Страница 9 из 15
Константин, который после удачного диспута с иконоборцами получил прозвище «Философ», сохранил с Фотием отличные отношения и продолжал обсуждать с ним философские и богословские проблемы, тем более что будущий патриарх, занимая важнейшую государственную должность, имел свою частную школу, где занимался и преподаванием, и научными изысканиями. Как пишет Иван Малышевский, «молодой и старый профессор, вероятно, оказывали и взаимные услуги в общем деле, скреплявшие их дружбу».
Миссия в халифате
В 851 г. в Константинополь прибыло посольство мусульман, чтобы передать императору вызов на своеобразную богословскую дуэль. Житие святого Константина так описывает этот эпизод: «…агаряне, называемые сарацинами, возвели хулу на божественное единство Святой Троицы, говоря: «Как вы, христиане, думая, что Бог един, разделяете его опять на три части, говоря, что есть Отец и Сын и Святой Дух? Если можете рассказать точно, пошлите людей, которые бы смогли говорить об этом и переспорить нас». Было же тогда Философу двадцать четыре года. Собрал царь собор, призвал его и сказал ему: «Слышал ли ты, философ, что говорят скверные агаряне о нашей вере? Так как ты Святой Троицы слуга и ученик, то пойди, противься им. И Бог, свершитель всякого дела, в Троице славимый Отец и Сын и Святой Дух, да подаст тебе благодать и силу в словах, и явит тебя как нового Давида на Голиафа с тремя камнями, и победившим возвратит тебя к нам, сподобив небесному царству». Услышав это, отвечал Философ: «С радостью пойду за христианскую веру. Что для меня слаще на этом свете, чем за Святую Троицу и жить и умереть». И приставив к нему асикрета[40] Георгия, послали их в путь».
Иван Малышевский указывает на то, что «Житие не говорит, из какого места прибыло посольство. Обыкновеннее полагают, что посольство было от областного эмира г. Милитены, что в Малой Армении, тогда подвластной багдадскому калифу. Нет прямых оснований для такого мнения, составляющего только догадку. Есть другое, кажущееся нам более вероятным мнение, что посольство было от самого калифа или амирмумны, как титуловался калиф в качестве верховного владыки и главы правоверных (мусульман). Сарацины Багдадского калифата были грозными врагами Византийской империи и весьма часто гонителями христиан в пределах халифата, мучителями и тех, которые попадали в плен к ним во время войн с империей. Но вместе багдадские калифы были покровителями наук и искусств, ревнителями образования и для того собирали к своему двору и ученых христиан из греков и огреченных сирийцев, думая возвыситься над христианской империей и самим образованием, возвысить им мусульманство над христианством. К величайшему сожалению, иконоборческие гонения в империи поощряли их в таких притязаниях, предоставляя печальную картину религиозных несогласий в империи, какую с другой стороны представляло старое сектантство среди христиан в пределах халифата. С указанным характером представляются отношения сарацин Багдадского халифата к Византийской империи и христианству особенно ко времени знаменитого Гарун-аль-Рашида (786–808), переходя и на время византийских императоров Амморейской династии, третьим и последним представителем которой был Михаил III[41], современник Константина. Гарун-аль-Рашид, известный своими сношениями с Карлом Великим, был в сношениях и с византийским императором Никифором, который посылал к нему послом Михаила епископа синнадского. Покровительствуя наукам, он желал иметь на службе образованных христиан, но нередко принуждал их к исламу и казнил твердых в вере. Преемник его Аль-Мамун (813–833) приглашал к себе из Царьграда известного нам Льва Философа (будущего учителя Константина), которого однако, не отпустил император Феофил. Сперва довольно благосклонный к христианам, он потом преследовал их по возбуждению мусульманских фанатиков. Известные при Аль-Мамуне споры их о том, сотворен или не сотворен алкоран, показывают и их охоту к религиозным спорам и высокое мнение о своем коране. Преемник его Муттасал Белла (833–842) завоевал родину императорской династии Амморию во Фригии, избил жителей и солдат, а пленных офицеров и генералов в числе 42 увел в Багдад, по другим известиям в Касамару на Евфрате, где заключил их в тюрьмы, подсылал к ним ученых мусульман для совращения в ислам. Но все они оставались тверды в вере, семь лет томились в тюрьме и были замучены 6 марта 845 г., при его преемнике Гарун аль-Ватеке (842–847). Легче стало христианам при следующем калифе Джафар-аль-Муттаваккиле (847–861). Он был в сношениях с императором Михаилом, которые вел именно Фотий, в качестве государственного секретаря. Христиане при этом калифе появились на важнейших должностях в государстве… Но это раздражало мусульман, и фанатики ислама грозили калифу гневом Божиим. Калиф принужден был уступить. Христианам запрещено занимать общественные должности, совершать (общественные) священные обряды, показывать кресты и т. п., взималась двойная подать с их домов, на которых, для большего отличия, ставились изображения богов. В пору этого-то возбуждения мусульманского фанатизма прислано из калифата посольство в Царьград с вызовом на прение о вере…И снарядили Константина к сарацинам, приставив спутником к нему Георгия асикрита, т. е. чиновника от государственного секретаря. Житие не напрасно отмечает, что философу в эту пору было двадцать четыре года. Выбор двадцатичетырехлетнего философа на столь важную и опасную миссию показывает, какое уже высокое понятие имели о нем в царском совете. Далее, житие, по византийскому обычаю, представляет говорящим и действующим на совете царя. Конечно, он здесь был, говорил. Но этот император был еще только двенадцатилетним, и, следовательно, именем его действовали другие. Если этими другими могли быть императрица мать Феодора, Феоктист, Варда, то несомненно был и Фотий, как государственный секретарь, ведавший дипломатическими сношениями. Он-то, конечно, напутствовал его советами и дал ему спутника из своего секретариата»[42].
Прибыв в некий город (это могла быть как Милитена, так и Багдад), названия которого летопись не указывает, Константин увидел, что на дверях домов, принадлежащих христианам, нарисованы знаки, названные Житием демоническими: «…на дверях у всех христиан образы демонские были нарисованы для позора и поругания. И спросили агаряне Философа, говоря: «Можешь ли понять, философ, что это значит?» Он же отвечал: «Демонские образы вижу и не сомневаюсь, что здесь внутри живут христиане. Они же не могут жить с ними и бегут вон. А где такого знака нет снаружи, то с теми там внутри»».
Дальнейшие диспуты, судя по Житию, проходили в том же ключе витиеватой восточной застольной беседы, так что стороны соревновались скорее в острословии, а не в богословии. Намекая как на недавнее иконоборчество в империи, так и на различные христианские секты, приверженцы которых часто находили убежище на Востоке, мусульманские мудрецы («люди мудрые и книжные, обученные многим премудростям, и астрономии и прочим наукам», как охарактеризовало их Житие) пытались «уловить» молодого философа:
«Не чудное ли дело, – говорили они, – что пророк наш Магомет принес нам доброе учение от Бога и обратил многих людей, которые все держатся крепко его закона и ни в чем его не преступают? Вы же, христиане, содержание законов Христовых веруете один так, другой иначе, и каждый творит, что ему угодно: так много между вами разногласий в вере и в образе жизни, и есть между вами называющиеся иноками, которые уставили себе особенное житие и носят черные одежды, а между тем все именуются христианами».
Блаженный Константин отвечал: «Два различных предложили вы мне вопроса: о вере христианской в Бога и о законе Христовом, на деле исполняемом, говоря, что неодинаково веруют и живут называющие себя христианами. Ответствую сперва о вере: Бог наш есть как бы пучина морская, широты и глубины безмерной, непостижимый умом и неизреченный глаголами человеческими, как о нем сказал пророк Исайя: «Род его кто изъяснит?» (Ис. 53, 8), и святой учитель апостол Павел взывает: «О, бездна богатства и премудрости и ведения Божия! Как непостижимы судьбы Его и неисследимы пути Его!» (Рим. 11, 33). В эту пучину многие входят, старающиеся взыскать Бога; те, которые сильны умом и приемлют помощь от самого Господа, безбедно плавают по сему морю непостижимости Божией и обретают себе богатство разума и спасения; но слабые умом, по своей самонадеянности лишившиеся помощи Божией, как бы в гнилых кораблях покушаются переплыть эту пучину и, не в силах будучи, одни потопляются, впадая в ересь и заблуждения, другие же с трудом едва дышат, волнуемые сомнением и изнемогая леностью душевною. Ваша же вера и закон никакого не имеют неудобства и не морю подобны, но как малый поток, который может без всякого труда перескочить всякий, и малый и великий, ибо нет в законе вашем чего-либо божественного и боговдохновенного, но только обычаи человеческие и плотское мудрование. Не положил вам, законодавец ваш, какую-либо неудобоносимую заповедь и не удержал вас от гнева и от похоти бесчинной, но наипаче все вам попустил, вовлекая вас в пропасть, посему и держитесь вы единомысленно закона, по вашим похотям вам данного. Не так Спаситель наш, Христос; не внизу лежащее возводит вверх, верою и добродетелью наставляя человеков, будучи сам творец всяческих: между небесным и земным создал Он человека, который словом и разумом возвышается над скотами, а своим гневом и похотью поставляет себя ниже ангелов. Кто из человеков к чему стремится и приближается, того бывает и причастник, вышних ли или дольных, ибо самовластным сотворил Бог человека и не по нужде, но произволением нашим спасаемся. Закон же Христов не иной есть, как тот, который некогда дан был Моисею на Синае, ибо не пришел Господь разорить закон, но исполнить и, возводя нас к совершенству, дает нам совет чистого жития, хранения девства и иных изрядных добродетелей к лучшему богоугождению, путем тесным и прискорбным вводя нас в жизнь и взывая нам: «Кто может вместить, да вместит» (Мф. 19, 12). Посему и верующие в него христиане одни удобнейшим путем шествуют в честном супружестве, другие же ангельскому ревнуют жительству»»[43].
40
Асинкрит («Несравненный») (Рим. XVI, 14) – один из 70 апостолов, приветствуемый ап. Павлом в Послании к Римлянам. По преданию, был епископом в Гиркании Асийской. Память 4 января и 8 апреля. Впоследствии – личное имя и производная от него фамилия Асинкритов. Но Малышевский считает, что асинкрит – чиновник: «… приставив спутником к нему Георгия асикрита, т. е. чиновника от государственного секретаря».
41
Сам византийский император являл собой не менее прискорбную картину, о которой не упоминают церковные писатели, но сообщают светские хронисты: «В историографической традиции Византии Михаил представлен как распутный тиран, с прозвищем «Пьяница». По свидетельству Симеона Метафраста, за столом в пьяной компании товарищи его пиршеств состязались в бесчинствах, а царь любовался этим и выдавал награду до ста золотых монет самому грязному развратнику, который умел испускать ветры с такой силой, что мог потушить свечу на столе… К матери Михаил относился без уважения. Как-то он сообщил императрице, что ее ожидает патриарх. Когда она прибыла в указанную залу, то увидела на патриаршем престоле закутанную с ног до головы в священные одежды фигуру. Феодора, не подозревая об обмане, подошла испросить благословения, и переодетый Грилл, вскочив, показал августе зад и испустил зловонный грохот. Михаил, наблюдая ужас и обиду матери, от души потешался. Обо всем этом, без сомнения, знали в халифате.
42
Малышевский И. Святые Кирилл и Мефодий. Киев, 1886.
43
Муравьев А.Н. Житие преподобных Кирилла и Мефодия, просветителей славян.