Страница 11 из 23
– Во древность… Они чего там с ума посходили? Вычислять день наиболее благоприятный для бракосочетания? Да, кто же у нас будет это делать? Вся эта чертовщина у нас в полном запрете! У нас два дня для этого есть – суббота и воскресение, какие уж тут расчёты! – с усмешкой подумал я о том, что от дня бракосочетания может зависеть будущее семьи. Неожиданно мне в голову пришла странная мысль. – А если бы я с Вероникой выбрал другой день бракосочетания, что-то бы изменилось?
И, подумав, засомневался. – Едва ли…
Но какой-то камушек всё-таки в моей головушке застрял. – А я вот дальше, если удастся, посмотрю, какая жизнь будет у моего предка!
Глава 3. Михаил и Матрёна
1
«г. Полевской, январь 1876 года.
У меня 28 июля (в один день со мной!) родился сын. Назвали его Алёшкой. Мы оба с Ниной довольны и счастливы! Плохо одно, мне придётся ехать в Кобдо торговать, хоть очень не хочется. Так плохи наши дела. Но оставить ни с чем жену и сына теперь не могу: ехать всё же придётся!»
Смотрю на огонь и представляю, как это всё происходит…
Михаил в сопровождении Ли Чена торопился из Новониколаевска в Полевской, где его жена должна была вот-вот родить. Жизнь в двух городах (он – в Новониколаевске, она – в Полевском) потребовала частых поездок к жене и, как следствие, дела пошли плохо: недогляд, воровство, да и спрос на его товар поубавился. По просьбе Нины погостить у родителей, он её на время оставил там, а сам периодически навещал. Когда же Нина сообщила о своей беременности, решил оставить её там до рождения ребёнка.
Он ввалился в дом, когда часы с кукушкой отметили пять утра часов. Всё Дубовцевы и Муралины ещё с вечера находились на ногах из-за начавшихся схваток. Но вместе с акушеркой трудилась в поте лица лишь Варвара Спиридоновна. Поэтому приезд Михаила был для всех приятной неожиданностью.
– Мишенька, сынок, хорошо, что ты приехал… Она рожает! И страдает… – волнуясь, мать бросилась к сыну, целуя его в обе щёки.
– А мне можно к ней? – он на цыпочках пошёл было к двери, но, увидев, как взметнулись в верх обе руки матери, остановился.
– Ты что? Вдруг занесёшь какую-то заразу?!
Вздохнув, он снял дорожную одежду, и подсел к печке.
Скоро из соседней комнаты раздался пронзительный и долгий женский крик, а следом подал голос ребёнок. А ещё спустя некоторое время вышла и Варвара Спиридоновна.
– Мужик! – с подъёмом устало произнесла она, победно оглядевшись. Увидев вставшего Михаила, улыбнулась ему. – Мишенька, поздравляю… У тебя – сын!
Повернулась и вскоре вышла с ребенком на руках. Дрожащими от нежности руками, Михаил принял ребёнка, который тут же закричал.
– Да ты не плачь… Это же я, отец твой! – нежно и ласково с трудом он произнёс новое для него и очень важное слово.
И ребенок, словно услышав его, вдруг перестал плакать, вызвав бурный восторг окружающих и тихий – счастливого отца.
– Батьку признал! – Варвара Спиридоновна осторожно взяла внука, и ещё раз подняв его всем на обозрение, удалилась в комнату матери.
Когда вышла акушерка, новоявленный и счастливый папаша бросился к ней. – Можно?
И столько просьбы было в его глазах, что акушерка не устояла, усмехнулась и махнула рукой. – Да иди ужо… Чё с вами изделашь…
В комнате на кровати лежала счастливая и уставшая Нина, скорее почувствовавшая, чем увидевшая зашедшего мужа. Варвара Спиридоновна убирала повсюду разбросанные тряпки и бросала их в тазик.
– Мишенька, у нас теперь есть сынок! – молодая мать, счастливая оттого, что всё самое тяжёлое теперь уже позади, получив за это в награду крепкого малыша, уверенно сосущего при отце её грудь, улыбалась мужу. – Как хорошо… Ты приехал! Мама мне сказала…
– Отдыхай, родная… Спасибо тебе за сына! Давай, назовём его Алёшкой… – поцеловав её в губы, счастливый отец вышел из комнаты.
Нина кивнула и закрыла глаза.
В послеродовой сутолоке родственников Михаила был ещё один человек, который всё видел и замечал. Даже записал дату и время рождения: 28 июля 1876 года, 5 часов утра. Пожалуй, он был больше всех доволен: раз род Дубовцевых продолжается, значит, дело, которому он служит, укрепляется! И грустен: если род Дубовцевых увеличился, значит и род врагов стал больше. А, значит, вся борьба ещё впереди! А он теперь в ответе уже за двух Дубовцевых…
Михаил и Алексей прошли в кабинет и долго совещались. По лицу вышедшего из кабинета Михаила Ли Чен сразу же понял, что надвигаются тяжелые дни.
Вечером Михаил вошел в комнату жены и сел на кровать.
– Родная, я тебе должен сказать… Видно мне придётся поехать ненадолго поторговать в Кобдо… Так плохи наши дела и в Новониколаевске и здесь! – он обнял её и поцеловал, увидев слёзы на глазах жены.
– И когда? – она знала характер мужа: если решил – так и поступит! – Ой, страшно, мне, что-то, Мишенька… Очень страшно! А Ли Чен с тобой поедет?
– Конечно! Как же я без него… – он гладил волосы жены, успокаивая её.
– Ты, уж, поберегись! А за нас не беспокойся… Мы с Алёшкой тут будем папку дожидаться!
Через два дня Алексей и Ли Чен уехали в Новониколаевск.
От какой-то внутренней тревоги мои глаза сами собой открылись. В голове роились непонятные мысли…
– Странно, у меня ведь тоже день рождения – 28 июля! Оказывается, дата моего рождения совпадает с датой рождения моего прадеда, Алексея Михайловича! Вот это новость! – подбрасываю дров в костёр: вот теперь мне уже по-настоящему становится интересно. Ведь я всю жизнь хотел узнать про своих дальних родственников, однако и мать и все остальные как-то сразу же меняли эту тему и уходили от ответа. – Ну-ну, посмотрим, что же дальше было!
2.
«Маньчжурия, Кобдо, март 1878 года.
Прошло два года, как я здесь, а дела всё никак не разрешают вернуться. Я занимаюсь с Ли Ченом ихней гимнастикой, чувствую, как стал крепче и здоровей. Сегодня Ли Чен гадал на палочках и сказал, что придёт известие, а ещё дал мне талисман для охраны. Пришло письмо от моего приказчика из Новониколаевска. Он написал, что я раззорен. Ли Чен говорит, что надо ехать в Россию, и предупреждает об опасности от какой-то разбойницы. Говорит, что я её знаю. Она может помешать мне. Никто не помешает мне: я так хочу домой, к сыну и Нине!»
Что-то грустно и тревожно застучало сердце. Понимая, что это неспроста, смотрю на огонь, чтобы он перенес меня в то тревожное время. Как-то незаметно глаза закрылись, и я оказался в Кобдо…
Михаил стоял у окна и смотрел на хмуро утро, не предвещающее ничего хорошего. За эти два года, которые тянулись изо дня в день, он так и не смог привыкнуть к этой нехитрой природе, голым горам, раскинувшимся вокруг города и постоянному отсутствию воды, невольно сравнивая всё это с великолепием Уральской и Сибирской природы. Только сейчас он по-настоящему понял, какую ценность представляет природа его Родины! Временами на него нападала такая хандра, что молодой торговец запил бы, да жестокий Ли Чен не давал: он отбирал бутылки с местным самогоном. В эти дни монах превращался в заботливую няньку и массажировал определённые точки на теле Михаила, отчего тот быстро приходил в норму.
Молодой купец возмужал, стал стройней, гибче и жёстче. Постепенно Ли Чен приобщил его к занятиям китайской гимнастикой, которую Михаил упорно постигал, как и китайскую грамоту вместе с философией. Успехи его были невелики, однако продвижение было заметно.
Вот и сейчас он смотрел на то, как молится Ли Чен перед маленькой статуэткой Будды, окруженной маленькими свечами. В голове же ходили мрачные мысли…
– Это Кобдо мне так опостылело со своей вечной пылью, что хоть на улицу не выходи! А у нас сейчас снег тает, скоро всё зацветёт… Сколько ещё мне томиться здесь, на чужбине? – думал он, невольно опять сравнивая природу. – Совсем озверели эти приказчики! Из-за них пришлось приехать к чёрту на кулички! И не докладывают, как там дела… Хоть бы письмо какое прислали! Я им уже несколько отправил, а они ни одного… И бабы эти узкоглазые до чёртиков надоели, смотреть на них не хочу! Не то, что наши… Только когда теперь удастся к ним вернуться… К Нине… Денег, наторгованных мной как раз хватило бы для жизни в Новониколавске…