Страница 9 из 27
- Мам, у меня в пузе урчит.
Она укладывает мою голову на подушку, ставит стакан на тумбочку и откинув одеяло кладет свою ладонь мне на живот.
- Слава тебе Господи! Дождались - кишечник заработал.
Не разделяю маминой радости - вместе с урчанием появились сильные боли в животе. Лоб покрывается капельками холодного пота, а из всех дренажных отверстий и трубочек выделяется воздух. Кишечник разбушевался. Все резинки и трубочки повылазили, а из освободившихся отверстий полезло наружу кишечное содержимое вперемешку с гноем. Мама протирая салфеткой поверхность живота, забеспокоилась.
- Не знаю, сыночек, радоваться нам или нет. Пойду схожу за врачом…
Виктор Николаевич смотрит на мой живот, затем переводит взгляд на маму.
- Перистальтика кишечника восстановилась. Необходима ревизия брюшной полости. Сашу, надо срочно оперировать!
Мама, выжидающе смотрит на меня. Боли в животе становятся невыносимыми. Утвердительно киваю.
- Мы согласны…
В гулком зале операционной слышится речь хирургов. Голоса удаляются. Боли не чувствую, лишь прикосновение инструментов и рук. Чьи-то пальцы раздвигают мои веки, вижу лицо молодой женщины и слышу далекий голос.
- Живой.
«В жутком необозримом пространстве тянется тонкая с редкими узелками нить. Несется по ней в виде комочка – моя «жизнь». Домчится «жизнь» до узелочка и звуком часов-ходиков спрашивает разрешения для продолжения движения: «Тик-так».
Вновь вижу потолок: - «Живой». Снова мчится с бешенной скоростью комочек к следующему узелку: «Тик-так» - Живой. Догадываюсь, если нить прервется – это конец моей жизни. Вновь вопрос: «Тик-так» и ответ: – «Живой». С напряжением вглядываюсь вдаль и с ужасом вижу - моя «жизнь» приближается к узелку, за которой нет больше нити…»
Открываю глаза - надо мной заплаканное лицо мамы. Она прижимает мокрую от слез щеку к моей щеке – плачет.
- Не плачь мама, все хорошо – но голоса своего не слышу и мама не слышит. Язык онемел, губы слиплись. Это мои мысли…
Лежу не в силах пошевелится. В голове шум, одна мысль наскакивает на другую – не дает сконцентрироваться. Рядом о чем-то беседуют родители. Наконец в голове формируется мучавший меня вопрос. Шепчу:
- Мам, хочу посмотреть живот.
Она смотрит на папу. Он немного подумав, встает и осторожно поднимает мое изголовье. Осунувшаяся, с серым лицом мама нерешительно убирает одеяло и снимает с живота серую пеленку. Передо мной огромная рана на весь живот, а в ней шевелится розово-синюшный кишечник, из отверстий которого хлюпая выходят его содержимое и воздух. Откидываю голову. Мама закрывает рану пеленкой. Папа опускает подголовник. В палате воцарилась тишина… Наконец мама, протирая влажным полотенцем мое лицо, с сожалением говорит:
- Не надо было тебе, сыночек, на это смотреть.
Отрешенно медленно произношу:
- Такая рана быстро не зарастет. Точно оставят в восьмом классе на второй год.
Глаза затуманились от непрошенных слез…
6 декабря 1968 год.
В палате заведующий отделением, лечащий врач и медсестра Нина. Рядом знакомая никелированная тележка с хирургическими инструментами и перевязочным материалом. Виктор Николаевич надевает резиновые перчатки и зажимом вытаскивает из нижней части раны пропитанную желто-зеленым гноем марлевую салфетку, и она смачно шлепается в подставленную медсестрой плевашку. Затем смотрит выжидательно на заведующего.
Руки Ивана Никифоровича сложены на груди, взгляд уперся в мой живот. – он раздумывает.
- Вначале придется ушить свищи, а брюшную стенку сформируем, когда избавимся от межпетлевых абсцессов. Виктор Николаевич, Вы кровь заказали?
- Заказал. Предупредили: «На одного больного слишком большой расход.
Заведующий смотрит на медсестру.
- Позовите Сашину маму.
Нина выглянув из палаты, кричит:
-Тетя Феня! Зайдите!
Иван Никифорович смотрит на встревоженную маму.
- Мамаша! У меня к вам большая просьба! Саше необходимо еще много крови, а она у нас в ограниченном количестве. Нужны доноры! Вы попросите родственников и ваших знакомых, пусть сдадут для Саши кровь.
Мама растерялась.
- Я обязательно сдам. Мой муж и старшие сыновья тоже. А как просить других людей – не знаю.
- Ой! Тетя Феня – встревает в разговор Нина – Да вы только передайте. Вот увидите, люди в очередь выстроятся.
- Хорошо, скажу мужу – но голос у мамы неуверенный.
Иван Никифорович кладет свою руку на мамино плечо.
- Думаю для Саши, многие сдадут кровь - заведующий уходит. Следом вышла мама.
Виктор Николаевич с Ниной продолжают обрабатывать рану. Перекись водорода из бутылки, булькая, льется на кишечник, а навстречу ей поднимается волна серой пены.
- Придется немного потерпеть! – с этими словами врач запихивает в рану большую сухую салфетку.
Мои глаза «выходят» из орбит, руки вцепились в края кровати и мышцы на скулах онемели от напряжения. Чистая марлевая салфетка становится грязной тряпкой - летит в плевашку. Снова льется перекись, процедура повторяется несколько раз, пока очередная салфетка наконец-то остается чистой. Виктор Николаевич опускает очередную салфетку через горловину в темную стеклянную банку. Морщусь от заполнившего палату резкого специфического запаха бальзама по Вишневскому. Доктор поднимает жирную вонючую салфетку левой рукой, так что кончик ее оказывается над местом гнойника, а правой потихоньку пинцетом засовывает ее вглубь, пока не утрамбовывает всю и облегченно вздыхает: - На сегодня все!
Обработка раны закончилась…
7 декабря 1968 год.
Подголовник приподнят. Придерживаемая мамой тарелка, лежит на моей груди. Жиденький суп с плавающими в нем кусочками фарша, ложка за ложкой попадает через пищевод в мой желудок. Запиваю его любимым капустным рассолом. Кишечник ворчит - ожидая работы, но напрасно – непереваренная пища через первые свищи выбрасывается в рану. Мама вздыхает и продолжает кормить.
- Все равно что-то останется.
Завтрак окончен. Отложив пустую тарелку, она убирает из раны жидкость вместе с кусочками фарша из бывшего супа…
Заходит лечащий врач. Мама ему говорит:
- Виктор Николаевич, вся пища у Саши выходит наружу.
- Я как раз по этому поводу и зашел. Профессор завтра хочет попытаться ушить ему свищи, иначе пища не будет усваиваться. В дальнейшем закроем переднюю брюшную стенку.
- Ой, Господи опять! Позавчера сделали и снова!
Поддерживаю врача:
- Мам, кишки то дырявые. Их латать надо!
- Слабенький ты еще сынок. Может попозже когда-нибудь?
- Когда? – поднимаю разноцветную от цветущих синяков руку. Одна кожа и кости остались – все руки исколоты. Закроют свищи – поправляться начну. Врачи лучше знают!
Мама нехотя сдается:
- Вам видней, делайте!
Доктор спокойно:
- Раз согласны, тогда до завтра…
В палату медленно открывается дверь. В проеме стоит маленькая сутулая старушка. Голова аккуратно повязана белым в мелкий горошек платочком, а из-под больничной накидки выглядывает темный до самых пят сарафан из домотканого полотна. До боли родное лицо. Мама радостно восклицает:
- Сырэ патяй (старшая сестра - эрзя) - бросается ей на встречу. - Как же ты решилась приехать? - сестры крепко обнимаются.
Разница в возрасте - пятнадцать лет, но выглядит тетя намного старше. Она подходит ко мне. Целует и трижды крестит своей сухонькой рукой. Вижу на обветренной коже лица морщины и чувствую от нее запах родной деревни.
- Мезе тонь марто, цёрыне? (что с тобой случилось, сынок?)