Страница 176 из 186
— Здесь я ем.
— Что это за место?
— Раньше тут, кажется, была морская станция. Станция «Джульетта». Следили за рыбой, за кораблями, спасали людей и все такое.
Джекко отвлекся на длинные синие лучи, расходящиеся к горизонту, словно загадочные дороги: тени облаков. Красота пыли. Почему она так его трогает?
— …Даже медицинский отсек, — продолжала девушка. — Мне правда можно рожать детей. Я про то, что если вдруг чего не так.
— А смысл? — Теперь он чувствовал только досаду. — У меня желания уже нет, — добавил он.
Она пожала плечами:
— И у меня нет. Потом об этом поговорим.
— А ты всегда здесь жила?
— Ой, нет.
Персик начала доставать из ящика-термоса кастрюльки и другую посуду. Три лунопса бесшумно присоединились к компании; она поставила им миски. Они принялись лакать, искоса поглядывая на Джекко. Он знал, что они очень сильные, несмотря на лапы-тростинки.
— Давай сядем здесь.
Она плюхнулась на пол и с силой вгрызлась во что-то твердое и плоское, похожее на сухую плитку. Джекко заметил, что у нее красивые зубы. Темная кожа выгодно их оттеняла и зрительно увеличивала глаза. Ему еще не случалось видеть людей, так разительно непохожих на него самого. Это вызывало интерес и одновременно смутную тревогу.
— Попробуй мед.
Персик протянула ему контейнер и ложку, с виду чистые. Джекко с энтузиазмом попробовал тягучую жидкость: о меде в старинных книгах отзывались очень высоко. Сперва он ощутил во рту только мягкую скользкую каплю, но тут же язык окутала сладость — в сто раз слаще всего, что он когда-либо ел. И она не растворилась, а шибанула в нос, почти в уши. Животная еда. Он осторожно попробовал еще.
— Хлеб не предлагаю. Для него нужна какая-то химия, не знаю какая. Чтобы получался легкий.
— У тебя нет терминала доступа?
— С ним что-то не так, — отвечала Персик с набитым ртом. — Или я не умею с ним управляться. У нас такого большого никогда не было. Мои родные все были путешественники. Считали, что нужен чувственный опыт. — Она кивнула, облизывая пальцы. — Ушли к Реке, когда мне было четырнадцать.
— Тебя очень рано оставили одну. Мои ждали до этого года, моего восемнадцатилетия.
— Я была не одна, с двумя старшими двоюродными братьями. Но они взяли флайер и полетели на север, к той части Реки, которая называется Затишье. Я осталась здесь. Я хочу сказать, мы всегда были в дороге, никогда нигде не жили. Я хотела быть как растения, пустить корни.
— Я могу глянуть на твою программу, — предложил Джекко. — Я видел много разных моделей. Почти год провел в городах.
— Чего мне нужно, так это корову. Или козу.
— Зачем?
— Для молока. Я так думаю, нужна пара.
Опять про животную еду; Джекко чуть поморщился. Но в целом было приятно сидеть с нею в синих сумерках, под тихий плеск прибоя внизу.
— Я видел много лошадей, — сказал он. — У них бывает молоко?
— Я не думаю, что лошади особо годятся для молока.
Персик вздохнула — деловито, настороженно. Чувствовалось, что голова у нее постоянно гудит от планов и намерений. Внезапно она глянула вверх и пронзительно зашипела:
— Шшштт! IIIниитт!
Кто-то белый пронесся над ними, потом еще двое. Они кружили так яростно, что Джекко пригнулся.
— Хорошо-хорошо, — сказала им Персик. — Давайте за дело.
— Это кто?
— Мои летучие мыши. Едят комаров и мошек.
Она снова зашипела, и самая большая летучая мышь повисла на ее руке, принялась слизывать мед. У мыши была злобная морщинистая мордочка.
Джекко снова успокоился. По крайней мере, от этого места и странной девушки останутся воспоминания для Реки.
Там, где темное небо сходилось с почти черным морем, двигался огонек.
— Что это? — спросил Джекко.
— Ой, морской паром. Он идет к пристани на Реке.
— А люди на нем есть?
— Уже нет. Постой, я тебе сейчас покажу.
Она вскочила и уже открывала дверцу в стене, за которой был пульт управления, когда раздался мелодичный компьютерный голос:
— Морской паром Эф-девять вызывает станцию «Джульетта»! Станция «Джульетта», ответьте!
— Много лет такого не было, — сказала Персик. Она щелкнула переключателем. — Паром, это станция «Джульетта», слышу тебя. У вас проблемы?
— Подтверждаю. Пассажир выказывает нестандартное поведение. Он-дефис-она не отвечает параметрам. Запрашиваю инструкции.
Персик задумалась, потом широко улыбнулась:
— Твой пассажир передвигается на четырех ногах?
— Подтверждаю! Подтверждаю! — В голосе парома Эф-девять слышалось облегчение.
— Обеспечь ему миску с мясной пищей и миску с водой на полу, пусть делает что хочет. Отбой.
Она отключилась, и они вместе с Джекко проводили взглядом огоньки на горизонте: паром, увозящий четвероного пассажира.
— Наверное, собака вышла по следу людей. Надеюсь, сумеет сойти на берег… А у нас такой большой генетический разброс! — продолжала Персик другим голосом. — В смысле, ты такой легкий, телосложением и вообще.
— Я заметил.
— Будет хорошая гетерозиготность. Гибридная сила.
Она продолжала думать, что он ее оплодотворит, фантазировать о несуществующем ребенке. Джекко рассердился:
— Слушай, ты сама не знаешь, что говоришь. Тебе придется остаться и растить его много лет, ты будешь этически и морально обязана, понимаешь это? А подходов к Реке все меньше, да будет тебе известно. Ты можешь опоздать.
— Да, — мрачно ответила Персик. — Она всех засосала и теперь уходит. А я хочу остаться.
— Но ты будешь очень сильно жалеть, даже если не опоздаешь. Моя мама под конец жалела. Она чувствовала, что энергетически деградирует, что качество ее жизни снижается. И потом, как же я? В смысле, я тоже должен буду задержаться.
— Только на месяц. Чтобы попасть на мою овуляцию. Мужской родитель этически не обязан.
— Да, но я считаю, это неправильно. Мой отец задержался. Он никогда не говорил, что жалеет, но наверняка жалел.
— Тебе надо задержаться только на месяц, — упрямо повторила она. — Я думала, ты не собираешься уходить в Реку прямо сейчас.
— Не собираюсь. Просто не хочу связывать себе руки. Я планировал путешествовать. Сперва увидеть мир, а потом уже с ним проститься.
Она сердито фыркнула:
— Глупенький. Ты идешь к Реке, просто не сознаешься себе в этом. Как Мунго и Ферросиль.
— Это кто?
— Люди, которые здесь проходили. Мужчины, как ты. Мунго в прошлом году, кажется. У него был флайер. Сказал, что останется, говорил и говорил без умолку. А через два дня улетел. К Реке. Ферросиль был раньше. Он шел пешком. Пока не украл мой велосипед.
Злость в ее голосе напугала Джекко; в отношении Персик к своему велосипеду, к своим вещам было что-то примитивнособственническое.
— Ты их тоже просила тебя оплодотворить? — спросил Джекко и заметил странную злость теперь уже в своем голосе.
— Я об этом думала, с Мунго. — Персик резко повернулась к нему, и в полутьме ее глаза сверкнули алмазами в белой оправе. — Послушай! Раз и навсегда! Я не ухожу! Я живая, и я — человеческая женщина. Я останусь на этой Земле и буду жить, как жили люди! Даже если мне придется умереть здесь, мои дети продолжат человеческий род. А вы все можете уходить куда хотите — вы, жалкие тени!
Ее голос звенел в темной комнате, пробирая Джекко до мозга костей. Он сидел молча, как будто услышал некий потаенный колокол.
Персик тяжело дышала. Потом она шевельнулась, и Джекко с удивлением увидел, что между ее ладонями вспыхнул огонек, превративший комнату в пещеру.
— Вот свеча. Вот я. Давай потешайся, как Мунго.
— Я не потешаюсь, — возмутился Джекко. — Просто не знаю, что думать. На самом деле… на самом деле я в каком-то смысле тоже не хочу уходить, — сбивчиво продолжал он. — Я тоже люблю Землю. Но все происходит так быстро. Позволь…
Он не договорил.
— Расскажи про свою семью, — тихо попросила она.
— Ну, они изучали все, что можно. Из любых источников. Древние языки, историю, предания. Моя тетка сочиняла стихи по-английски… Слои Земли, названия небесных тел и тканей, драгоценных камней — всего. Особенно звезд. Заставляли нас учить звездные карты. Чтобы мы понимали, где мы, первое время. Хотя бы земные названия. Папа все время повторял, что с Реки нельзя вернуться и выяснить, что не знаешь. Конечно, можно спросить других, но будет столько всего еще, столько нового…