Страница 8 из 41
Народ Италии! Пришло время вспомнить о самоуважении, о своих интересах, о своем стремлении восстановить национальное достоинство, безопасность и мир. Пришло время решить, должны ли итальянцы умирать за Муссолини и Гитлера или жить для Италии, для цивилизации.
Рузвельт, Черчилль"
Союзнические самолеты сбросили листовки с этим обращением над Римом и другими итальянскими городами 17 июля.
Два дня спустя дуче в сопровождении начальника генштаба генерала Амброзио вылетел самолетом, чтобы встретиться с Гитлером на вилле Фельтре, близ Римини.
Фюрер подробно распространялся насчет необходимости величайших усилий. К зиме, заявил он, будет готово новое секретное оружие, которое должно быть пущено в ход против Англии. Италию необходимо защищать, «чтобы Сицилия стала для врага тем, чем Сталинград был для нас». Итальянцы должны обеспечить как людские ресурсы, так и организационное руководство. Ввиду напряженного положения на русском фронте Германия не может выделить подкреплений и снаряжения, которых просит Италия.
Амброзио требовал от своего шефа, чтобы он прямо сказал Гитлеру, что Италия не может продолжать войну. Неясно, какую бы это принесло пользу, но тот факт, что Муссолини казался совершенно выбитым из колеи, побудил Амброзио и других присутствовавших итальянских генералов сделать окончательный вывод, что Муссолини не в состоянии обеспечить дальнейшее руководство. Муссолини вернулся в Рим с пустыми руками. На следующий день он получил аудиенцию у короля, которого нашел «хмурым и нервничающим». "Напряженное положение, — сказал король. — Мы долго не выдержим. Сицилия потеряна. Немцы нас обманут. Дисциплина войск подорвана… "
Муссолини, согласно записям, ответил, что он рассчитывает вывести Италию из союза держав оси к 15 сентября. Тот факт, что он назначил эту дату, показывает, насколько он был далек от правильного понимания создавшегося положения.
И наконец, на сцену выступил главный герой заключительной драмы. В Рим прибыл, чтобы взять в свои руки инициативу на заседании Большого совета, Дино Гранди — старейший деятель фашистского движения, бывший министр иностранных дел и посол в Англии, человек сильной воли, который был против объявления Италией войны Англии, но не мог прежде сделать ничего, чтобы изменить ход событий. Он явился 22 июля к своему старому руководителю и прямо заявил, что намеревается внести предложение о сформировании национального правительства и возвращении королю верховного командования вооруженными силами.
В 5 часов вечера 24 июля собрался Большой совет. Гранди внес резолюцию, призывавшую корону укрепить свою власть, а короля — оставить свое уединение и вновь энергично взять бразды правления в свои руки. Голосование происходило уже в третьем часу ночи. 19 проголосовали за резолюцию Гранди, 7 против, 2 воздержались.
В воскресенье 25 июля, прибыв в резиденцию короля, Муссолини заметил повсюду подкрепления карабинеров. Король в маршальской форме стоял на пороге. Они вошли в гостиную. Король сказал: "Мой дорогой дуче, дела плохи. В Италии все идет прахом. Моральный Дух армии невероятно низок. Солдаты не хотят больше воевать… Голосование в Большом совете ужасно — 19 голосов за резолюцию Гранди… Я подумываю о том, что подходящим человеком сейчас является маршал Бадольо… "
Муссолини ответил: «Вы принимаете чрезвычайно серьезное решение. Возникновение кризиса в данный момент наведет народ на мысль, что мир близок, раз человек, который объявил войну, смещен. Этим будет нанесен весьма серьезный удар по моральному духу армии. Этот кризис будет победой клики Черчилля — Сталина, особенно Сталина. Я сознаю, что меня ненавидит народ. Мне нетрудно было понять это вчера вечером на заседании Большого совета. Когда правишь так долго и требуешь стольких жертв, то неизбежно наживаешь врагов. Во всяком случае, я желаю удачи человеку, который справится с положением».
Позднее в тот же день король поручил Бадольо сформировать новый кабинет из военных руководителей и гражданских чиновников, а вечером маршал по радио возвестил об этом всему свету. Два дня спустя по приказу маршала Бадольо дуче был интернирован на острове Понца.
Так закончился 21 год диктатуры Муссолини в Италии. За этот период он вызволил итальянский народ из омута большевизма, в который тот погружался в 1919 году, и привел его к такому положению в Европе, которого Италия никогда раньше не занимала[Революционный подъем, охвативший Европу после первой мировой войны, обнажил кризис буржуазно-демократической модели капиталистических государств. В странах, где буржуазии удалось создать прочную систему политической организации общества (Англия, Франция), этот кризис был преодолен. Но к началу 20-х годов в ряде стран на политическую авансцену выдвинулись силы правой реакции, породившей такое международное явление, как фашизм. Впервые в «классической» форме он утвердился в Италии. В борьбе против рабочего и демократического движения итальянское правительство все чаще обращалось к террористическим методам, поощряя фашистские организации. Сильная власть, обещанная фашистами, виделась итальянской буржуазии противовесом напряженным классовым боям, развернувшимся осенью 1920 г., и начавшемуся экономическому кризису.
Нарастание в стране кризисных явлений и успех левых сил на выборах в мае 1921 г. подтолкнули правящие круги Италии к установлению фашистского режима. 28 октября 1922 г. король назначил Муссолини на пост главы государства.].
Жизнь страны получила новый толчок. Была создана Итальянская империя в Северной Африке. В Италии было завершено много важных строительств. В 1935 году воля дуче возобладала в Лиге Наций — «пятьдесят наций, возглавляемых одной», — и он смог завершить завоевание Абиссинии. Его режим был слишком дорогостоящим для итальянского народа, но нет сомнения в том, что в период его успехов он импонировал весьма многим итальянцам. Он был, как я назвал его во время падения Франции, «итальянским законодателем». Альтернативой его правлению вполне могла бы быть коммунистическая Италия, которая принесла бы итальянскому народу и Европе опасности и беды иного характера. Его роковой ошибкой было объявление войны Франции и Великобритании после побед Гитлера в июне 1940 года. Если бы он этого не сделал, то вполне мог бы проводить политику лавирования, при которой обе стороны заигрывали бы с Италией и вознаграждали бы ее, а она извлекала бы невиданные богатства и блага из борьбы других стран. Даже когда исход войны стал несомненным, союзники приветствовали бы переход Муссолини на их сторону. Он во многом мог способствовать сокращению сроков войны. Он мог искусно и осторожно выбрать момент, чтобы объявить войну Гитлеру. Вместо этого он избрал ошибочный курс. Он никогда не сознавал силы Англии и не учитывал таких постоянно действующих факторов, как ее островное положение и морская мощь. Итак, он пошел к гибели. Великие пути, пройденные им, останутся памятником его личной энергии и долгому правлению.
В этот период Гитлер совершил грубейшую ошибку в стратегии и ведении войны. Отпадение Италии, победоносное наступление России, явная подготовка Англии и Соединенных Штатов к форсированию Ла-Манша — все это должно было бы побудить его сосредоточить и развернуть могущественнейшую германскую армию в качестве центрального резерва. Только таким образом он мог использовать выдающиеся качества германского командования и боевых войск и в то же время полностью извлечь выгоду из того центрального положения, которое занимала Германия, с ее внутренними рубежами и замечательными коммуникациями. Как сказал однажды генерал фон Тома во время его пребывания у нас в плену, «наш единственный шанс состоит в том, чтобы создать положение, когда мы сможем в полной мере использовать армию». Гитлер, как я указывал в предыдущем томе, в сущности, сплел паутину, но забыл про паука. Он старался удержать все, что захватил. На Балканах и в Италии растрачивались огромные силы, хотя положение на этих фронтах не могло иметь решающего значения. Центральный резерв численностью 30-40 дивизий самой высокой боеспособности и мобильности дал бы Гитлеру возможность ударить по любому из противников, наступающему на него, и провести генеральное сражение с большими шансами на успех. Год спустя он мог, например, встретить англичан и американцев на 40-й или 50-й день после их высадки в Нормандии свежими и намного превосходящими силами. Он, пожалуй, мог так разместить свои войска, чтобы решить исход войны. У него не было никакой необходимости растрачивать свои силы в Италии и на Балканах, и тот факт, что он поступил подобным образом, следует расценить как упущенную им последнюю возможность.