известен в Пооне, как виртуоз-заводила. Что не очень-то сочеталось с его званием декана факультета минералогии поонского университета. Но в эту Ночь это сходило ему с рук. Да что там — ему многое сходило с рук, благодаря неунывающему характеру и лёгкому пофигизму, обычно свойственному молодёжи, с которой он ежедневно общался. И, как видно, опылился. Но он не слишком боялся прослыть оригиналом — консерватизма ему хватало и в науке. И в Ночь Полнотуния Донэл отплясывал так, что вода в Океане едва не закипала. Лана всегда с замиранием всех трёх сердец следила за его опасными виражами. Сама она, увы, танцевала неважно, лишь плавно покачиваясь и вертясь в такт общему ритму почти вместе с малышнёй. Наверное, потому что во время Танца она видела лишь его — Донэла. В которого была безответно влюблена. Впрочем, как и половина особ женского пола университета. Ответных чувств она не требовала и не ждала — ей, романтической натуре, вполне хватало иногда видеть его. А сам Донэл её наверняка не замечал. Мало ли кто там прозябает с края этого праздника жизни? Что для него какая-то студенточка? Да ещё слегка не успевающая по его предмету. В прошлое Полнотуние почтенного доктора Донэла Пиуни к большому разочарованию Ланы на Танцах не было — он возглавлял очередную научную экспедицию — и шоу открывали другие. Как же здорово, что Дон, наконец, вернулся и она снова увидит его.

Лана, сама не зная почему, вдруг решила, что сегодня с ней обязательно произойдёт нечто особенное. Может, Донэл станцует с ней?

«Хотя это вряд ли, — вздохнула Лана, стоя в толпе однокурсников и не участвуя в общей беседе. — У него своя компания, он меня и не заметит».

Тут Сэмэл Сиуни, известный шутник и лучший студент курса, прибывший сюда с подругой Танитой — куда же он без неё — прервал её мечтания. Заметив у Ланы след ушиба, он вскричал:

— О, что это с твоей щекой, Лана? Ты так соскучилась по любимой Скале, что на радостях приложилась к ней лицом? На долгую память? Или сейчас так модно — румянить одну щеку?

Но Лана ему не ответила — её вдруг пронзило чистое электричество, отнявшее у неё способность говорить и соображать. Так всегда происходило при появлении доктора Донэла. Она, едва дыша, наблюдала, как он приблизился к группе университетских преподавателей, держа под руку некую особу, и о чём-то оживлённо заговорил с ними. Обычное дело! Все знали — доктор Донэл Пиуни никогда не лезет за словом в чужой рюкзак. Про таких иттяне в шутку говорят: «Мама не приучила малыша к соске, а теперь уж поздно — язык великоват».

Лана радостно выдохнула, а Мэла ехидно ей шепнула:

— Видела? Донэл с новой подружкой! Это Сионэла Титуни — его лучшая аспирантка. Она была с ним в экспедиции на Баритане.

Тут только Лана обратила внимание на спутницу Донэла и узрела как он, склонившись к ней, что-то с улыбкой сказал этой самой Сионэле Титуни. И тут уже Лану пронзило не просто электричество, а настоящая молния.