Omniphobia

Да. Пожалуй, пойдём домой.

Ведь там осталась эта мразь, лишившая меня брата.

Alea iacta est (лат.) - Жребий брошен (известное многим изречение Гая Юлия Цезаря (100 - 44 гг. до н.э.), произнесённое им при переходе его войск через реку Рубикон. В оригинале было сказано на древнегреческом языке и означало не то, что решение принято, а только готовность к рискованному предприятию. Посему более верен всё же вариант "alea iacta esto (Жребий должен быть брошен)". Но более распространён всё же первый вариант).

========== 4. Don't leave me... ==========

Весна 1912 года. Лондон, Великобритания.

Над Лондоном нависали тяжёлые свинцовые тучи. Казалось, что они вот-вот рухнут на крыши домов. Небо своим массивом давило на прекрасную столицу Великобритании и леди и джентльменов, имевших счастье в нём жить. Лондонцы хмурились и смотрели на серость в вышине, ожидая очередного сильного ливня.

Журналисту казалось, что небо свалилось именно на его многострадальную голову и сейчас отдаёт молотом в висках – он ехал в кэбе и потирал лоб, чтобы хоть немного убавить звенящее чувство в голове. Маленькие молоточки-тревожные мысли отбивали частую дробь по его черепной коробке, а звонкие колокольчики волнения играли какую-то печальную мелодию в груди, похожую, скорее, на похоронный марш. Молодой человек отослал небу проклятье за то, что даже в больном состоянии его голова умудрялась выдавать такие громоздкие эпитеты.

Кэбмен уже привычной дорогой вёз его к дому, в котором жил Инглиш. Американец волновался за него. Как он? Жив ли? Юноша зачастил с визитами к своему хорошему другу, стараясь любыми силами поддержать Джейкоба, как-то помочь ему. Но всё, чего он добивался, это отрывистые беседы на крыльце дома. Внимательный журналист замечал, что с каждым разом Джейк становился всё измождённей, а его зелёные глаза, что до этого чуть ли не светились изнутри, сейчас стали тусклыми и отрешёнными. Иногда молодой человек даже сомневался, находится ли Инглиш в их мире, или его затягивает куда-то глубоко в пучину, которая хуже даже преисподней.

В таких тяжёлых размышлениях американец постучал в дверь, напоследок кинув взгляд на окончательно засохшие розовые кусты. Не хотелось бы ему, чтобы его друг также засох вслед за ними. Открыли ему лишь на повторный стук в дверь.

Инглиш стоял на пороге бледный и замученный, а в его глазах плясали отголоски недавно пережитой паники. Поначалу он даже не узнал журналиста, но затем вопрос во взгляде сменился благодарностью – будто молодой человек стуком умудрился вытянуть путешественника из какой-то опасной авантюры.

Рад видеть тебя в живых, - выдавив из себя жалкое подобие улыбки негромко проговорил англичанин.

Ничего себе формулировочка.

Собирайся, и пошли, - отрывисто и твёрдо сказал журналист.

О чём ты? Ты же знаешь – я не хочу выходить из дому, - путешественник помрачнел. - Не после того, что случилось.

Прошу, друг мой, сделай для меня исключение. Я хочу сказать тебе нечто очень важное и я не хочу, чтобы ты при этом находился в стенах этого дома.

Журналиста подмывало сжечь эту мерзость, что отравляла Джейкобу жизнь, в камине, а золу развеять по ветру, лишь бы она отстала от его лучшего друга.

Инглиш некоторое время колебался, но затем, коротко выдохнув, взял с вешалки пальто и накинул на плечи.

Надеюсь, это и правда очень важно. Я сделаю это только ради тебя, приятель.

Благодарю, - журналист начал спускаться с крыльца. Джейк направился за ним, предварительно закрыв парадную дверь на ключ.

Так и в честь чего ты вытянул меня из дома? – Инглиш с любопытством взглянул на молчавшего друга.

Поехали прочь от этого дома, - американец поймал кэб. - Мне становится плохо возле него. В кэбе всё и объясню.

Голова всё ещё невыносимо болела, и почему-то молодой человек и в этом винил не тяжёлые тучи над головой, а чертовщину, которая, казалось, теперь тенью кралась за Джейком.

Стук копыт по булыжникам и тот факт, что они всё отдалялись от проклятого дома, немного успокоили волнение внутри американца, и он, наконец, начал говорить:

Инглиш, ты стал совсем нелюдим в последнее время. А ведь я думал, что ты боишься одиночества.

Я и сейчас его боюсь. Я держусь-то лишь на том, что ты нет-нет да навещаешь меня, - негромко протянул приключенец.

Боюсь, что я не смогу больше тебя навещать, - мрачно проговорил журналист.

Поймав на себе удивлённый взгляд, он продолжил:

Инглиш, скажи - ты слышал что-нибудь о Титанике?

Конечно, слышал. Он же совсем скоро отправится в путь до берегов Соединённых Штатов.

Моё начальство хочет отправить меня обратно в Штаты на этом корабле. Чтобы затем наша газета смогла выпустить и в Америке, и в Британии красочную статью про путешествие на этой живой легенде. Но я ещё могу отказаться, если выяснится, что мне есть где ночевать. Моё пребывание в отеле, пусть и самом дешёвом, дороговато обходится и мне, и газете. И я подумал – может, ты приютишь меня, Инглиш? Вместе мы бы смогли…

Езжай, - резко оборвал монолог журналиста помрачневший Инглиш. - Так будет лучше для нас обоих. Ты будешь в безопасности, а мне не нужно будет беспокоиться за тебя. К тому же Титаник – корабль класса люкс. Я с радостью прочитаю твою статью о нём. Если, конечно, - на этом моменте выходец Итона нервно хохотнул, - доживу до этого времени.

Инглиш, не говори так, - журналист нахмурился. - Я же с ума сойду, если не буду знать, что с тобой творится, друг. И нас будет разделять огромный океан – как ты не понимаешь?

Ну и хорошо, что будет разделять. Может, туда Её чары не доберутся, - всё так же мрачно и негромко говорил путешественник.

Но я сам не могу так тебя бросить! Пожалуйста, друг, приюти меня у себя, – гнул своё американец.

А я не могу позволить тебе остаться, да и к тому же жить у меня, - зелёные глаза пугающе недобро блеснули. По телу журналиста даже пробежались мурашки от этого взгляда. - Я не хочу, чтобы ты погиб, понимаешь?

Я буду считать себя последним подлецом, если убегу за Океан, - настаивал молодой человек.

Прошу, уезжай, - Инглиш опустил голову. - Не заставляй меня гнать тебя пинками.

Приятель, но ты нуждаешься в помощи! И только я один во всём Лондоне не считаю тебя сумасшедшим.

А может, - Джейкоб вновь коротко и нервно хохотнул, - я и правда сошёл с ума… – а затем он отрезал. - Уходи, друг.

Инглиш, ты не сумасшедший. И я не уйду, - журналист хлопнул рукой по дверце кэба. - Всё время, что я тебя знаю ты держался за друзей и родных. И говорил, что не можешь без нас. А сейчас ты гонишь меня, хотя я готов тебе помочь. Получается, что ты лгал?

Остановите кэб, - обратился к кэбмену Инглиш. - Я схожу, друг. А ты езжай за билетом на Титаник. Удачного тебе плаванья.

Кэб остановился у обочины, и Джейк поднялся, чтобы спрыгнуть вниз. Но американец, вскочив на ноги, не дал ему это сделать ухватив за руку. Путешественник начал вырывать руку, но журналист твёрдо намеревался не выпускать своего приятеля.

Как же мне это надоело, - прорычал вдруг Инглиш и, ухватив американца за лацкан пиджака, вышвырнул его из кэба.

Журналист вздрогнул, ощутив непривычную силу в руках путешественника, и вылетел на обочину. Джейк ловко спрыгнул следом и вновь схватил своего друга за лацкан. Кэб двинулся с места.

Вы, американцы, думаете, что всё знаете лучше нас! Ничего – англичане тоже бывают упрямыми, - прорычал Джейкоб и, не дав своему другу опомниться, вновь сильно толкнул его.

И журналист бы удержался на месте, если бы не почувствовал, что что-то или кто-то потянул его назад – на мостовую. Как будто дёрнули за нити.

После глухого удара спиной о булыжники, американец коротко выдохнул, но вдруг услышал напуганное ржание лошади. Когда он открыл глаза, то увидел летящее в его голову подкованное копыто. Кажется, он напугал лошадь своим резким падением.