Страница 14 из 17
«Есть в Нижнем башня, зовут ее Коромыслова, а стоит она на углу кремля, там, у Зелени. И вот почему она называется Коромысловою. Давно это было, больно давно, тогда, как только что успели выстроить в Нижнем стену кремлевскую, приходили под Нижний казанские царевичи Сеит, да Булат, да Кучелей (в 1520 году). Много беды наделали они на матушке Святой Руси, много городов пожгли, много людей в полон побрали; а к Нижнему только подошли, да по-пустому: три дня стояли – ничтоже сотворше отидоша вспять, так и в летописи записано; не сказано только в ней, почему эти царевичи отступили так скоро от Нижнего».
– Может быть, они не умели взять новой стены, может быть, они встретили сильный отпор?
«Эх, может быть да может быть! Я вам это дело расскажу обстоятельно, без всяких “может быть”, да верить прошу: это предание народное; а вы знаете: глас народа – глас Божий. Вот дело в чем: три дня стояли под Нижним разбойники-татары; все православные заперлись в кремле, и на новую-то стену надеялись, и татар-то боялись: никто не смел выйти за ворота кремлевские. Была тогда в городе одна девица-красавица, имени и отечества ее не помнят; понадобилось ей за водой сходить на Почайну-реку – не хотелось, видно, пить колодезной. Вот взяла она ведра на коромысел, а коромысел тот был железный, только два пуда весом; и пошла она, девица, за город на Почайну-реку. Татары заметили ее возле башни и, кто их знает, в полон ли хотели ее взять, красоте ли ее позавидовали, только кинулись все на нее опрометью. Вот она, видя беду неминучую, поставила ведра на землю, помолилась на соборы нижегородские и, взяв коромысел в руки, дожидалась первого татарина. Подходили к ней татары не по одному, не по два, а целыми сотнями; и всех тех татар девица уложила возле башни спать непробудным сном. Уже этих татар она била-била, а все еще их много было. Одолели они наконец девицу, изрубили ее в мелкие куски и похоронили у башни вместе с коромыслом ее. Князья татарские Сеит, да Булат, да Кучелей подумали-погадали да и решили от Нижнего убираться подобру-поздорову. “Если бабы в Нижнем такие сильные, – говорили они, – что же с нами будет, если ратные люди на нас выступят?” Вот отчего та башня зовется Коромысловою: возле нее было это побоище».
От этого рассказчика я узнал, что в народе до сих пор сохраняется предание о подвигах Минина, о казни князя Вяземского, о казни Теряева[73]. При случае расскажу и все прочие его рассказы, а теперь скажу пока о том, каким образом св. Алексий, митрополит, по преданию, был худо принят нижегородцами. В простой ризе странника они не узнали великого святителя; и он, в первый раз бывши в Нижнем, не нашел даже ночлега. Говорят, что по этому случаю он сказал: «Город каменный, люди железные».
У нижегородцев есть свои поверья о конце их города и кончине мира; они говорят, что давно сказал один святой человек, родом из Нижнего, что последние времена будут тогда, как в Нижнем будет великое торжище. Суеверные видят в ярмарке исполнение этого пророчества. А конец Нижнего Новгорода будет следующий: есть в Нижнем, подле крепости, маленький ручеек: он течет по оврагам и близ Никольской церкви впадает в Волгу; зовут его Почайною, и говорят, что Юрий Всеволодович, основатель Нижнего Новгорода, назвал так этот ручей, будучи поражен сходством местоположения нижегородского с местоположением киевским. В том месте, где Почайна берет свое начало, есть большой камень, на котором прежде было что-то такое написано, но теперь уже стерлось, вероятно, тогда, как грамотный народ перестал быть на Руси диковиной. От этого-то камня зависит судьба Нижнего Новгорода: в последнее время он сдвинется с места, из-под него выступит вода и потопит весь Нижний. Судите же, какое будет тогда наводнение, когда потонет вся нижегородская гора, а она будет сажен 50 или более в вышину!
Еще одно предание нижегородское… Страх люблю я эти предания, этот разговор отдаленной древности с новейшими веками, беседу сошедших в могилу прадедов с их внуками, беседу безыскусственную, и потому-то лучше действующую и на сердце и на воображение, нежели самая лучшая история. Если в некоторых преданиях и нет истины, зато в них есть дух народный во всей простоте его… Вот еще одно предание; из него увидите вы, что наши предки думали давным-давно о том, что недавно вздумали англичане. Это, впрочем, очень часто случается замечать, как посмотришь на некоторые изобретения чужеземные: часто случается вспоминать, что это на Руси уже было изобретено или, по крайней мере, задумано. Вот, например, давно ли у нас было столько шума о новом иностранном изобретении – артезианских колодцах: судили, рядили, а никто не догадался, что артезианские колодцы у нас существуют уже лет полтораста тому назад, если не больше. Где? – спросите вы. В Пермской губернии на солеваренных заводах: не угодно ли съездить да посмотреть? Там достают соленый рассол точно таким образом, как воду в артезианских колодцах… Да, если бы и нижегородское предание было справедливо на деле, то оно непременно вовсе бы уничтожило славу лондонского туннеля и французского инженера Брюннеля… Я уже говорил о ходах в кремлевской стене; об этих ходах предание говорит, что они во времена набегов татар и мордвы были продолжены в одну сторону до Марьиной рощи[74], а с другой выходили на левый берег Волги, прокопанные под руслом этой реки. Во время осад города жители спасались этими проходами – теперь они засорены и забыты. Конечно, тут я ничего не вижу, кроме игры фантазии наших дедушек, но все-таки мысль о туннелях на Руси была в то время, когда ни одному англичанину она еще и в голову не заглядывала.
Но довольно уже о городе и преданиях – посмотрим на нынешних нижегородцев, а потом поедем на ярмарку.
Статья третья
Въезд в Пермскую губернию. – Дороги. – Городище. – Русло Камы. – Оханск и Кама. – Дорога в Пермь. – Встреча у заставы. – Начало Перми. – Пристань. – Характеристика пермского общества. – Монастырь и памятники. – Граль. – Ермаково оружие. – Дорога к устью Чусовой. – Чусовая. – Полазна. – Дорога к Новому Усолью. – Белая гора
…Наконец мы выехали из земли вотяков: вот каменный столб с медведем и луком, мы в Пермской губернии. Начали встречаться и деревни с русскими названиями, и люди с русским наречием. Жив так долго в Вятской губернии, прислушиваясь к ломаному русскому языку, который употребляют уды-морты[75], я был очень-очень рад, приехав в русскую сторону. Теперь понятно мне чувство возвратившегося из чужбины на родную землю! Поверите ли – я насилу мог наговориться с русскими; светлая изба, в которой мы остановились, так мне понравилась, что я, несмотря на то нетерпение, с которым спешил в Пермь, остался в ней больше, нежели на час. Эта изба показалась мне великолепною в сравнении с теми дымными лачугами, в которых мы так долго жили с вотяками; хозяин показался прекрасно образованным человеком в сравнении с тупыми головами вотскими. Так надоела мне эта воть! Впрочем, хозяин наш в самом деле был образован: умел читать и арихметить. Это, можно сказать, редкость в наших внутренних губерниях, но здесь, в Пермской, вещь очень обыкновенная, потому что в ней очень много приходских училищ[76], которые устроены почти в каждом большом заводе, в местах главных заводских управлений, и все за счет помещиков. Все мальчики, еще неспособные к работе, обязаны ходить в училище; и потому-то грамотные крестьяне в Пермской губернии совсем не редкость. Во всякой почти, даже отдаленной от училища деревне вы, кроме пищика[77], найдете непременно двух-трех человек грамотных; а в больших заводах арихметчика встретите в каждом доме.
При первом взгляде на Пермскую губернию я заметил, что жители ее более, нежели жители прочей России, сохранили в себе русского духа. Они гостеприимны, радушны; все русское, вытесненное в других местах обстоятельствами и временами, здесь господствует во всей силе, во всей красоте старины заповедной. Здесь преддверие Сибири, той Сибири, которая, будучи удалена от тех мест, где более действуют, действовали иноземные нововведения, осталась по наружности тою же Русью, какою была за полтораста лет пред сим.
73
Князь Семен Вяземский был повешен нижегородцами в 1608 году без государева ведома. Он с шайкой приверженцев Лжедмитрия, мордвою, черемисами и поляками осадил Нижний, но был взят в плен во время вылазки нижегородцев. (См. И. Г. Р. Т. XII. С. 128. Пр. 337). О казни Теряева вот что говорит летопись: в том же году (1665) в Нижний прислан был к розыскным для решения татейных и убийственных дел Борис Григорьевич Теряев, и которые, не повинясь, доходили до смертной казни, с тех он, Теряев, брал посул, а вместо них казнил невинных, в чем на него донос был, и для следствия прислан Семен Воейков, и по сыску его учиненному Борису Теряеву учинена казнь в Нижнем, отсекли голову (Нижегор. лет., год 1763).
74
Верст 14 от города.
75
Так называют себя вотяки, народ финского племени, живущий в Вятской губернии. Их считается до 100 000 человек. Они занимаются земледелием и звероловством. Некоторые из них очень грубы. Русские называют их вотяками или вотью, от реки Вятки. Вотяки разделяются на несколько племен, из которых некоторые отличаются от своих родичей и языком и нравами. Таковы, например, бесермяне, живущие в Глазовском уезде: они не приняли еще христианства и приносят жертвы в лесах. Странно сходство названия этого племени со словом «басурман», которое производят от бесерменских купцов. Об этих бесермянах, кажется, еще нигде не было писано. Впрочем, в наших географиях и этнографиях пропущены многие племена финского племени. Так, например, никто не знает об яранах, или еранах, довольно многочисленном народе, который живет в северной части Верхотурского уезда в самом диком состоянии, не имея почти никакой гражданственности и занимаясь единственно звероловством. Очень редко приходят они в русские селения за хлебом, и тогда, как говорят, не могут надивиться на дома и при взгляде на петуха помирают со смеху.
76
Всех приходских училищ в Пермской губернии 21, кроме Тагильского, которое думают преобразовать в уездное. Еще больше училищ, неподведомственных Министерству народного просвещения. Всех учащихся в школах Министерства народного просвещения к 1 января 1839 года было до 1760 человек.
77
Так в пермских деревнях называют писаря.