Страница 2 из 10
– Не-нет. Я жила здесь. Но давно…
– Москва в последнее время похорошела, стала красивой… Мэр старается. Парк отстроил «Зарядье», слышали, наверное? Сходите непременно, как только появится свободное время. У меня сын был: красота, говорит.
Екатерина хотела сказать, что наряду с помпезным градостроительством в последние годы сносят старые уютные особнячки и здания. Сносят тихо и незаметно. Воровато. Под видом того, что они не представляют собой никакой исторической ценности. Сначала здание обносят декорациями, якобы ставят на ремонт, а потом их убирают. Она читала об этом в Интернете.
– А вы откуда?
– Из Нью-Йорка!
– А, – шофер повертел головой и умолк.
Машина притормозила около старого особняка в одном из московских переулков, Екатерина машинально посмотрела на часы. Около двух часов ночи. Как странно, она столько времени не отдыхала, но спать ей совсем не хочется!
Шофер помог выгрузить вещи из машины, и она посмотрела, как он отъезжает, освещая фарами то одну, то другую часть маленького дворика.
«Вот я и в Москве», – с непонятной грустью подумала она.
Знал бы папа!
В квартире, которую она открыла ключом, стояла тишина. Включив свет в коридоре, молодая женщина стояла и какое-то время молчала, охваченная воспоминаниями. Это была квартира, в которой они когда-то жили, потом, когда они уехали, в ней поселилась дальняя родственница. Они не продали эту квартиру, хотя целесообразнее было это сделать, но что-то останавливало семью от этого шага.
Правда, теперь после смерти родителей, она могла бы сделать это. Но вместо продажи Катя попросила родственницу освободить квартиру во время ее приезда. Ключ лежал в банке с гвоздями, которая, в свою очередь, стояла в картонной коробке слева от входной двери.
В прихожей все было по-другому, не так, как в детстве: старую мебель выкинули, заменив современной: длинный шкаф-купе, зеркало, постеры в рамах.
Екатерина сняла пальто и положила его на табурет. Раздевшись, она прошла на кухню. Здесь ее тоже ждало разочарование – вместо кухонного гарнитура в мелкий цветочек блестела серебристо-белая стенка. Женщина развернулась и, как сомнамбула, пошла в комнаты, обходя их по очереди.
Трехкомнатная квартира состояла из спальни родителей, собственной комнаты и гостиной.
Настоящий сюрприз ждал ее в спальне. Там ничего не изменилось. Все та же кровать родителей, гардероб, стулья с высокими спинками. Мамино трюмо.
А вот ее комната полностью изменилась, она не могла бы здесь найти следов собственного детства, как ни старайся. Может, оно и к лучшему?
Екатерина нахмурилась.
В гостиной из прежней обстановки было пианино, сервант с посудой, два кресла. Все остальное – принадлежало новым жильцам. В том числе плазменный телевизор, контрастировавший с несовременной мебелью.
В мечтах Екатерина иногда представляла себе, как она приедет в Москву, но здесь она растерялась. Ей казалось, что она должна испытывать ностальгию по прошлому, но ничего этого не было. Время стерло все следы сентиментальности, оставив только воспоминания, но без слез и грусти.
Попив чай и съев мюсли с орехами, она легла спать в родительской кровати. Предварительно она нашла в шкафу выстиранное белье и перестелила кровать.
Ночью проснулась, снился сон, странный до невозможности: бродяга в лохмотьях, пески, хриплый голос: «Вар-рава».
К чему? Она стиснула зубы и зарылась лицом в подушку.
Утро началось со звонка.
– Привет! – услышала она знакомый голос. – Прилетела, моя ласточка?
– Да, все нормально.
– Мог бы тебя встретить, вчера я говорил тебе уже об этом.
– Не стоит, я нормально доехала. Но спасибо за беспокойство, Константин Петрович.
– Не за что, – в голосе мужчины звучала досада. – Никакого беспокойства, даже сама мысль об этом – ерунда. Где и когда встречаемся?
– Я сейчас завтракаю, и можем встретиться в Терлецком парке. У входа.
– Подальше от любопытных глаз? – хмыкнули на том конце провода. – Все правильно: уроки жизни не прошли для тебя даром.
Екатерина вздохнула: о, сколько раз она говорила сама себе: как хорошо, если бы у нее было нормальное детство, как у всех людей, без этих самых «уроков», которые, по мнению современных психологов – закаляют личность. Красивая фраза «все, что нас не убивает, делает нас сильнее» всего лишь слова, имеющие к жизни весьма косвенное отношение.
За завтраком она прислушивалась, как тоненько жужжит кофемолка, этот звук успокаивал. Екатерина привыкла пить по утрам крепкий кофе с молоком, при этом молока она наливала примерно два пальца и клала один кусок сахара, считая, что подслащенный кофе убивает его вкус. В холодильнике была еда, как ее и предупредила родственница.
За окном плескалась золотая осень, она подумала, что надо перестать трусить. А встать и пойти навстречу неизбежному…
Она не знала, как одеться, женщина привыкла к мягкой нью-йоркской погоде, а здесь климат был более суровым, резким, хотя солнце светило ярко, и дождевых тучек на горизонте не просматривалось.
«Унылая пора, очей очарованье! Приятна мне твоя прощальная краса…»
Пушкина любили и часто цитировали в их доме. Родители страшно боялись, что она забудет русскую речь. Разговоры в доме велись на родном языке, они читали и перечитывали русскую классику. Любимыми поэтами были Пушкин, Тютчев, Гумилев, а писателями – Достоевский и Булгаков.
Булгакова любили особенно. «Мастер и Маргарита» была настольной книгой. Мать и отец любили читать из нее отрывки вслух.
Катя столько раз слушала эту книгу, что знала почти наизусть. Ее охватывало волнение и торжественность, когда мама звучным красивым голосом начинала: «Однажды весною в час небывало жаркого заката, в Москве, на Патриарших прудах, появились два гражданина…»
Это было как начало странного и волнующего приключения, которое не заканчивалось с последними страницами, а продолжалось дальше, даже когда герои уходили в вечность, по мостику через ручей по направлению к дому, обвитому виноградом.
Катя понимала, что в ее воображении все еще живо, и, более того, время и повествование поворачиваются вспять, и она снова оказывается на той самой скамейке на Патриарших, с которой все и начиналось.
Герои книги: и свита Воланда, и сам Владыка Преисподней, обольстительный и недоступный, и незадачливый Иванушка Бездомный, страдающая Маргарита, Мастер – человек трагической судьбы и излома, – все были для нее родными и живыми.
Вымыв за собой посуду, она прошла в спальню и раскрыла рюкзак.
Темно-серая водолазка и черные брюки. Сверху кожаная куртка светло-шоколадного оттенка. Длинные волосы она скрутила в пучок и заколола заколкой. Краситься не стала, только припудрилась и нанесла блеск для губ.
«Все будет хорошо», – сказала она своему отражению.
И в довершение облика – темные очки, скрывающие ее от мира.
Константина Петровича она увидела прогуливающимся на дорожке и одетым в спортивную куртку и темно-синие джинсы.
Она помахала ему рукой. А подойдя ближе – чмокнула в щеку.
– Привет! Привет! – сказал он, окинув ее быстрым взглядом. – Похудела. На два-три килограмма. Когда я был у вас в гостях пять лет назад, ты была полнее.
– От вас ничего не скроется, – рассмеялась она и сняла темные очки.
– Стараюсь не терять проницательности, особенно по отношению к молодым девушкам, – улыбнулся он. – Рад, что ты здесь.
– Взаимно.
– Погода стоит невероятная. Сто лет не было такой осени, – воскликнул он. – Я, как старый пес, наслаждаюсь каждым мгновением.
– Почему пес?
– Потому что обострены все чувства.
Она задержала дыхание, а потом резко выдохнула.
– Неудача на любовном фронте? Поверь, он не стоит твоих слез.
– Какая хорошая и стандартная фраза для психолога, – съязвила она. – Для тех, кто берет по триста долларов за сеанс.