Гуло: Первая проверка

Она не договорила и едва успела сотворить заклятие скрывающее нас, вернее её, от нежелательных взоров. Массивные двери едва не слетели с петель. В покои ворвался толстяк Коршиков (вернее сказать — яростно вкатился), почти одновременно с ним, я увидел худощавого старика, следом вбежали три дюжих парня, а в дверях я различил изящную фигурку Софьи.

— Брысь отсюда! — рявкнул Коршиков — Софья тотчас же исчезла. — Ох, не успели мы, Андрей Владимирович! — продолжил он, глядя на спящих.

Худое лицо старика болезненно перекосилось, тонкие пальцы вцепились в длинные, но довольно жидковатые седые волосы.

— Лизонька, дочка! — простонал он и заковылял к постели. — Как же так? Зачем? Что же теперь?

Разбуженный шумом, а возможно отпущенный Амандой князь открыл глаза, приподнялся, ошалело глянул на стариков, слуг, потом на спящую девушку и с завидной резвостью рванул к выходу. Слуги сомкнули плечи, отрезая ему путь к спасению.

— Опозорил! — старик неожиданно быстро оказался рядом с юношей. — Ославил на весь мир! Щенок! Пакостник! Недоросль! — каждое оскорбление сопровождалось звонкой оплеухой. — Сатисфакция! Немедленная сатисфакция! — силы Райского иссякли и он, закрыв лицо руками опустился на пол. Тело его сотрясали рыдания.

— Ну, ты что, кобель блудливый, наделал? — Коршиков стянул парик и теперь его голова напоминала огромную грушу с ёжиком жёстких волос на макушке. — Мало тебе, что о девке на каждом углу, как о бесприданнице болтают, так ты её ещё и распутницей решил выставить. Креста на тебе нет, каналья ты паршивая.

— Что здесь вообще происходит! — Рунский пришёл в себя и, несмотря на красноречивость ситуации, решил перейти в наступление. — Да я здесь случайно!

— Ага, и в исподнем ты случайно, выкормыш крысиный.

— Да по какому праву вы меня оскорбляете, граф?! И эти пощёчины! Несмотря на ваш возраст я могу потребовать удовлетворения!

— Сатисфакция, — простонал с пола Райский. — Немедленно.

— Погоди ты, Андрей Владимирович, — поморщился Коршиков. — Зачем такая честь паскуднику. Нашкодил — так и ответит, как козлище шкодливый. Вот что, ребята, — он повернулся к слугам, — возьмёте сейчас эту поганку, да через чёрный ход из дворца выведете, чтобы ни одна душа не приметила. Отвезёте его ко мне, да на конюшню, да плёточкой. От души, чтобы ни клочка живого, чтобы до кости. Опосля рассолом польёте, тем что поядрёнее. Да, чтобы не орал — рот соломой набейте. Как в себя придёт — рвите ему язык, на лоб клеймо, да тащите к дознавателям. Скажете, мол, словили беглого, хотел графа Коршикова спалить, когда тот в императорский дворец на приём уехал. Ясно? Да, а ты, щенок, не вздумай крик поднять. Мои ребята тебе как курёнку шею свернут.

— Сделаем, чай не впервой, — хмыкнул один из парней, хищным взглядом прощупывая князя.

— Вы не посмеете, — Рунский пятился, пока не упёрся в кровать, ноги его подкосились, и князь сел рядом со спящей Лизой. — Я дворянин.

— А хоть архиепископ, — пожал плечами граф. — Напакостил — ответь. Что по мне, так ты, вообще, недоразумение господне — больше ничего.

Князь, вернее дрожащее и всхлипывающее существо недавно прозывавшееся князем, смотрел на своих палачей круглыми переполненными страхом глазами. Парни, видя, что жертва парализована ужасом и вряд ли сделает что-либо для собственного спасения, даже если такой шанс выпадет, совершенно не торопились. Медленно с ухмылкой (не каждый день выпадает удовольствие поглумиться над барином. Да ещё над каким барином!) они подходили к постели.

Моя прежняя неприязнь улетучилась. Я искренне жалел мальчишку-пустозвона. В принципе, ничего страшного он и не совершил, просто обезьянничал, подражая старшим товарищам, подгонял себя под рамки принятые в высшем свете. А уж в истории с Лизой он, вообще не при чём. Розыгрыш Аманды из сомнительно забавного, перерос в жестокую месть. Должно быть у неё веские причины на подобную ненависть.

— Князёк тебя чем-то оскорбил или обидел? — поинтересовался я.

— Меня? — изумилась Аманда. — Да пусть только бы попробовал!

— К чему же тогда всё это. Граф-то не шутит.

— Конечно не шутит. Он старика Райского за первейшего друга почитает — отомстит, как за себя.

— Не понимаю. Зачем ты хочешь сгубить мальчишку?

— Гуло! Ты в театре при каждом действии выбегаешь на сцену и задаёшь вопросы режиссёру? Подожди! Ещё главная героиня не проснулась.

— Это не театр, а жизнь, — напомнил я.

— Тем более интересно. Не мешай, — отстранив меня таким образом, она снова шепнула какое-то заклятие.

Граф, тем временем, безуспешно пытался поднять на ноги своего приятеля. Парни вплотную подошли к князю.

— Ну, чё, барин, сам пойдёшь или помощь требуется?

— Куда ему самому идти, Фролка. Небось, все порты намочил с перепугу, если не похуже.

— Ну, тогда, хлопцы, возьмём-ка барина под белы ручки.

Суетящиеся старики, перепуганный юноша, ухмыляющиеся парни, никто не заметил, как проснулась Лиза. Ещё не отойдя ото сна (а так же от укуса вампирши и последующих забав) она приподнялась на локте и выглянула из-за плеча вцепившегося в постель князя. Парни невольно расступились. Она осматривала комнату, словно очутилась здесь первый раз (по сути дела, так и было — Аманда же обещала ей полное забвение их отношений), заметив полулежащего на коврах отца, помогающего ему графа, девушка вскочила на ноги.

— Папенька?! Что с тобой?! Как мы здесь…, — Лиза заметила наглые взгляды парней и свой приспущенный корсет. С визгом девушка нырнула под покрывало.

Её слова, свершили то, что уже несколько минут пытался сделать граф — Райский вскочил на ноги. С резвостью, поразительной для столь почтенного возраста он рванулся к постели, по ходу растолкав парней, и, скинув на пол невменяемого князя.

— Лизонька! — Андрей Владимирович застыл в шаге от обесчещенной, по его мнению, дочери. — Как же это?! Зачем?! Он принудил тебя?! Опоил чем-то?!

— Кто он? — девушка натянула покрывало до самого подбородка.

— Мерзавец Рунский!

— Князь? При чём тут князь?

— Лиза! Не лги! Заклинаю памятью матери — не лги! — в тоне старика появились суровые нотки.

Девушка тихо заплакала.

— Я ли не любил тебя?! Не лелеял?! Не тратил последние деньги на обучение и наряды?! И что в благодарность?! Позор на старости лет!

— Постой-ка, брат Андрей Владимирович, — Коршиков положил руку на плечо старика, — не кипятись. Бабу учи не учи, а коли в одном месте засвербит, что у холопки что у дворянки — мигом и учёность, и наряды слетят. Извини уж, брат, за прямоту. Баба, что твоя собачонка — поманит кто, приласкает — она и на спину опрокинется. Перезрела девка и ни её тут вина. Так уж Господом Богом положено. Я же тебе сколько раз говорил — подыскивай жениха — с приданным помогу. Разве же мы не приятели? Разве же твой батюшка в лихие времена моему не помог? Ты же заупрямился — не возьму чужих денег, не возьму чужих денег — вот теперь не девку вини, а гордыню свою.

— Да ни в деньгах дело, Данила Фёдорович, — со стоном вздохнул старик, — не по душе моей голубке женихи были. Я, говорит, папенька, не могу без любви, противно, а в сердце моём уже есть один человек. Либо его дождусь, либо в девках останусь. Я же, покойнице Дарье Филипповне, обещал дочку любить и ни в чём не неволить… Вот и дождался…

— Ну ты, брат, и выдал! Чтобы моя Сонька ещё и женихов себе выбирала! Ха! Она бы себе такого обормота выискала… Упаси, Господи! Постой-ка! А уж не по сему ли прохвосту твоя дочка сохла?

Все взоры обратились к притихшему у стены князю. Рунский оказался не таким уж глупцом, за которого я его посчитал при первом знакомстве. Ему выпал шанс, и он им воспользовался. Подобно заправскому регбисту, князь обошёл заслон парней и рухнул на колени у постели.

— Елизавета Андреевна, звезда моя, — затараторил он — лишь суровость родителей и их недовольство заставляли меня медлить. Но теперь, я не в силах больше молчать. И жизнь моя, и счастье, — в этом он, кстати, не кривил душой, — целиком в руках ваших. Сердце сгорает от страсти к вам. Умоляю о руке вашей и сердце. Будьте моей женой — княгиней Рунской!