Страница 2 из 14
Артёму, правда, туфли не понравились, о чём и не преминул он во взятой паузе заметить: «И здесь ещё зависит от выбора вашей обуви: она должна быть такой, чтобы не сковывать движений стопы».
Да ладно, маэстро! Мне и так удобно! На лучшие всё равно денег не было.
«Стоя на зеркало», мы старательно гнули стопы в основных, опять, шагах ча-ча-ча…
– С них начинается всё, поэтому и уделяем каждый раз им такое внимание. Научитесь правильно их делать, и потом, поверьте, перед вами откроется такое количество вариантов!..
Мы верили. Мы старались. Получалось пока что неважнецки – у меня, во всяком случае. И от невнятного кривлянья ног своих, что беспристрастно зеркало отображало, так искренне, видимо, лицом я кривился, что та красивая светловолосая девушка остановилась наконец, не в силах сдерживать больше приступы беззвучного смеха. Ну, хоть людей повеселил!
– Теперь изучим «алеману». Встаём друг против друга – партнёры на партнёрш. Партнёрам, как всегда, «халява»… Слава Богу!
– Делая вот этот шаг, они остаются на месте, поднимая левую руку, под которой и совершает кружение партнёрша…
Ничего себе – халява: это ж ещё запомнить и повторить надо!
– Девушки, смотрим вашу партию…
Наши красавицы кружились напротив, и у меня была возможность любоваться достойной среди других достойных – своей партнёршей. Она была великолепна! Не будь даже так плавны и пластичны её движения и изящны линии тела её – всё равно: она была лучшей! Для меня. Всегда.
– Хорошо! Давайте попробуем сделать это в парах.
В парах («Ча-ча, раз, два, три!»), с Любой, у нас получа – ча, раз, два, три! – лось хорошо: ведь со мной была она! Я отпускал Любовь в круженье алеманы, и точкой притяжения в этот миг были лишь едва соприкасавшиеся наши ладони – моей левой, и правой её рук: здесь замыкался импульс. Влекомая им, моя партнёрша возвращалась через мгновение, и правая моя рука бережно подхватывала податливый гибкий стан.
Всё возвращается на круги своя… Но – в одну реку два раза не войдёшь: вода течёт… А при ста градусах вода кипит!
Плавное – и логичное! – течение моих мыслей под музыку свернул Артём, закончивший на этом головокружительное наше занятие.
Хотел так просто от Гаврилы отделаться! Куда там! Нет – никаких сомнений на свой счёт у меня не было, да и быть не могло: откуда, спрашивается, им взяться?.. Однако развеять их стоило.
– Скажите, Артём, – скоренько одевшись и поджидая Любу, опёрся о стойку руками я, – мне, вообще, стоит заниматься? Ну, то есть, я не…
Не успел даже «безнадёжен» произнести – так резко и раздражённо оборвал меня маэстро.
– Этот вопрос, – безоговорочно сворачивал мои сантименты Артём, явно уходя от дальнейшего рассусоливания, – задаёт мне каждый! Занимайтесь, работайте, и всё придёт! Так, ну что – встаём?..
Семичасовая группа готовно – «на бодрячке» – выходила на паркет.
– Мне сегодня сюда, – ладонью означила направленье, противоположное генеральному, Люба.
Пойдём! – согласился я, готовый идти сейчас с ней на все четыре стороны света, тем более, что…
– Мне как раз надо в эту сторону – к другу зайти: они сейчас в «Клевере» целый этаж отделывают.
– Серёжа тоже, – кивнула Люба, – подрабатывать в магазин устроился – в «Бомбу». Пойду к нему.
Серёга в этом смысле был молодец! Да и хорошо ему было на стороне подрабатывать – сутки через трое, в наряд суточный заступая, Родине он служил. Вот и умудрялся при случае, и по желанию своему, находить в магазинах работёнку грузчика, либо теперь даже охранника. Непыльную и без головной боли: ни камень тебе резать не надо, ни выдумывать творчески чего-то, ни за результат конечный – футбольное поле по сантиметру! – отвечать. Красота! Честное слово – я ему завидовал!
Все при работе были, все делом занимались, один я… Танцами страдал.
– Парень, к которому сейчас иду, это единственный, на Ушакова обретённый друг. Он мне здорово там помогал. Отделочник. Теперь. А до этого… Э-э… Немало времени провёл в местах не столь отдалённых. Такие вот перипетии.
Бросив непонимающий взгляд, Люба неодобрительно повела бровью.
– Да нет, Любаш, просто, понимаешь, он очень грамотен во всех этих устоях… Со всеми телохранителями тамошними, бандюкующими, да и во всём том ужатнике – не знаю бы, как без его помощи разобрался. А заходило там порой далековато… А Татьяна – наивная! – на них юриста хотела нанимать!
– Ну, – качнула головой Люба, – с такими людьми так дела не решаются.
– Накажут…
– Да ещё как накажут!
Уж вам, Любовь Васильевна, конечно, лучше знать!
Улица была наполнена светом реклам и витрин и почти пуста от людей – час «пик» уже минул, час потехи полуночных лоботрясов ещё не наступил. И всё это: разноцветье и беззаботье, Люба, идущая рядом со мной, – было так сказочно – прекрасно, хрупко, тревожно в своей беззащитности пред той тяжёлой и мрачной реальностью, что твёрдо и могуче высилась каменным замком, хоть и в другой стороне города, но отнюдь не так уж далеко.
А Слава там, на Ушакова, действительно проявил себя однажды. Героем – без купюр! Или, вернее, «без базара». Первым моим тамошним летом сидели они, чаёвничали душевно: и Слава с Олежкой – вместе они ещё тогда работали, и Лёша-с-Витей, и отец хозяина, Степанович, именовавший сына не иначе как «заказчиком» и подряжавшийся на посильную в строительстве дома помощь. Он только что привёз полдюжины мешков клея в багажнике шестисотого «Мерседеса», ну и присел «с пацанами» чайку, за панибрата, хлебнуть. Всю жизнь он шоферил, а вот теперь стал отцом олигарха. «Ну а что, – говорил мне Слава, – вырастил хорошего сына!» Досужая болтовня за строительным, заменяющим стол козликом в тот раз перекати-полем доползла до одиозной фигуры Миши – телохранителя хозяйского. Тут и замерла – в страхе. Потому как у самого Миши разговор был короткий: «В лес, в лес – всех в лес!» Степанович здесь высказался, что имеет право – как на придомовой территории, так и внутри строения – Миша стрелять, и даже без предупреждения: он же охранник, и лицензия у него есть! На что Слава, давясь своей любимой халвой вприкуску с пряником, схохмил: пусть, мол, лучше в бетономешалку, пока её со дня на день не увезли, Миша запрыгивает, а то потом, на ходу догоняя, сложнее ему это проделать будет.
Неведомо зачем, но Степанович, бывший со Славой по особым «корешам» и даже наколку на руке имеющий («Да, это – по малолетке, скорее всего, выколол», – объяснял мне её происхождение знающий Славян), Мише всё передал слово в слово. Слава потом говорил: «Да специально – чтоб показать Мише, какой он муфлон». И на следующий день, едва войдя с шефом на территорию, гроза морей и океанов – а главное, лесов! – опрометью вбежал на второй этаж.
– Этот вот, этот! – подзуживал поспешавший сзади папашка.
– Ты!.. – остановился в дверях комнаты телохранитель.
Не выпуская из рук шпателя с жирным, как сметана, слоем шпаклёвки, Слава неспешно обернулся.
Долгую секунду они смотрели друг другу в глаза. Слава – с едва заметной, непременной в таких ситуациях (профессиональной?) своей ухмылкой.
– А ты знаешь, – краснея, надувался грудью Миша, – как из бетономешалки пальцы выковыривают?
Слава степенно кивнул.
– Хорошо, – сдувался на выдохе, только ещё зло щурился телохранитель, – что мы оба об этом знаем!
Да чего ж хорошего? Разве только, что Славу он теперь обходил, по возможности, сторонкой, а если и приходилось столкнуться нос к носу, то пожимал тому руку крепко и наскоро – никто чтоб особо момента не запечатлел. Впрочем, Слава достаточно скоро отсюда ушёл: на фига ему такие пряники? Олежку, снюхавшегося тогда с появившимся Костиком, за себя оставив. Ушёл в ремонт своей квартиры – с головой. «А он – как линия горизонта: сколько ни иди, край всё там же». Только по случаю теперь Слава на Ушакова и приезжал, да и то – поздним вечером: пару-тройку мешочков шпаклёвки и клея, по старой памяти, в микроавтобус свой забросить. Чтоб ремонт домашний всё-таки продвигался. Не разорится, чай, заказчик!