Страница 179 из 186
— Могу. Я много хожу пешком. Особенно с тех пор, как Ферросиль украл мой велосипед.
Джекко насмешил ее тон. Фанатизм, с которым она обустраивала свое маленькое жилище!
— Мужчины возводят монументы, женщины вьют гнезда, — процитировал он откуда-то.
— Не знаю, какой монумент возвел Ферросиль из моего велосипеда, — огрызнулась она.
— Ты дикарка, — сказал Джекко, ощущая странную боль, которая вырвалась наружу смешком.
— Человечеству не помешает немного дикости. Давай поедим и ляжем, чтобы завтра выйти пораньше.
За ужином на закатной веранде они почти не разговаривали. Джекко сонно наблюдал, как белые летучие мыши чертят над головой замысловатые узоры. Посмотрев на Персик, он поймал ее взгляд, но она тут же опустила глаза. Ему подумалось, что они будут есть тут вместе сотни, тысячи раз, может быть, всю его жизнь. А рядом будет бегать ребенок… дети. Он никогда не видел маленьких людей младше себя и не мог их вообразить, так что принялся вновь следить за летучими мышами.
В тот вечер Персик проводила его до гамака и, покуда Джекко укладывался, стояла рядом, робкая, но упорная. Затем он почувствовал, как ее руки скользят по его телу, к паху. Сперва ему представилось, что это какой-то медицинский осмотр, потом он сообразил, чего она хочет сделать. Кровь застучала в висках.
— Можно я лягу с тобой? Гамак прочный.
— Да, — хрипло проговорил Джекко и потянулся к ней.
Однако устроившись рядом с ним, Персик заметила деловито:
— Первым делом мне надо будет сплести новый гамак. Детский’.
У него пропало все настроение.
— Слушай. Извини, но я передумал. Иди к себе, нам обоим надо выспаться.
— Ладно.
Она вылезла из гамака.
Со странной смесью огорчения и злорадства Джекко слушал, как удаляются ее легкие шаги. В ту ночь ему снились странные чувственные крещендо, набрякшие земля и воздух, и улыбающаяся девушка ждала его на бледно-зеленой воде, покуда тонкие черные птицы восхода подкрадывались к горизонту.
На следующее утро они поели при свечах и вышли, когда серое небо на востоке только начинало розоветь. Древняя коралловая дорога была белая и ровная, шагалось по ней хорошо.
Персик шла рядом с Джекко, рюкзак аккуратно сидел у нее за спиной. Лунопсы с серьезным видом трусили следом.
Джекко засмотрелся на местность, проступавшую в предрассветных лучах. Справа уходили вверх лесистые холмы, слева внизу поблескивало море. Когда над горизонтом показался краешек солнца, Джекко чуть не вскрикнул: пальмы за дорогой вспыхнули, как золотые факелы, очертания каждого листа и камня сделались четкими и сияющими. Мгновение Джекко гадал, не принял ли он какой-нибудь галлюциноген.
Они шагали в фантастическом сне тепла и света. Поднялся дневной ветер, погнал белые облака над головой, принес прохладу. Темп ходьбы был тот самый, который Джекко любил, только иногда их замедляли плохие участки дороги. Частенько в конце таких участков они с удивлением видели ждущих лунопсов, которые тихонько свернули в кусты по своим делам и забежали вперед. Персик лишь раз обернулась на белое пятнышко станции «Джульетта», почти растаявшее в дымке на горизонте.
— Дальше на юг я никогда не заходила, — сказала она.
Джекко выпил немного воды и заставил Персик тоже попить. Они пошли дальше. Дорога начала змеиться; она шла то немного вверх, то немного вниз. Когда Джекко обернулся в следующий раз, станции уже видно не было. Светозарная четкость мира по-прежнему изумляла его и восхищала.
К полудню они прошли больше половины дороги до пристани. Перекус устроили на груде камней под пальмами, и Персик накормила псов. Потом она достала коробочку с детородными таблетками. Они молча, со странной торжественностью, проглотили по капсуле. Вдруг Персик улыбнулась:
— Я кое-чем угощу тебя на десерт.
Она отстегнула от пояса кривой нож, походила среди камней и вернулась с большим желтовато-бурым пальмовым орехом. Джекко почти встревожила ярость, с которой Персик набросилась на добычу: она вогнала нож внутрь, а потом ударила сверху камнем.
— Вот; — Она протянула ему орех. — Пей из дырки.
Внутри что-то плескалось. Джекко отпил. Жидкость была безвкусная, волокнистая и комковатая. Но и резкая, как день вокруг. Персик забрала у него орех и принялась методично ты* кать в него ножом. Наконец орех развалился на куски. Внутри оказалась белая мякоть. Персик выковырнула кусок:
— Съешь. Здесь много белка.
Мякоть была сладкая и резко органическая.
— Это кокос! — внезапно вспомнил Джекко.
— Да. Я не умру с голоду на обратном пути.
Он не стал спорить, просто встал, чтобы идти дальше. Персик пристегнула нож на пояс и пошла за Джекко, жуя кокосовую мякоть. Довольно долго они шагали в молчании, подчиняясь темпу ходьбы. Раз дорогу перебежала ящерица, и Персик сказала трусящему рядом лунопсу:
— Тебе, Тихо, скоро надо будет научиться ловить таких и есть.
Лунопсы поглядели на ящерицу с сомнением, но ничего не ответили. Джекко ужаснулся и поспешил прогнать неприятный образ.
Справа солнце медленно клонилось к закату. Стая больших оранжевых птиц (клювы у них были синие) взлетела с придорожного дерева, на котором они явно что-то строили. В небе неслись призрачные обрывки облаков, бросая на море синевато-бронзовые тени. Джекко по-прежнему ощущал эти сенсорные впечатления почти до боли остро: солнце превратило полосу прибоя в цепочку алмазов, а прозрачная зелень песчаных мелей завораживала глаз. Все было напитано светом и словно безмолвно шептало что-то чрезвычайно важное.
Джекко шел как в трансе, зная только, что дорога под ногами уже какое-то время плотная и ровная, когда Персик вдруг закричала:
— Велосипед! Мой велосипед!
Она побежала. Впереди в узкой промоине, ближе к парапету, блестел металл. Когда Джекко подошел, Персик вытаскивала из промоины велосипед.
— Переднее колесо! Он его погнул! Наверное, ехал слишком быстро. Ах этот Ферросиль! Но я починю, на станции наверняка починю. На обратном пути заберу, буду катить.
Покуда она оплакивала свой велосипед, Джекко заглянул за низкий парапет. Обрыв круто уходил вниз, и солнце как раз коснулось каменистого пляжа у подножья. Между камнями застрял комок из тряпок, белесых палок и еще чего-то круглого. У Джекко заныло под ложечкой, когда он уставился на комок и против воли разглядел у круглого предмета глазницы, раззявленный рот, развевающиеся пряди волос. Он никогда прежде не видел мертвого тела (никто не видел), но встречал изображения человеческих костей. С ужасом Джекко осознал, что там внизу Ферросиль, — наверное, он угодил колесом в промоину и его толчком перебросило через парапет. Теперь он мертв, давно мертв и никогда не доберется до Реки. То, что было у него в голове, исчезло, пропало навсегда.
Едва ли понимая, что делает, Джекко схватил Персик за плечи и прикрикнул: «Идем! Идем!» Она стала растерянно вырываться, тогда он взял ее за руку и силой потащил прочь от того места, где она могла заглянуть вниз. Ее кожа была горячей и упругой; весь мир обратился в буйство цветов, звуков и запахов. Образ мертвого Ферросиля мешался с резким ароматом какого-то придорожного растения. Тут Джекко осенила внезапная мысль, и он остановился.
— Послушай. Эти таблетки не галлюциногенные? Я принял всего две, и все какое-то безумное.
— Три, — рассеянно ответила Персик. Она взяла его руку и прижала к своей спине. — Сделай так снова. Проведи по моей спине рукой.
Джекко ошарашенно послушался. Когда его ладонь скользнула по шелковой рубашке к тонким шортам, тело Персик выгнулось так, что он отдернул руку.
— Чувствуешь? Ты почувствовал? Лордозная реакция, — с гордостью объявила Персик. — Женская сексуальность. Она начинается..
— В каком смысле три?
— Ты принял три таблетки. Я дала тебе одну в первый вечер, с медом.
— Что?! Но… но…
Джекко не смог вложить в голос все возмущение ее чудовищным самоуправством, в груди клокотала ярость. Задыхаясь, он со всей силы ударил Персик по ягодицам, так что она даже качнулась. Первый раз в жизни он поднял руку на человека. Лунопес зарычал, но Джекко было все равно.