Любви вопреки

– Прошу меня простить, лорд Харт.

– Я не лорд Харт. – Незнакомец смотрел ей в лицо.

Он явно рассчитывает на то, что Кэт узнает его. С какой стати?

– Почему бы вам просто не сообщить, кто вы такой, вместо того чтобы играть со мной в эту глупую игру в угадайку? – Кэт вела себя с гостем непозволительно грубо, и при этом она отдавала себе в этом отчет. Но раздражение и что-то еще, чему она не могла дать определение, мешало ей держать язык за зубами. – Кто вы? Король Харт или принц Харт, или, может, герцог…

Ой!

На лице его играла усмешка.

– Вы угадали. Я – герцог Харт. – Незнакомец вновь поклонился, на сей раз нарочито театрально. Он оказался не чужд самоиронии. – Хотя вам, возможно, больше знакомо мое прозвище Проклятый герцог.

Глава 3

10 апреля 1617 года. Сегодня днем я опять столкнулась с герцогом лицом к лицу во время прогулки. Он предложил прогуляться вместе и взял меня под руку. Какие у него изысканные манеры! По сравнению с ним все наши местные мужчины – деревенские увальни. И предплечье у него твердое как скала. Представляю, какая у него впечатляющая мускулатура!

Из дневника Изабеллы Дорринг

– Ваша светлость, простите. Я не нарочно… Мне очень жаль… Я и представить не могла…

Герцог Харт молча взирал на пунцовую от стыда, заикающуюся девушку.

Ему бы следовало остановить этот поток несвязных извинений, избавить ее от неловкости, сказав, что все это пустое и не должно ее смущать. Но герцог Харт не мог произнести ни слова. Желание раскаленным железным кольцом сжимало горло, мешало дышать, туманило разум.

Проклятие. Совсем плохи его дела. Такого с ним еще не было.

И кого ему вздумалось возжелать! Дочь викария! Заполучить ее он мог только через брак, который запустит часы, отмеряющие последние месяцы его жизни. Да, эта девушка была хорошенькой, но она не стоила того, чтобы ради нее прощаться с жизнью. Она вполне может оказаться такой же коварной интриганкой, как и мисс Ратбоун, если не хуже.

Герцог Харт мог внушать себе все, что угодно, но на снедавшую его похоть аргументы не действовали.

Здоровый блеск ее золотисто-рыжих волос, сияние широко посаженных зеленых глаз, в которых светился ум… И желание. Да-да, желание. Наверное, дочь викария сама не осознавала, что с ней происходит, но герцог Харт готов был поклясться, что эта девушка его хотела. Пусть желание ее было мимолетным, как та яркая вспышка, что на мгновение преобразила ее взгляд, но ошибки быть не могло: этот взгляд он ни с чем бы не спутал.

Нужно срочно успокоиться, потому что нижняя часть его тела уже начала жить самостоятельной жизнью. Посмотрев на грудь девушки, он сказал себе: видишь? Она не слишком опрятна.

Да кому какое дело до ее платья? Интерес представляло не платье, а то, что под ним, а мисс Хаттинг, похоже, является счастливой обладательницей пары весьма симпатичных…

Нет, герцог Харт не мог позволить своим мыслям течь в столь опасном направлении. Кимбал и Финч правы. Потребность жениться становится непреодолимой после того, как герцогу Харту исполнится тридцать лет. Наверное, этим неистовым желанием он тоже обязан своему незадачливому предку, вернее, его пассии, Изабелле Дорринг.

Но герцог Харт еще поборется за свою жизнь.

– Прошу вас, – сказал он, прочистив горло, – не извиняйтесь. Я сам виноват. Надо было сразу все объяснить. – Хотя он удивлялся, как могла мисс Хаттинг не признать его сразу. В Лавсбридже, откуда родом проклятие его семьи, герцог Харт должен быть известен каждому.

И, принимая во внимание факт, что дом старой девы опустел, здесь его должны были ждать.

– Когда вы были тут в последний раз, мне едва исполнилось четыре года, – с улыбкой произнесла Кэт. – Но я все еще помню вашу сверкающую черную карету, запряженную четверкой красивых гнедых коней.

Значит, сейчас ей двадцать четыре года – возраст, когда у женщины давно есть муж и дети. Похоже, у нее несносный характер.

– Боюсь, я ничего хорошего не могу сказать о той поездке. Я был весьма недоволен тем, что меня потащили сюда ради того, что было мне совершенно не понятно и что мне не нравилось. – Зачем он стал рассказывать ей о своих чувствах?

Взгляд ее стал теплее.

– Вероятно, тогда вы были еще совсем ребенком.

– Мне исполнилось десять лет.

– Как я и предполагала, – кивнула Кэт и, нахмурившись, добавила: – Ни к чему было в столь нежном возрасте обременять вас обязанностью выбирать очередную хозяйку дома старой девы. – Ни одна женщина прежде не смотрела на него так, словно видела в нем десятилетнего мальчика. Под этим взглядом ему было не по себе.

Да и весь этот разговор вызывал в нем странные ощущения.

– Таков мой долг. Таков долг каждого герцога Харта.

– Но вы были ребенком! Пытаюсь представить на вашем месте своих братьев, одному из которых тринадцать лет, а другому пятнадцать, и не могу. Принятие столь серьезных решений им и сейчас не по силам.

– Ни один из них не является герцогом. – Какое высокомерие! Самому противно. Он поспешил скрасить неловкость улыбкой. – Все оказалось проще. Претендентка была одна, и собеседование проводил мой дядя. От меня требовалось лишь сидеть тихо и делать вид, будто я внемлю происходящему. – Кэт вдруг улыбнулась ему, и сердце его сделало кульбит.

Нет, это не сердце. Наверное, у него несварение желудка. Ожидавший его приезда повар превзошел самого себя, и стол ломился от яств. Все было вроде свежим, но кто знает? По возвращении в замок надо поинтересоваться у Нейта и Алекса, все ли у них в порядке с пищеварением.

«Нейт никогда не позволил бы мне прийти сюда одному, если бы знал, что у викария есть незамужняя красавица дочь».

– Для десятилетнего мальчика вы были на удивление ответственным человеком. Вы поймете, о чем я, когда познакомитесь с Генри и Уолтером, – произнесла Кэт, перед тем как постучать в дверь.

Как дочери викария объяснить, что проклятие, висящее над тобой как дамоклов меч, любого сделает сговорчивым. И ответственным тоже.

– Войдите, – послышалось из-за двери.

И они вошли. Мужчина с седеющими волосами в очках, вероятно, отец мисс Хаттинг, поднял голову. Двое юношей, сидевших напротив мистера Хаттинга за широким столом, заулыбались и вскочили с мест. Не вызывала сомнений их искренняя радости по поводу прерванного урока. Черты лица одного из них были еще по-детски округлыми, в то время как второй уже почти превратился во взрослого мужчину. Он был высок, но его угловатое худое тело еще не успело обрасти мышцами. Он самозабвенно рассматривал шейный платок Маркуса, словно желал запомнить узел, каким тот был завязан.

«Каково это, наблюдать, как взрослеет твой сын, как у тебя на глазах превращается из мальчика в мужчину?»

К чему задаваться вопросами, на которые все равно не будет ответа.

– Ваша светлость, позвольте представить моего отца и братьев. Генри, – услышав свое имя, старший из братьев вежливо поклонился, – и Уолтер. Папа, это герцог Харт.

Викарий улыбался, поднимаясь из-за стола.

– Спасибо, что приехали так быстро, ваша светлость.

Мисс Хаттинг резко втянула воздух и грозно прищурилась.

– Так ты ожидал герцога, папа?

Викарий принялся перебирать бумаги на столе, опустив голову.

– Вообще-то да, ожидал, – неохотно признался он.

– С чего бы? – подавшись вперед, не слишком любезно спросила у него дочь. На ум приходило сравнение с распушившей хвост кошкой.

Генри и Уолтер, ухмыляясь, толкали друг друга локтями, словно зрители на деревенской ярмарке.

Викарий, с опаской взглянув на дочь, посмотрел на гостя.

– Может, нам перенести разговор на другое время, Кэт?

С именем[1] ее отец попал в яблочко. Не зря она напомнила Маркусу рыжую кошку, жившую в поместье у дяди, когда он был ребенком. Ту кошку звали Афиной, и характер у нее был весьма воинственный. Она отличалась независимым нравом и поразительным бесстрашием. Все окрестные коты боялись ее как огня, хотя одного из них Афина все же подпустила к себе, поскольку котята у нее были. По крайней мере, один помет. Неизвестно, правда, выжил ли тот кот после совокупления или погиб смертью храбрых.

1

От англ. «cat» – кошка.