Страница 13 из 28
- Как хорошо! – мама присаживается к нему на рядом стоящий стул: - Если Вам не трудно, когда вылечитесь, сделайте фотографии врачей и медсестер отделения. Мне хочется показать их в Саранске.
- С удовольствием, для меня это не составит никакого труда. Соглашатся ли они? Вас с Сашей смогу сфотографировать в любое время. Скажу Наталии и она принесет фотоаппарат.
Почти кричу:
- Нет! Меня не надо! Как вылечусь, тогда пожалуйста.
- Хорошо. Я ближе к выписке переговорю с Александром Анатольевичем. Думаю, сотрудники отделения все же согласятся, а тебе, Саша, оставлю свой адрес. После выздоровления, сходим с тобой в Измайловский парк. Затем, покажу место где царь Петр I формировал свои первые «потешные полки» и посетим музей «Вооруженных сил». Увидишь все реликвии Великой Отечественной войны и ты поймешь, как тяжело нам досталась победа над фашистами. Везде тебя сфотографирую…
12 марта 1970 год.
Виктор Иванович выполнил просьбу мамы – сфотографировал сотрудников нашего хирургического отделения. Согласились все. Даже подошла профессор – Ольга Осиповна Виноградова.
В центре фотографии Александр Анатольевич, чуть в стороне за его спиной улыбающиеся медсестры Тани с Татьяной Александровной, по правую руку от руководителя отделения, доктор - Тамара Михайловна, следом медсестра – Нина Сергеевна, далее скраю «светиться» как солнце раздатчица – Таисия Ивановна. Ольга Осиповна, прислонилась к Александру Анатольевичу слева.
В начале марта, Виктор Иванович выписался по выздоровлению. Мама получив долгожданную фотографию, уехала на неделю в Саранск. Понемногу хожу самостоятельно, иногда выглядываю в коридор.
Утро – начало рабочего дня. Одному в палате скучно, а за дверью слышатся оживленные голоса. Очистив раны и привязав к животу пеленку, встаю. Незначительная слабость – не смущает: «Интересно, что там в коридоре?».
Выхожу. Невдалеке столик дежурной медсестры. За ним сидит Таня черненькая, возле нее стоит Татьяна Александровна – весело с эмоциями, что-то ей объясняет.
Подхожу.
- Здравствуйте! Сегодня так шумно в коридоре. Почему?
Доктор, улыбается:
- Сашуля, сегодня юбилей Александру Анатольевичу – ровно 50 ему.
Вдруг мои ноги делаются ватными– подламываются и я падаю. Слова Татьяны Александровны отдаляются. Звон в ушах и темно. Открываю глаза – лежу на кровати в своей палате. Возле моего носа, в руке у Тани, ватка с резким запахом нашатыря, в другой пустой двухграммовый шприц.
Рядом Татьяна Александровна.
- Напугал ты нас.
Виновато шепчу:
- Что со мной было?
- Сердечко слабенькое – упало давление. Не расстраивайся, ты долгое время лежал – оно и ослабло. Пока много не ходи.
Быстрым шагом, входит взволнованный Александр Анатольевич:
- Что еще случилось?
Татьяна Александровна, спокойно:
- Ничего страшного. Приступ вегето-сосудистой дистонии. Ввели «кордиамин» и давление стабилизировалось.
В глазах ясно, пытаюсь сесть, но Александр Анатольевич, останавливает:
- Саша, сегодня пожалуйста полежи, успеешь набегаться.
Послушно опускаюсь на кровать, и громко выделяя каждое слово, говорю:
- Александр Анатольевич, поздравляю Вас с Днем Рождения. – затем, понизив голос, прошу: - Зашейте мой живот!
Его улыбающееся лицо становится серьезным:
- Обязательно зашью! Но пока, сам понимаешь, с таким сердцем, сложную операцию не выдержишь. Не спеши. Однажды, мы уже поспешили. А за поздравление, спасибо! Когда ушьем твои свищи и вновь затянем отверстия брюшной полости – это будет для меня самым дорогим подарком…
28 марта 1970 год.
Свободно хожу по коридору отделения – больше не падал. Вышел на улицу. Решил срезать веточку и поставить ее в бутылку с водой - захотелось приблизить весну.
Накинув на плечи теплый больничный халат и взяв перочинный ножик, спускаюсь со второго этажа. Лужи на тротуаре, по его краям кучи грязно-серого снега. Перешагиваю через мелкие ручейки, стараясь не замочить больничные шлепанцы и носки. Наконец с трудом добираюсь по плотной снежной корке до ближайшей березы. Сгибаю ветку. Прикасаюсь лезвием к коре, но в последний момент не решившись отпускаю - жалко. Сгибаю другую – рука с ножиком не слушается. Понимаю, срезанная ветка березы даже распустившая листочки в бутылке все равно погибнет.
Сегодня утром прогуливаясь по коридору, познакомился с ровесником – Петром.
Он приехал из Белоруссии в институт Склифосовского, восстанавливать обожженный уксусной кислотой пищевод.
После обеда решил полежать, но дверь открылась - в проеме Петро.
- Саш, к тебе можно?
Быстро прикрываю раны пеленкой.
- Заходи! – сам продолжаю перевязку. Петро стоит рядом – ждет. В руках держит школьную тетрадку. Закончив перевязку, поворачиваюсь набок и осторожно сажусь: - Что стоишь? Присаживайся. – киваю на стул.
Он садится, раскрывает тетрадку и кладет ее себе на колени.
- Понимаешь, написал рассказ. Хочу услышать твое мнение.
- Петь, лучше расскажи, как ты сумел сжечь свой пищевод?
Он недовольно морщиться:
- Ничего интересного. Отмечали день рождение товарищу. Кто-то пошутил – вместо водки, в стакан налил уксус. Выпил залпом – в результате химический ожог пищевода. Рубец перекрыл его просвет, так что теперь принимаю все только через трубку. – расстегнув пижаму он вытащив ее из-за пояса – показывает: - Она введена через брюшную стенку непосредственно в желудок. Ставлю свободный конец в воронку и лью туда жидкую пищу. В Минске несколько раз проводили бужирование пищевода – расширяли просвет, но все бесполезно.
Не могу оторвать взгляда, от подшитой в живот толстой резиновой трубки.
- У тебя как на картинках в учебнике зоологии, где академик Павлов проводил опыты на собаках, когда изучал условные и безусловные рефлексы. А здесь, что тебе обещают?
- Должны заменить скукоженный пищевод на новый из моего тонкого кишечника. Саш, не хочу об этом говорить, лучше прочту свой рассказ.
- Читай. Слушаю.
Волнуясь, и местами запинаясь, Петро воодушевленно читает о том, как больной юноша, живущий на острове в Тихом океане, влюбился в красивую девушку. В один из пасмурных дней, приплыл к острову пиратский корабль и властный капитан насильно завладел ею. Парень, защищая честь возлюбленной, бросился на пирата но в ответ получил пулю в грудь. Корабль с его «любовью» и капитаном-убийцей уплыл, а на песчаном берегу острова лежал одиноко бездыханный юноша. Волны прибоя омывали его бледное худое тело.
Прочитав, Петро, вопросительно смотрит.
- Что скажешь?
Еще не приходилось быть литературным критиком. Немного подумав, все же оцениваю:
- Написано хорошо, но извини Петя, этот сюжет много раз повторен: - «Красивая девушка, влюбленный юноша и злой кровожадный пират». Лучше о себе напиши, или о своей Белоруссии. По вашей земле почти все воины прошли, это у нас в Мордовии, не одной за всю историю не было. Тишь и благодать. Емельян Пугачев, отступая от царских войск, на один день задержался в Саранске – этим и гордимся, а про белорусских партизан книги пишут и песни поют.
Обидевшись, Петро закрывает тетрадь и не скрывая раздражения, говорит:
- Что ты понимаешь? Мои и твои болячки - никому не интересны! А о войне пусть ветераны пишут. Любовный сюжет с трагическим финалом вечен. О любви писали, пишут, и всегда будут писать.
- Успокойся, Петь. Рассказ твой классный, но если мне придется писать, то напишу что видел, знаю и испытал сам. Сочинять небылицы, не сумею…
30 апреля 1970 год.
Сегодня день рождения мамы – ей сорок семь, но поздравить не смогу, она в Саранске.
Восстановился полностью. Живу ожиданием операции. Каждое утро и вечер «нарезаю» круги по скверу института. Перевязанные пеленкой раны позволяют гулять до двух часов. Снега давно нет, почки на некоторых деревьях набухли, но весеннее солнце греет слабо и потому прохладно. Выручает, выданный сестрой-хозяйкой утепленный серый балахон с капюшоном. Он тяжелый и мне до самых пят, но зато нигде не поддувает.